Захват Неаполя. Берёзы - Виктор Васильевич Бушмин

зимой, насколько ты помнишь курс военной истории, рыцари не воюют. Они сидят в замках и ждут весны и зелени полей, чтобы их кони не пали с голоду…

ГЛАВА XI.   Гром среди ясного неба.

Рим. Замок Святого Ангела. 14 октября 1267г.

Папа Климент весь день занимался мирскими делами: положение крестоносцев в Греции, задержки ежегодных вассальных платежей от Арагона и Португалии, уйма прочих вопросов, отнимавших много времени и нервов, к концу дня совершенно вымотали этого, как могло показаться со стороны, стального человека.

Он отбросил последний пергамент, прислонился к высокой резной спинке кресла и смежил глаза. Капеллан и писец, сидевшие рядом с ним, тихонько приподнялись со своих низеньких скамеек и притушили половину свечей. Когда капеллан садился на место, скамеечка предательски скрипнула и застонала под ним, не выдержав веса грузного тела.

Климент открыл глаза, тяжело вздохнул и размял затекшее плечо. Он посмотрел на писца, перевел свой тяжелый, как у топора, взгляд на капеллана и спросил:

– Надеюсь, что господь смилостивится и на сегодня это все?..

Капеллан обрадовано закачал головой, Климент сделал жест рукой, позволяя им удалиться, как вдруг вспомнил о чем-то, хлопнул себя по лбу и тихо произнес:

– Ваше святейшество, еще одна бумага. Так, мелочь, связанная с закладными на лены в Германии…

Климент зевнул, протер уставшие глаза и протянул руку:

– Давай. Что там такое? Неужели, местный архиепископ не смог сам утвердить купчую?..

– Закладную, – тихим, словно у мыши, голосом поправил его писец.

Папа резко посмотрел на него, тот съежился и вжал голову в плечи, ожидая длинной воспитательной тирады, но Климент неожиданно улыбнулся и сказал:

– Спасибо, Джакомо, что хоть ты сохраняешь к концу дня свежую голову…

Писец обрадовался, улыбнулся и выпалил:

– Архиепископ, наверное, испугался, когда увидел титул и имя на пергаменте!..

Папа удивленно поднял брови и посмотрел на капеллана:

– Кто?..

Тот развернул желтый пергамент и пробежал глазами, меняясь в лице, поднял их и дрожащим голосом произнес:

– Молодой Конрадин…

– Что?! – Папа даже вскочил с кресла. – Господи! Кто же осмелился дать ему денег и наплевать на мой личный запрет?!

– Его дядя, герцог Саксонии… – произнес капеллан, испуганно хлопая белесыми ресницами. Его пухлое лицо с двойным жирным подбородком тряслось мелкой дрожью. – Да он и дал-то немного… так, крохи, даже трети от реальной цены не будет…

Папа начал успокаиваться, снова опустился в кресло и сложил руки на животе:

– Немного, говоришь?

– Двадцать тысяч экю на франкский счет, ваше святейшество… – капеллан трясся все сильнее и сильнее, от колыханий его жирного тела, казалось, сотрясался воздух и начали шевелиться тяжелые занавеси на окнах. – Он сказал, что, мол, готовится в искупительный поход. – Он еще раз заглянул в пергамент, довольно кивнул, шмыгнул носом и прибавил, поправляя себя. – В искупительное и очистительное вооруженное паломничество!

– В паломничество, говоришь? – Климент насторожился. Но испуганный вид капеллана и умильное лицо писца, которого он похвалил за радение и трезвость ума, немного расслабили его. – Неужели малыш взялся за ум и решил погибнуть где-нибудь в Палестине или на Ниле? Неисповедимы твои пути, Господи… – он упал на колени и стал неистово молиться, кладя земные поклоны. Капеллан и писец также плюхнулись на колени возле него и стали истово долбить своими лбами о каменные мозаичные камни пола комнаты. Климент прервался и, посмотрев на них, произнес. – Воистину! Заставь дураков молиться – они лбы расшибут! Пошли отсюда, скоморохи!..

Капеллан и писец вскочили и заспешили к выходу из комнаты. Климент остановил их прямо на пороге:

– Через какой порт он собирается отплывать?

– Кажется, ваше святейшество, через Венецию…

Климент задумался, подпер кулаком подбородок и спросил:

– А сколько воинов можно нанять на эти деньги?..

– Если на три года, ваше святейшество, тогда не больше двадцати рыцарей и полсотни арбалетчиков… – быстро просчитал в уме и ответил писец Джакомо.

– А если на год? – Недоверчиво переспросил папа Римский.

– Не больше сотни рыцарей и пару сотен арбалетчиков… – Джакомо поднял глаза к потолку, считая в уме и проверяя свои расчеты. – Скажем так, сто рыцарей, у каждого будет оруженосец и конюх, две лошади, и почти триста арбалетчиков, если набирать на севере Италии.

– Туда его пускать нельзя ни в коем случае… – Климент чувствовал какой-то подвох, но какой именно и где, он пока не мог сообразить. – Составьте бумагу и направьте ее в Милан и Флоренцию, пусть усилят приграничные гарнизоны и заставы.

– А средства, ваше святейшество? – тут уже встрял в разговор капеллан.

– Выпишешь их из казны Ватикана. Да! Чуть не забыл! Отпишите королю Шарлю в Неаполь. Так, на всякий случай…

– Будет исполнено, ваше святейшество. – Писец и капеллан поклонились.

– Свободны на сегодня… – Климент резким жестом ладони указал им на дверь. Они молча поклонились, попятились, не разгибая спин, и исчезли в темном проеме дверей.

– Наш-то, совсем спятил… – капеллан тихо прошептал и толкнул локтем Джакомо. – Как услышит имя Конрадина, так, прямо, и трясется, как лист осины…

– Береженного Бог бережет, вот он и беспокоится… – кивнул в ответ Джакомо.

Ни они, ни Папа Климент еще не знали, что именно в этот самый момент Конрадин, Беатриса и их слуги уже завербовали триста немецких рыцарей и двигаются по южной саксонской дороге, держа путь к перевалам, отделяющим их от вожделенной Италии.

Неаполь. Королевский дворец. 25 октября 1267г.

– Ваше величество! – Начальник караульной службы королевского дворца мессир Жан де Бетанкур с резким скрипом распахнул тяжелый дубовые двери и буквально влетел в комнату, стуча по мозаичным плитам тяжелыми золотыми парадными шпорами. – Срочный гонец из Рима!

– Господи, Жан! Нельзя же так вламываться! Ты меня, право, скоро в гроб загонишь, ведь когда-нибудь я умру от испуга… – Шарль находился в прекрасном расположении духа, отлично выспался и уже успел плотно позавтракать. – Гонец – не папа Климент! Может, в конце концов, и возле ворот замка подождать…

Жан усмехнулся и ответил:

– Так он и поступил! Сунул пергамент в руки рыцарю, дежурившему возле ворот, пересел на свежего коня и был таков! Даже ничего не объяснил, паскудник…

Шарль вздрогнул и пристально посмотрел на Жана, протянул руку и тихо произнес:

– Давай-ка эту писульку сюда… – Бетанкур молча поклонился и передал королю пергаментный свиток, скрепленный красной шелковой тесьмой и большой сургучной печатью с изображением собора Святого Петра и двумя ключами, поставленными крест на крест. Шарль нетерпеливо сломал печать, роняя сургучные крошки на ковер с густым ворсом, развернул его и стал вчитываться. – Бред, да и только… –