Прежде чем ты меня убьёшь - Дженна Мур

глазах, как, впрочем, и много десятков других людей за всю мою жизнь.

Я замерла.

– Но было все-таки, что особенно её выделяло на фоне других, скажем, в то время, когда ты с ней общался? – продолжила идти этой тропой, вспоминая всю книгу. Про Элизабет было только одно упоминание, в этом самом отрывке, однако автор почему-то пообещал именно ей одной передать, что некий Джеймс, где также справедливо предположить возможность подмена имён, раз автор умеет скрывать, как сделал это с датой происходящего (почему бы ему не сделать того же и с именами?) думал о ней перед боем, то есть, буквально вручить предсмертную записку.

Убийца, тем временем, медленно опустил и вторую бретельку.

– Была, это правда. Она всегда была оптимисткой. Мне даже казалось, что если бы ей отрезали руку, Элизабет посмеялась бы и сказала, что теперь может законсервировать её и оставить на голодный год.

Я удивленно посмотрела на дровосека, который подробно изучал взглядом мою ключицу и грудь.

– Голодный год? Должно быть, это было… давно, – выдохнула я, чувствуя у себя серьезные пробелы в истории. -В те времена была чума или какие-то особенные неурожаи? Элизабет, скорее всего, знает, что это такое, если отзывается так о руке.

Мужчина улыбнулся.

– Это гипотетическая ситуация, не более.

Я задумчиво его осмотрела, пытаясь понять, верить ему или нет.

– Есть ещё вопросы? – усмехнулся он, уже держа свою руку наготове.

Я, посмотрев вниз, понимала, что у меня не так много попыток.

– Но кем она тебе приходилась все-таки? И почему ты её с собой не забрал, когда уходил, раз у тебя к ней были тёплые чувства?

Дровосек слабо улыбнулся, расстёгивая мой лифчик и бросая его в сторону.

– Она была просто моей любовницей. В те времена, как и сейчас, я не любил с кем-то завязывать очень близкие отношения. Были исключения, но, как правило, это длилось недолго. А Элизабет… она спала со мной, как и все, за деньги, только, в довесок ко всему, ещё мы иногда разговаривали, чем и стала для меня немного ближе других шлюх. Её семья, почётные дворяне, разорились, и ей ничего больше не оставалось. Она старалась делать вид, что ей нравится, однако даже я видел, как много чего я разорвал ей внутри.

Я, прикрыв руками грудь, нахмурилась.

– Другие могли и впрямь думать, что мы скоро поженимся, но только я и Элизабет понимали, что этого никогда не будет. Она хотела выйти замуж по любви, а не за деньги, но я этого ей дать не мог – добавил, беря меня за руки и убирая их за спину, оголяя тем самым мой торс полностью.

Я закрыла глаза, отворачиваясь.

– Почему?

Дровосек повернул мою голову, параллельно опустив свои руки мне на грудь. Он почти её не касался, но уже явно переступал опасную черту.

– Потому что не любил, разве не очевидно? Она была симпатичной, по-своему умной, но, увы, всего этого было недостаточно.

Я приоткрыла глаза, стараясь их не закатить. У него проглядывались какие-то завышенные стандарты.

– У меня больше нет вопросов – сказала я ему в губы, которые находились совсем рядом.

Мужчина рассмеялся.

– Они мне и не нужны – сказал, сжимая мою грудь, вызывая тем самым крик, и залезая на меня сверху.

Я лихорадочно соображала, что делать, возвращаясь к истокам того, во имя чего я всё это спрашивала.

–Стой, – сказала, облегченно вздохнув оттого, что мне всё-таки удалось вспомнить, не смотря на стрессовую ситуацию. – Так… это не о тебе была история, верно? Ты просто мне пересказал историю Джеймса, из той книги, но от своего лица. Ты сказал, что все твои близкие были преклонного возраста, но Элизабет, судя по твоим же словам, желала в перспективе выйти замуж, наверняка будучи брачного возраста… молодого.

Дровосек усмехнулся.

– И все-таки ты уверена, что Элизабет из того времени, о котором ты думаешь? Я говорил – имя нередкое, у меня могло быть их много.

Я скрестила брови на переносице.

– Но мы же говорим о той, которая тебе была так дорога, что ты думал только о ней перед липовой смертью, разве нет?

Мужчина наклонился, устраиваясь между моих ног.

– Так думал мой друг обо мне, а не я, если ты забыла, будучи убеждённым в наших крепких отношениях, а я её просто беспардонно ебал за гроши, считая её чуть больше, чем никем. Да и вообще в те времена слишком превозносили любовь, во много крат преувеличивая и чувства, испытанные молодыми, и значение в жизни, как таковой.

Я задумалась, понимая, что явно есть о чём.

– Мне нужно больше времени… я еще не перевела газеты, не разобралась с хронологией, мне нужно перечитать отрывок…

Дровосек зацепился за мою резинку трусов.

– Называй дату или принимай меня.

Я сжала губы, понимая, что выбор у меня невелик.

И придётся, по всей видимости, идти ва-банк прямо сейчас.

– Я считаю, что ты не свою мне историю рассказываешь, а чью-то из книги. Ты всё время мне врал о себе, решив скопировать чужую биографию, и, видя, что я пошла по ложному следу, подыграл мне. Как ты говорил? Гарантий ни у кого нет? Так что на вранье правду не построишь. Твой возраст я назвать не могу, потому что ты блефовал. Вот мой ответ.

Мужчина, выдохнув, резко встал и взял книгу, открывая её на последней странице.

– Ты почему не прочла послесловие?

Я замерла.

– Никогда его не читаю.

– Самое время, – сказал, открывая последнюю страницу и указывая мне на строчку внизу. – Говорил же, будь внимательнее. Написано: «В память о Джеймсе».

Я вскинула бровь.

– И?

– А я кто?

– Ты – Яков.

– Ну?

Я пожала плечами.

Дровосек, взяв один из самоучителей по греческому, открыл на предпоследних страницах и протянул мне.

– Зачем это… сейчас? – спросила.

– Ты это хоть сама можешь прочесть? Я тебе за этим, в первую очередь, принёс самоучители.

Я, опустив глаза, прочла адаптацию имён с греческого на английский, дойдя, в конечном счете, и до Якова, который имел и другую адаптацию в языке – Джейкоб, Джеймс.

Я вернула взгляд на мужчину.

– Эта книга – мемуары моего друга, написанные, когда я жил в Шотландии много веков назад. В истории его жизни входил и я, как ты заметила, но не докрутила. Я случайно его купил у одного торгаша несколько веков спустя. И многие книги на стеллажах здесь с похожим содержанием.

– Так тебе… около 5-6 веков? Ты же сказал, что тогда ты только понял, что не стареешь. Возможно, обнаружение тобой бессмертия началось позже.