Предатели - Дональд Гамильтон

Поэтому я стоял и ждал его. Он не замедлил явиться. Для начала мы вспомнили старые приемы – ребром ладони по горлу, прямыми пальцами в глаза, но все это никому из нас удачи не принесло. Мы оба хорошо освоили эту технику. Но время было не на его стороне. Корабль возвращался в гавань, а мы, напротив, на хорошей скорости неслись в открытое море. Пока еще у него был шанс успеть нажать кнопку. Или же, избавившись от меня, развернуться и сделать еще один заход. Только вот сначала все-таки надо было избавиться от меня. И побыстрее.

Он кинулся на меня с кулаками. Я парировал пару ударов, еще пару пропустил, но не освободил ему проход. Он судорожно оглянулся и снова бросился на меня, пытаясь обхватить своими ручищами и смять в лепешку. Он был силен, как горилла, и хотя мне удалось отбить эту атаку, получилось это с огромным трудом. Я посмотрел мимо него и сказал:

– Твоя подружка-то пропала. Упустила трос.

– Старый прием, приятель, – с трудом выдохнул Монах. – Меня не проведешь.

Я только пожал плечами. Собственно, я сказал ему правду. За лодкой только волочился трос. Еще дальше виднелись лыжи и голова лыжницы. Монах быстро оглянулся и увидел эту картину. Может, между ними все же что-то такое было, кто знает… С утроенной энергией он ринулся вперед, на сей раз пытаясь протиснуться мимо меня к прибору или к штурвалу, чтобы развернуться.

В спешке он оступился и упал на колено, я же заехал ему коленом в подбородок, а потом, упершись в лавку, ударил его ногой так, что он отлетел к корме. Это позволило мне еще раз осмотреть приборы. Надеясь, что мистер Су не ошибся насчет дистанции в одну милю, я перевел рычажок из “вкл” в “выкл”. Никаких чудес пиротехники в гавани не последовало. Только погасла красная лампочка на приборе.

Услышав хриплый вопль Монаха, я обернулся в его сторону. Он вытащил из кармана руку, и в ней был очень знакомый мне револьвер. Не сверкающая игрушка из нержавейки, которыми он кидался направо и налево, но старый добрый ствол вороненой стали. Я вспомнил, как Ирина бросила ему этот револьвер, когда взяла меня в плен. Я не мог сказать, то ли Монах забыл о его существовании, то ли надеялся справиться со мной в рукопашной. Но так или иначе, сейчас он нацелил на меня мой же револьвер.

Итак, я стоял под дулом револьвера. Схема была выведена из рабочего состояния, и я мог позволить себе оставить свой пост. Я стал надвигаться на него, прикрыв глаза рукой. Я не знал, что может вылететь из револьвера, с которым я в свое время так поработал. Я услышал два щелчка, словно ребенок выстрелил из игрушечного пистолетика с пистонами. Монах выстрелил третий раз, и револьвер взорвался у него в руке.

Взорвался, словно граната. Я почувствовал, как что-то тяжелое ударило меня в бедро, грудь, руку и лицо осыпало порохом и мельчайшими осколками раскаленного металла. Все правильно. Как я уже говорил, если начнешь фокусничать с огнестрельным оружием, результат будет непредсказуем.

Я вспомнил, как перезаряжал револьвер боевыми патронами, когда собирался разбираться с Пресманом, а потом снова поставил пустышки. Но в запасной обойме было шесть патронов, а револьвер вмещает пять. Какое-то время у меня в кармане настоящий патрон лежал вместе с пустыми, и его-то я ненароком и засунул в револьвер. Когда Монах выстрелил первые два раза, патроны, снабженные лишь капсюлями, застряли в стволе. Когда же в ход пошел третий, уже настоящий заряд, блокированный ствол не пустил его, и в результате револьвер разнесло в клочья.

Я сделал шаг вперед, но нога плохо слушалась. Я ухватился за одну из лавок и посмотрел на Монаха. Он по-прежнему стоял в проходе, но полностью потерял ко мне интерес. По его лицу обильно текла кровь, и он пытался вытирать ее изувеченной рукой.

После стольких лет ненависти и борьбы все кончилось слишком просто. Я понял, что нога какое-то время еще будет действовать, а потому двинулся вперед довести до конца то, для чего был прислан на Гавайи.

Глава 27

Рана оказалась не опасной. В меня полетел ствол револьвера и, хотя разорвал брюки и повредил кожу, особенного ущерба не нанес. Уложило меня совсем другое – приступ тропической дизентерии, которую я ухитрился где-то подхватить.

Поэтому прошло целых две недели, прежде чем мне было позволено встать с постели. После чего я дохромал до аэропорта и отправился на материк. Когда самолет взлетел, я уставился в окно, глядя на берег и океан, хотя сам толком не понимал, что надеялся увидеть.

Ну конечно, где-то там в морских глубинах скрылся Монах, но якорь и двадцатифутовая цепь надежно удерживали его от лишних движений. Куда проще объяснить исчезновение агента, чем оставить его труп, особенно когда возникает необходимость отвечать в связи с этим на огромное количество лишних вопросов.

