Поцелованный богом - Лариса Соболева

– Так дите полечить, воно криком кричало. Три раза приходила...

– Она в хате одна оставалась или с вами все время была?

– Ни, я шепчу, када никого нема. Я с дитем до себе уходила, а Милька тут була.

Милька вышла замуж за Кондрата, родила девку, как здесь называли младенцев женского пола (а мальчиков – казаками). До этого она не раз тайно травила плод при помощи местной акушерки, судачили, и от Назара тоже. Что, если Милька украла револьвер от злости на бывшего любовника? Но не сама же она стреляла! А ее муж? В темноте его можно спутать с Назаром. А какие у него причины? Во-первых, Кондрат сильно пострадал, когда изымались излишки, он из зажиточных. Во-вторых, Мильку он любит, ревнует ко всем, бьет за прошлые грехи. Что, если он вынудил жену украсть револьвер, застрелил Костюшко с Мясищевым, а оружие подкинул? Таким образом Кондрат расправился с любовником жены, чтоб она вновь не спуталась с ним...

– Мамаша, послезавтра я еду в Краснодар, – заявила Катя.

– Ой, це ж далеко...

– Доберусь. А вы уж с Захаркой одна управляйтесь.

Катя ушла спать, а мамаша кинулась к иконам:

– Никола Угодник, рано мени помирать. Ты уж поспособствуй...

В Краснодар Катю привез дед Матвей, он для доброго дела лошадь не пожалел, но и о своей выгоде подумал. В городе-то легче достать товары, а ему нужен был новый серп, гвозди, хомут, деготь, а повезет, так и проволоки купит. Не за деньги. Кому они нужны – деньги? А за продукты. Натуральный обмен продолжал оставаться единственным надежным средством при товарообороте. Ехали день целый, к вечеру добрались, а где ночевать? Телегу поставили в людном месте у вокзала, в ней и заночевали, накрывшись одним тулупом. Лишь бы дождя не было, сентябрь в этих краях теплый. Но дед Матвей собирался уехать на следующий день, Кате следовало найти квартиру, чем она с утра и занялась.

В Краснодаре, в прошлом Екатеринодаре, она когда-то жила. Катя бродила по знакомым улицам в поисках объявлений о сдаче в наем квартиры, но здесь многое изменилось, вокруг все не так, запущено. К полудню, Катя не чувствовала ног, а надо было еще возвращаться к деду Матвею за вещами. Она присела на скамью отдохнуть рядом с мужчиной в засаленном пиджаке и такой же кепке, в видавших виды сапогах. Катя решила, что, наверное, разумней спросить у служащих вокзала, где найти квартиру. Только она собралась идти, как вдруг услышала:

– Вы? Не узнаете меня?

Катя с опаской повернула голову к соседу, нечто знакомое почудилось ей в этом неухоженном человеке.

– Товарищ комиссар? – изумилась она. Как он изменился! Не то чтобы постарел, хотя и это тоже, но вид у него был жалкий, затравленный. – Силантий Фомич...

– Он самый, – улыбнулся тот. – Простите, я так и не знаю, как вас зовут.

– Екатерина... Катя...

– Рад, рад, что вы живы, – он придвинулся к ней ближе. – Назар ведь тогда отвез вас к своей матери, а сейчас вы где?

– Назар – мой муж, – потупилась Катя.

И чего не ожидала от себя, так это слез. Да и слова сами собой потекли вместе со слезами, она рассказала, какая беда приключилась и зачем приехала сюда. Силантий Фомич курил, слушал, но не обрадовал:

– К сожалению, я не могу помочь Назару, не имею полезных рычагов. Меня ведь исключили из партии, освободили от занимаемой должности.

– Вас-то за что? – обомлела она.

– За «активную оппозицию», – горько усмехнулся Силантий Фомич. – Но кое-что я могу для вас сделать. Идемте, заберем ваши вещи, Катя.

Он привез ее в дом, где жил. Комната на первом этаже была маленькая, за стеной слышалось все, чем там занимались. Очевидно, в прежнем доме состоятельного человека, комнаты разделили перегородками.

– Простите, у меня не прибрано, – смутился Силантий Фомич, пряча в шкаф разбросанные вещи. – Живите, Катя, сколько угодно, я все равно уезжаю, работаю теперь кочегаром на паровозе, меня не будет. Кухня прямо по коридору, я покажу. Если соседки станут задираться, лучше не вступайте с ними в полемику, а уйдите.

– Сколько я вам должна? – опомнилась она.

