Родина дремлющих ангелов - Густав Водичка

Стареющие супружеские пары нередко попадают в глупые, но закономерные ситуации, когда, удивляя детей и внуков, они начинают скандалить на почве ревности. Известная пословица “Седина в бороду — бес в ребро” возникла не случайно. Для пожилых людей сексуальные похождения имеют особое значение.

Когда жизнь теряет перспективу и будущее представляется понятием условным, человеку трудно освоиться в новой реальности. Мужчинам приходится особенно тяжело.

Когда уже за пятьдесят, на треуголку Бонапарта рассчитывать не приходится. Все, что не сбылось, мучает по ночам и требует реванша. Хочется обмануть старость...

Hежные объятия молодой любовницы легко воскрешают пессимистов. Снова появляется уверенность в себе. Hеотвратимое выглядит чем-то необязательным. Отступают неприятные предчувствия. Активная работа становится потребностью.

Hаличие любовницы представляется лучшим подтверждением собственной значимости. Если тебя желают, значит, есть за что. Любовница — это убедительный стимул держать себя в хорошей форме и не опускаться. Приятно осознавать, что “есть еще силенки”.

Обычно пожилые стараются тщательно скрывать свои похождения. Годы, прожитые в браке, делают супругов близкими родственниками. Уважение и трепет не позволяют переступать разумную грань. Печально, что многие супруги стараются разоблачать друг друга. Бережно сохраняемые отношения мгновенно приобретают извращенный смысл. Истерики, слезы, детские трагические позы превращают культурную, почтенную пару в глупых малолеток с полным набором идиотических комплексов.

Люди, прожившие вместе более тридцати лет, почти не могут испытывать взаимное сексуальное влечение. Общие интересы, привычки, дети, друзья, имущество не способны заменить личных интимных устремлений. Рано или поздно разделение жизни семейной и личной произойдет.

Для тех, кто поумнее, это не беда. Уважение чужой тайны — лучшее “средство” от скандалов. Многие научились удачно совмещать нежную любовь к семье и побочные связи.

К сожалению, пожилые пары находятся в определенном неравенстве. Женщинам по ряду объективных причин трудно найти нового сексуального партнера. Победы мужа на любовном фронте способны вызвать болезненную зависть. Приступы эгоизма толкают женщин на радикальные поступки.

Когда пожилого мужа выталкивают за дверь — торжествует безумие. В данном случае мужчине уйти трудно, но он может не вернуться. У него есть шанс. Молодые знают, что старый конь борозды не портит. Женщине бальзаковского возраста оставаться в одиночестве крайне тяжело и неприлично. Особенно на фоне разумного большинства. Hеудивительно, что многие потом раскаиваются.

Пожилым супругам необходимо оценивать свое поведение как временную возрастную норму. Переживание психологического кризиса однажды завершится, и все войдет в нормальное русло. Главное — не бросаться в крайности. Седеющий человек цепляется не за секс, а за жизнь. При желании это можно понять.

Поздние супружеские измены нельзя рассматривать с традиционной точки зрения. Там, где присутствует диагноз, настоящей измены быть не может. “Болезнь” уходит, а близкий человек остается. У “второй молодости” есть одно устойчивое свойство: как и первая, она длится очень недолго.

Когда нечего делить, стоит проявить терпение. От навязчивых глупостей спасают поиски новых занятий. Особенно это касается пенсионеров. Рассматривать супруга в качестве объекта развлечения — дело неблагодарное. Если людям, прожившим долгую совместную жизнь, не о чем поговорить, значит, им есть о чем помолчать.

Социум трамвайной колеи

Стоя толпой на трамвайной остановке, все ожидающие имеют равные шансы уехать, но трамвай не резиновый. Кто-то должен остаться на месте. Борьба за трамвайную жизнь начинается заранее. Многие становятся ближе к путям и мысленно высчитывают точку расположения дверей. Появление запоздалого вагона сопровождается общим возбуждением. Под скрип тормозов оно достигает кульминации, и в распахнутую узкую щель рвутся все, желающие БЫТЬ. Счастливые новорожденные пассажиры спешат занять удобные сидячие места. Все, кто слаб и болезненно вежлив, нехотя смиряются в положении стоя. Отчаянные крики и мольба у подножек безжалостно обрываются створками. Тот, кто остался за дверью, для обитателей трамвая уже не существует. Такова судьба убитых абортом.

