Артефакт острее бритвы - Павел Николаевич Корнев

за бездействие решат открутить, я об этом разговоре молчать не стану.

Магистр Гай хмыкнул и поджал губы.

— В моё отсутствие действуй на свой страх и риск, — разрешил он после недолгой паузы. — А когда я в доме, из своей норы даже не высовывайся! И вот это всё… — Он обвёл рукой шкафы с книгами. — Это всё моё. Застану здесь — не поздоровится.

Накатила злоба, но я сдержался и лишь уточнил:

— Ещё пожелания будут?

— Убирайся!

Так и подмывало отпустить какую-нибудь шпильку, дабы оставить за собой последнее слово, но благоразумие взяло верх, и я покинул кабинет молча. За дверью меня дожидался слуга, он отвёл к тиуну, и тот долго и нудно вещал о заведённых в доме порядках, а затем вогнал в очередные долги, велев отправляться к обшивавшему прислугу портному.

Вернулся я обратно уже поздним вечером, поспел как раз к ужину. В общей комнате был представлен здешнему обществу, костяк которого составляли крепкие молодые мужчины, и оказался принят всеми предельно холодно, поскольку эти самые крепкие молодые мужчины уже успели положить глаз на Беляну. Самые шустрые даже клинья подбивать начали, а тут я. Кому бы такое понравилось?

Ладно хоть ещё магистр Гай трапезничал либо в городе, либо у себя в кабинете, а то бы у меня точно несварение случилось. Впрочем, и так непривычная еда показалась слишком острой, когда закрылись с Беляной в её каморке, во рту полыхал пожар.

— Тебя куда заселили? — уточнила девчонка, снимая передник. — Если в твоей комнате есть окно, то…

— Шиш там, а не комната, — буркнул я, расстёгивая воротник. — Койку дали. Я ж адепт, а не аколит, как некоторые…

— О, Лучезар! Как низко ты пал! — рассмеялась Беляна. — Принимать пищу в компании слуг, спать в общей комнате…

— Да ну тебя! — поморщился я, заметил на столике перо, чернильницу и стопку листов, безмерно удивился этому и спросил: — Чего бумагу переводишь?

— Заряне письмо пишу.

Я присвистнул.

— Недешёвое удовольствие!

— Уж не обеднею! — фыркнула девчонка. — От тебя привет передать?

— Передавай, — кивнул я и попросил: — Мне б попить…

Черноволосая пигалица тут же упорхнула куда-то и вскоре вернулась с запотевшей бутылкой тёмного стекла. Фарфоровую пробку на горлышке удерживала толстая проволока — с подобными приспособлениями мне сталкиваться ещё не доводилось.

Беляна надавила пальцами на хитрую конструкцию, и пробка сдвинулась, с хлопком отскочила, но не упала, так и осталась болтаться.

— Это что? — уточнил я, принимая бутылку у отхлебнувшей из неё девчонки.

— Заморский светлый эль, — пояснила та.

Я принюхался, уловил сильный хмельной аромат и скривился.

— Пиво! Не люблю.

— Ну извини! — развела руками девчонка. — Печь уже потушили, а сырую воду тут пить себе дороже. Или бояре предпочитают вино, а пиво для черни?

— Иди ты! — ругнулся я и приложился к горлышку.

Напиток оказался откровенно горьким, для утоления жажды пришлось сделать три длинных глотка, и почти сразу в голове у меня легонько-легонько зашумело.

— Отрава! — проворчал я. — Лисий яд!

— Варят в Поднебесье специально для заморских территорий. А крепкое и с избытком хмеля, чтобы в дороге не портилось. Будешь ещё?

Я отказался, и Беляна допила остатки эля, после чего расстегнула платье и стянула его с себя через голову. Там уже стало не до разговоров.

Проснулся рано. Лежал и вслушивался в тихое сопение девчонки, да ещё морщился из-за болезненного жжения. Увы и ах, меридианы и узлы оказались недостаточно проработанными для протаскивания по ним сгустка порчи: в правое запястье словно раскалённую спицу воткнули да так всего на неё и нанизали, достав аж до самого солнечного сплетения. Пришлось ловить состояние внутреннего равновесия и тянуть в себя небесную силу, где-то снимать напряжение, где-то что-то смещать и укреплять.

Когда постучали в дверь, Беляна встрепенулась и отозвалась, пообещав без промедления выйти к завтраку, затем уставилась на меня и простонала:

— Ты подлец, Лучезар! Я же сегодня на раскорячку ходить буду! Что люди подумают⁈

— А кто подзуживал и требовал не останавливаться? — парировал я. — И почему только сегодня? Я съезжать не собираюсь!

Беляна попыталась спихнуть меня с кровати, не сумела сделать этого, но и мне удержать её тоже не удалось. Ускользнула в темноту.

Тут же загорелся огонёк ночника, и девчонка потребовала:

— Собирайся!

В больницу я отправился сразу после завтрака, а там вплоть до полудня под руководством магистра Первоцвета ослаблял, вытягивал и выжигал порчу из антиподов и служащих Южноморского союза негоциантов. Ладно хоть ещё помимо меня на подхвате у врача была пятёрка стажёров из школы Багряных брызг, а то бы точно спёкся. За всё время только раз отлучился травяного отвара напиться да попутно в туалет заскочил, и всё.

Опыта набрался — море. Магистр не просто требовал сделать то или это, он ещё и пояснял, как поступать в тех или иных случаях, помогал подмечать ключевые моменты, советовал и наставлял. При этом возился с нами отнюдь не из одного только желания чему-либо научить — все исцелённые пациенты записывались исключительно на его счёт.

Первейшим средством для избавления от порчи третьей степени сложности оказалось кровопускание — от нас требовалось лишь согнать всю гнусь в какую-либо конечность, перетянуть её и проткнуть жилу. Ничего сложного, но белых пятен на моём больничном халате к концу дежурства осталось не так уж и много.

— И так каждый день? — спросил один из стажёров, которые хоть и понимали в порче куда больше моего, но вымотались ничуть не меньше.

— Когда как, — пожал плечами магистр и приложился к бутылке молока.

Старший из учеников школы Багряных брызг нахмурился.

— Но кто-то же должен нести за это ответственность! — заявил молодой человек, прозывавшийся Веславом.

— Кто-то должен, — согласился Первоцвет. — Но наша задача лечить людей, а не заниматься отловом чернокнижников. Всё, на сегодня свободны!

Я не удержался и полюбопытствовал:

— А почему не используется алхимия?

Магистр скривился.

— Избавление от порчи с помощью алхимии обойдётся самое меньшее в сотню целковых. В Поднебесье. Здесь можешь смело умножать надвое. И это для третьей степени сложности!

Я присвистнул. Не из-за озвученной суммы — просто прикинул, сколько содрали с Горана Осьмого за пилюлю, выжегшую из Яна Морячка полноценное и далеко не самое слабое проклятие. Счёт там точно шёл