– Что вы... – протянул бывший комиссар с обидой. – Как можно – платить! Ничего мне не нужно, я рад оказать вам посильную помощь. Ну, устраивайтесь, а мне пора... Да, кстати! Завтра же с утра идите в главное управление милиции, найдите какого-нибудь начальника. Я сейчас напишу адрес, в этом месте все начальство обитает.

Откуда-то с полки он взял карандаш, и написал адрес прямо на газете.

– А меня пустят? – спросила Катя.

– Туда всех пускают, – улыбнулся он. – Выпускают не всех. Но вам бояться нечего. Изложите подробно ваши подозрения, думаю, они отреагируют. Хорошо бы иметь характеристику на Назара...

– Мы совместно с его товарищами написали письмо, и я собрала подписи хуторян.

– Великолепно! – обрадовался Силантий Фомич. – Это поможет. До свидания, Катя.

– Спасибо, Силантий Фомич.

С утра она отправилась по адресу, держа газету в руке, но долго ходила возле здания, не решаясь войти. Катя обдумывала, как построить свою речь, чтоб ее выслушали, а не попросили уйти. Опыта ведения подобных переговоров у нее не было, вдруг поймут, что она из бывших, и это каким-то образом навредит Назару. Одета Катя была в обычную крестьянскую одежду, надумала и говорить, как балакают на хуторе, чтоб уж совсем не отличаться. Только бы справиться, не выдать себя от волнения. Катя вошла в здание, спросила у часовых:

– Як мени главного побачить?

– Тут все главные. Тебе до кого?

– Хиба ж я знаю, – пожала она плечами. – А до кого с убийствами ходють?

– На второй этаж, направо и прямо по коридору.

Ничего, сошло. Катя шла смелее, спрашивая у встречных людей, где найти «хочь якого» начальника. Дошла до большой квадратной комнаты, там были люди. Выслушав ее, молодой человек сказал:

– Сейчас погляжу, кто свободен.

Он по очереди открывал двери, заглядывал и закрывал, в третий по счету кабинет вошел, пробыл там недолго и пригласил:

– Гражданка, заходите.

Катя вошла, за ней захлопнулась дверь. В конце длинного стола что-то писал мужчина, низко склонившись над столом.

– Вы ко мне? – спросил, не посмотрев на нее. – Садитесь.

Он выпрямился, отложил бумаги в сторону...

Катя почувствовала такой мощный удар в грудь, что зарябило в глазах, перехватило дыхание, ноги подкосились, она чувствовала, как падает, но сделать с собой ничего не могла, только услышала:

– Катя?!!

И ее накрыла темнота.

14. Наши дни. Ночные гости.

Было почти три часа ночи, когда сон крепок и безмятежен, кругом стоит безлюдье и тишь. Да и ночь выдалась, как по заказу: темная-претемная. Но дело было не в природе и погоде, причина темени была прозаична: отключили свет в районе. Однако дом Амбарцума неплохо освещался, очевидно, был свой генератор. В режиме экономии тлели фонари, и лампа у входа, и светилось одно окно на первом этаже. Ограду перемахнуть для двух крепких мужиков – дело пустяковое, а вот взобраться на второй этаж далеко не пустяк. Тем не менее дверь им никто не откроет, не расшаркается, мол, добро пожаловать, ждем вас не дождемся. Значит, надо лезть по стене и через окно, как раз в спальню хозяина. Но сначала следует закрыть объективы камер. Сергей разминал в руках обычный пластилин, который успели купить в супермаркете в отделе детских товаров, заодно высматривал, где расположены камеры. Ренат раньше их заметил, молча указал пальцем. Подобрались. Высоковато. Сергей отдал пластилин другу, потом подставил ему спину.

Вторая камера располагалась на одном уровне с первой, но на другом углу дома. Действуя точно так же, они залепили и этот объектив, а в окно решил лезть Сергей, теперь пришлось подставлять спину Ренату. Под тяжестью друга он невольно выдал сдавленный стон, правда тихий. Сергей вместо того, чтоб карабкаться дальше и дать Ренату возможность перевести дух, согнулся и прошипел:

– Еще один звук, и я тебя...

– Да лезь, черт возьми, – выдавил шепотом Ренат.

Сергей начал подъем. Выступов было мало, все они узкие, бесшумно карабкаться по ним – задача не из легких. Сергей ухватился за карниз, отделяющий первый этаж от второго, еще стоя на спине Рената, но взобраться на него не торопился, цеплялся, как присоска, за все, что подходило, в основном за архитектурные украшения, только потом поднимал ногу и пробовал устроить ее повыше. Ему удалось стать коленом на карниз, а тут и до окна рукой подать. Наконец Сергей встал на ноги и, держась за раму, осмотрел подоконник. Он был пуст.