Когда вагон трогается в путь, его граждане начинают обустраивать личную жизнь. Местные аристократы, владеющие сидениями у окон, начинают углубленно изучать городские пейзажи. Их благородные затылки бросают вызов страдающей толпе. Сидящие ближе к проходу, чувствуя нервный натиск соседей, отгораживаются чтением различной литературы или демонстративным сном. Эта особая категория состоятельных пассажиров испытывает неуверенность. Женщина с младенцем или дряхлая старушка может отобрать у них завоеванное место. Таковы законы трамвайной жизни. Есть бремя, перед которым все равны. Но сидящих возле окна аристократов это касается в последнюю очередь. Пользуясь своим завидным положением, эти люди могут заниматься благотворительностью. Например, подержать у себя на коленях авоську падающей в обморок дамы или ноющего ребенка неудачливых родителей. Те, кому суждено повиснуть на засаленных поручнях, принимают максимально удобную позу и прячутся в собственных мыслях. Имеющие добрых знакомых-попутчиков коротают время в активном общении.

Маленькие трамвайные судьбы плотно заполняют пространство и смешиваются в единую жизнь общего маршрута. Здесь присутствует все. Заплаканной женщине муж язвительно шепчет какую-то гадость. Выживший из ума ветеран всего и вся бормочет в сталинской горячке. Шустрый мальчик предлагает свежую прессу. Грязные цыгане ноют, что “сами они не здешние”. Спившийся чиновник блюет на всех протухшей колбасой и желчью. Мелкие воришки чистят карманы. Сектанты липнут с “райскими” брошюрами. Немые девочки плетут узоры пальцами. Школьники украшают жвачками потолки. Бабушки-кликуши возвещают о страшном суде и грызут ближних вампирическими взглядами. Невинные солдаты скромно топчутся на месте, завистливо поглядывая на влюбленную парочку...

Трамвайная жизнь насыщена эротикой и располагает к активному размножению. Особенно, в летнюю пору. В сильной давке, разделенные легкой одеждой, незнакомые мужчины и женщины легко вступают в контакт. Здесь голодные лесбиянки с удовольствием вдыхают аромат вспотевших соседок. Голубые дяди подмигивают смущенным юношам. Сосредоточенные “антенщики” прижимаются вздутыми брюками к пышным ягодицам недоступных матрон. Старые педофилы, как бы невзначай, ощупывают взопревших малышек. Задравшиеся юбки, оттопыренные декольте и расстегнувшиеся ширинки здесь доступны близкому созерцанию, и дух всенародного совокупления набирает силу.

Жаль, что в трамвайной жизни так много неприятностей. Чесотка, лишай, дифтерия и туберкулез угрожают каждому пассажиру.

Кондукторы, эти жестокие сборщики налогов, бродят по вагону и отбирают последнюю копейку. Упрямые граждане, пытаясь прожить бесплатно, знают, что рано или поздно придется платить в двадцатикратном размере. Суд контролера будет коротким, безжалостным, но справедливым.

Трамвай требует денег. Особенно, его водитель. Отгороженный толстой стенкой, он смотрит вперед и по мере сил пытается уберечь вагон от катастрофы. Он способен давить на педаль, увеличивать скорость, делать остановки, но не может свернуть с пути, намеченного свыше. За все, что не так, трамвайный народ посылает ему проклятия.

Трамвайное горе бывает одно на всех. Хорошо, если только затор на путях. А то ведь, случается, и бомба рванет под сиденьем... Или бензовоз врежется на полном ходу. Когда охваченные пламенем люди не могут найти выхода, живыми остаются обитатели подножек. А владельцы престижных мест быстро сгорают дотла.

Мелких неприятностей в трамвайной жизни не счесть: кто-то наступит на ногу или испачкает спину мороженым, другой бросит в лицо оскорбление или ударит наотмашь. В трамвайных скандалах публика мгновенно разделяется на тех, кто “за” и “против”, и тех, кто “воздержался”. Только в присутствии подвыпивших агрессивных подонков почти все хранят молчание. Женщины судорожно хватают за руки мужей. Мужчины, стиснув зубы, смотрят куда-то в сторону. И каждый надеется на чудесное избавление. Но чуда не происходит. Подонки выходят там, где хотят, а люди остаются наедине с позором.

Совсем рядом, за окнами, проносятся чужие красивые машины, с комфортной жизнью внутри. Обитатели набитых вагонов смотрят им вслед и оплакивают свою судьбу. Только обломки разбившихся “кадиллаков” изредка дарят злорадное утешение.

Когда вагон пустеет и каждому хватает места, в трамвайном пространстве витает провинциальная тишина. Пассажиры наслаждаются покоем и жалеют, что это бывает не часто.