К вечеру я уже был в Вашингтоне. Я сидел в офисе на втором этаже хорошо знакомого здания и рассказывал седоволосому хозяину то, что не вошло в мой официальный отчет.

– Значит, вы отпустили китайского джентльмена, – подытожил Мак.

– Да, сэр, – отозвался я. – Его взрывное устройство не представляет для наших экспертов большой загадки, да и к тому же я был перед ним в долгу за помощь.

– Ваши личные долги тут совершенно неуместны, Эрик. Этот человек мог рассказать нам кое-что существенное.

– Нам вряд ли, – возразил я. – Зато он мог бы сообщить кое-кому еще о Монахе. Мне казалось, что вы были не заинтересованы в этом, сэр. Китайца нужно было либо убить, либо отпустить. Вот я и высадил его на берег. – Я пожал плечами. – Как заметил Монах, их сотни миллионов, так что одним больше, одним меньше, разница невелика.

– Хм, – отозвался Мак. – А девушка? Ее так и не смогли нище обнаружить?

– Нет, сэр, – отозвался я и ненадолго замолчал, вспоминая лыжи, плававшие на поверхности океана. – Она слишком хорошо плавает, чтобы утонуть. Но она не смогла бы так быстро исчезнуть, даже хорошо плавая. Мне показалось, что там мелькнул какой-то плавник или ласт. Впрочем, я в этом плохо смыслю. Если это и была акула, то вполне дружески настроенная. С другой стороны, Ирина и впрямь как в воду канула. Остались только лыжи.

– Вам, наверное, будет интересно узнать, – сказал Мак, – что когда я спросил, что же именно подложил на транспорт Монах, мне было отвечено, что это военная тайна.

– Очень мило, – улыбнулся я. – Значит, мы спасаем их чертов корабль, а они даже не могут сказать, отчего мы их спасли. Если вы не возражаете, сэр, я отправлюсь в отель и просплю целую неделю.

– Разумеется. – Мак подождал, пока я дохромал до двери, и лишь тогда спросил: – Эрик, кстати, что вы думаете о ситуации в Азии?

– Сэр, агент придерживается тех политических воззрений, какие требует характер задания, – улыбнулся я. Мак отозвался натянутой улыбкой.

– Вот именно. Я просто хотел удостовериться, что вы это помните. Ладно, не забудьте заглянуть в отдел информации.

Я сделал усилие, чтобы не метнуть на него укоризненный взгляд. Что ж, приказ есть приказ, даже если, черт возьми, я еле встал с постели и прилетел Бог знает откуда.

– Да, сэр, – только и сказал я и отправился к Смитти смотреть его слайды и пленки.

Не могу сказать, что я очень плодотворно провел там время. Мне плохо удавалось сконцентрировать внимание на экране. Покинув отдел Смитти, я заковылял по коридору, но остановился, когда меня окликнул знакомый голос.

– По-моему, этот вот, сверкающий, выглядит очень мило, – говорила Изобел нашему оружейнику, когда я вошел в комнату. – Его я и возьму.

Услышав, что кто-то вошел, она обернулась. Какое-то время мы молча глядели друг на друга. Она снова сделалась незнакомкой. На ней был элегантный светлый летний костюм, а волосы гладко причесаны, как в тот первый вечер. Вид у нее снова был шикарный и отстраненный, и я уже мог с трудом припомнить подробности случившегося на берегу тропического острова.

– Привет, Мэтт, – сказала Изобел. – Какой у вас жуткий вид!

– К счастью, не могу то же самое сказать о вас, – отозвался я, глядя на элегантную женщину передо мной и наконец вспомнив, при каких обстоятельствах мы виделись в последний раз. – Значит, несмотря на штиль, вы добрались до Калаупапа?

– Калаупапа? – удивилась она. – С какой стати мне плыть пятнадцать миль до Калаупапа, когда в паре миль от бухты была дорога и стояла машина? Я успела туда еще до того, как стих ветер. Беда заключалась только в том, что мне встретились очень милые люди, и они все уговаривали меня отдохнуть, полежать и не желали меня выслушать. Перед самым рассветом мне все же удалось уговорить их позвонить. – Изобел улыбнулась. – Вы симпатичный человек, хотя и ужасный моряк. Я хочу поблагодарить вас за то, что вы отдали деньги в траст Кеннету. Напрасно вы только отдали их все.

– Деньги в общем-то мне не принадлежали, – сказал я. – Клэр… то есть Уинни хотела, чтобы их получил ее брат.

– Это точно. Она была настроена против меня. Но он может не беспокоиться. В самое ближайшее время я начинаю дело о разводе с Кеннетом. Что вы так удивляетесь? Я ведь не могла оставить его, когда он сидел на мели, верно? Но теперь, когда он в полном порядке, я могу послать его ко всем чертям. – Изобел посмотрела на оружейника и сказала: – Ладно, мне надо кончить дело и поскорее убраться отсюда. А то у меня такое чувство, будто я ставлю под угрозу безопасность государства… Только заверните его, пожалуйста. Не идти же мне по городу с револьвером в руке.