Милосердие солнца - Юлия Июльская

Тогда Мэзэхиро подошёл и сел рядом. Иоши вернул взгляд к пейзажу за окном, и Мэзэхиро поступил так же.

— Я понимаю, почему ты принял сторону врага, — начал он. Иоши молчал. — Я тоже когда-то любил и готов был предать всех, только бы быть рядом с ней.

— Нет, — возразил Иоши. — Ты ужасный супруг, и я рад, что мама сейчас не дома. Снова. Надеюсь, она и вовсе перестанет здесь появляться.

— Она дома, просто не выходит из покоев. Но я говорил не о ней. Я любил до женитьбы. До того, как её повстречал.

Теперь Иоши повернулся, и в его взгляде мелькнуло любопытство. Лишь на миг — и тут же потухло под равнодушием.

— Мне всё равно. — Он снова отвернулся.

— Пусть так. Но я хочу, чтобы ты знал: я тебя понимаю. И так уж получилось, что я осознал свою ошибку слишком поздно. Не хочу, чтобы с тобой произошло то же самое.

— Моя ошибка была в том, что я попался шиноби. А до этого в том, что не поверил Киоко сразу. Ты застрял в своей беспочвенной ненависти, как застрял твой отец и, видимо, весь наш род. Эта ненависть, с которой ты меня взращивал… Она не моя. Мне не за что ненавидеть ёкаев. А если бы и было… Никто не заслуживает того, что с ними делаешь ты.

Глупый Иоши, как мало он понимает, как много мнит о себе.

— А что я делаю, скажи?

— Лишаешь домов. Убиваешь. Вытравляешь с острова, словно это назойливые насекомые в твоём доме. Мне продолжать?

— Ты смотришь на всё поверхностно, Иоши. Ты упускаешь во всём этом суть.

— Хватит, — резко оборвал тот. — Ты кормил меня этой ненавистью шестнадцать лет. Оставь объедки себе, мне такое наследие не нужно.

— Но дело совсем не в ненависти, — спокойно продолжил Мэзэхиро. — Ёкаи — чудовища. Они словно звери, которых ты пытаешься пригреть в своём доме. Всё хорошо, пока ты исправно их кормишь, поишь, пестуешь. Но стоит заботливой руке ослабнуть — и тебя съедят, не разбираясь, в чём причина отсутствия новой порции.

— Даже слушать не хочу. Ты сравниваешь их с дикими животными…

— Кем они по своей природе хоть наполовину, но являются.

— И в этом твоя ограниченность. Со сколькими ёкаями ты говорил, чтобы выяснить это?

— Это непреложная истина, их природа.

— Это твоя правда, порождённая той ненавистью, с которой тебя растили, как и ты растил меня. Жаль, что у тебя недостало сил и ума не принимать всё на веру и хотя бы постараться выяснить, сколько действительно в этом есть истины.

— Полагаешь? Что ж, тогда давай я тебе расскажу, как я рос.

— Мне незачем…

— Нет же, — перебил Мэзэхиро. — Я расскажу, чтобы и у тебя была возможность сделать свои заключения не из домыслов, а из событий, которые в действительности тогда происходили.

И Мэзэхиро начал свой рассказ о том, о чём никогда до этого дня не говорил и даже не вспоминал. Он прятал все мысли о произошедшем в самом дальнем углу своего разума, опутывал их пылью и паутиной, стремился предать забвению и надеялся, что когда-нибудь они вовсе исчезнут.

Не исчезли. И вот настал день, когда ему приходится сметать паутину, стряхивать пыль и доставать то самое, что сделало его сёгуном и советником императора в тот же день, как Мару взошёл на престол.

Он хотел тогда поупражняться с отцом, как они делали всегда в свободные от службы дни сёгуна. Но то, что должно было стать их совместным днём, было испорчено: император призвал отца.

— Под стенами опять мятеж, — сказал он, вешая дайсё на пояс.

— Я думал, прошлый успешно подавили?

— А когда они на одном останавливались?

— Снова ёкаи?

— Всё им мало свободы, — кивнул он и открыл дверь.

— Может, мне с тобой? — встрепенулся Мэзэхиро. На самом деле ему не очень хотелось: уход отца означал, что они с Мэдокой остаются в доме одни, — но мятеж подавлять ему ещё не доводилось, и поучаствовать было бы полезно.

— Отдыхай, нечего тебе там делать в свой свободный день.

Мэзэхиро ответил лёгким поклоном в знак согласия, и отец ушёл.

— У госпожи Сато встреча в павильоне Веселья. — Мэдока вышла к нему и поклонилась. — Все поручения выполнены. Если вам что-то понадобится…

— Понадобится, — улыбнулся Мэзэхиро и обнял её за талию. — Ещё как понадобится.

В доме были и другие служанки помимо Мэдоки, поэтому они с Мэзэхиро всегда разыгрывали перед ними эти спектакли. Бедная Мэдока, которую принуждает своей властью сын сёгуна, а она разве вправе отказать господину?

Однако стоило им оказаться в его покоях, и роли в этом театре менялись: власть имущий становился слугой, а служанка возносилась до богини. Так было уже множество раз, и Мэзэхиро не мог подумать, будто что-то переменится.

В тот день он не хотел выпускать её из постели, никак не мог отстранить горячее тело, высвободить её из плена своих объятий, как бы она ни просила.

— Мне нужно подготовить комнату к приходу твоей матери, — попыталась Мэдока воззвать к разуму.

— Она вернётся не раньше стражи шершня, — возражал Мэзэхиро, прижимаясь к ней, вдыхая запах её волос. — Времени полно.

— А до этого нужно и себя в порядок привести, — продолжала настаивать она. Но он знал: она всегда так делает. А сама льнёт к нему, охотно оставаясь в руках Мэзэхиро, позволяя ему себя удерживать.

Он прижался к ней ещё крепче:

— Вот бы вечность лежать так.

Мэдока поёрзала, высвободилась из его рук, но только чтобы повернуться к нему лицом.

— Какая была бы скучная вечность, — улыбнулась она.

— Ах скучная? — Он провёл пальцами по её рёбрам — и Мэдока вся сжалась.

— Не смей…

— Скучная, значит. — И пальцы снова коснулись нежной кожи, поднимаясь выше под руку.

— Мэзэхиро…

— Скучная, говоришь.

Он принялся перебирать подушечками пальцев, щекоча её, и Мэдока тут же начала вырываться.

— Нет уж, не уйдёшь. — Он хватал её бок, продолжая щекотать, а она хохотала, извиваясь на кровати в его руках, сбивая одеяло, подминая под себя подушки, пока с шумом не скатилась на пол, освободившись наконец из плена.

Мэдока шумно и с облегчением выдохнула.

— Мэзэхиро, — внезапно раздался голос от двери, и Мэзэхиро тут же сел и уставился на отца. Тот смотрел на него не мигая. — Приведи себя в порядок и приходи к обеду, есть разговор.

Мэзэхиро неуклюже поклонился — насколько мог сделать это сидя, — и отец вышел. Он обернулся на Мэдоку — на ней лица не было от страха.

— Мне конец, — прошептала она. — Меня казнят, да?

— Глупости. — Мэзэхиро потянулся к ней и погладил по плечу. — Я