Антимавзолей - Андрей Воронин

У нее возникло острое желание встать и молча уйти, но Светлана Петровна была слишком взрослой, умной и опытной женщиной, чтобы совершить такой импульсивный, невежливый, ничем не оправданный поступок. Георгий вел себя вполне по-джентльменски, и он вовсе не обязан был знать, что она до сих пор питает к нему какие-то чувства. Для него Светлана Морозова скорее всего уже давно превратилась в приятное воспоминание, окрашенное в теплые тона, в ностальгию по безвозвратно ушедшей юности. А она... Полно, да любила ли она его до сих пор? А может быть, то, что она принимала за любовь, было просто болью не до конца зажившей раны, обычной женской обидой?

Георгий Луарсабович закончил произносить фантастически длинный и цветистый кавказский тост, суть которого сводилась к призыву выпить за вечно живую и юную любовь. Бокалы встретились с мелодичным звоном, вино было ароматным, терпким и сразу мягко ударило в голову.

– Кушай, пожалуйста, – сказал Гургенидзе. – Я помню, ты любишь хорошо покушать, и твоей фигуре это ни капельки не вредит.

– Неужели помнишь?

– Я все помню, не сомневайся. Все-все. И я хотел попросить прощения. Тогда к тебе в лабораторию вместо меня пришел мой человек, потому что... В общем, не потому, что я не хотел с тобой встречаться. Причина совсем другая, и я позвал тебя, чтобы... ну, чтобы ты это знала.

– Я знаю, – спокойно сказала Светлана Петровна.

– Знаешь?! Что ты знаешь? Откуда? Почему?

– Не кричи, Георгий. Ты сам затеял этот разговор. И раз уж речь зашла о деле... Есть кое-что, что ты должен узнать. Спустя неделю после того анализа в лабораторию явился человек, который, если верить документам, приходится внучатым племянником... ты знаешь кому. Он пришел, чтобы мы произвели генетическую экспертизу, сравнив его ДНК с...

– Да, я понимаю.

– Его привел к нам генерал ФСБ.

– ФСБ? – Гургенидзе энергично выругался по-грузински. – Вах, что делается! Хотя, конечно, такое шило ни в одном мешке не спрячешь...

– Вот именно. Это еще не все. Этот человек... В общем, это его кровь ты мне передал через своего посыльного. Ошибка исключена, поверь.

– Я верю. То есть знаю, – лицо Гургенидзе как-то разом осунулось. – В твоей профессиональной компетентности я никогда не сомневался...

– Мы сравнили его ДНК с нашим... гм... вечно живым пациентом, – продолжала Морозова. – Анализ дал отрицательный результат. Зато в твоем случае результат был положительным с вероятностью восемьдесят восемь и девять десятых процента.

Она сделала паузу, пристально глядя на Гургенидзе. Георгий Луарсабович морщился, отводя глаза, как будто слова Светланы Петровны были для него каким-то откровением, и притом весьма неприятным.

Видя, что он не собирается нарушать неловкое молчание, Морозова сделала это сама.

– Тот образец, – сказала она негромко, подавшись всем телом вперед, – тот клочок кожи – что это было, Георгий? Где ты это взял?

– Ты сама знаешь, что это было, – мрачно ответил Гургенидзе, рассеянно ковыряя вилкой нетронутую еду. – А где взял... Тебе не надо этого знать, поверь мне на слово. Скажем так: я кое-что нашел. Кое-что, наводящее на размышления... Одни догадки, и их надо было проверить...

– И тогда ты вспомнил обо мне.

– И тогда я вспомнил о тебе... Я никогда о тебе не забывал, но мне было так... так стыдно! Так больно. Так... Я знаю, ты меня понимаешь. Я никогда тебе не лгал, не лгу и сейчас. Я тысячу раз хотел тебя разыскать, но все откладывал, откладывал... Пока не нашел... это. Тогда я понял, что откладывать больше нельзя. И не только из-за этой экспертизы, пропади она пропадом. Просто я понял, что обстоятельства могут сложиться так... В общем, что мы можем больше никогда не увидеться.

Светлану Петровну напугали не столько его слова, сколько тон, которым они были сказаны.

– Господи, Георгий, что ты такое говоришь?!

Гургенидзе невесело усмехнулся.

– А ты сама подумай. У тебя хорошая голова, почти как у мужчины, – нет, что я говорю! – лучше! Вот и подумай ею. А чтобы тебе легче думалось, скажу, что нашел материал не только для генетической экспертизы, но и для графологической.

– И?..

– Тот же самый результат. Его рука, его ДНК, его тело. Слушай, что я тебе скажу. Тело – ерунда. Знаешь, что в этой истории самое смешное? То, что в апреле пятьдесят четвертого он был жив и сохранял способность писать.

– Ты просто сошел с ума!

– Еще нет. Но скоро, наверное, сойду. Будь проклят тот день, когда я его нашел! Я скажу, зачем тебя позвал. Надо попрощаться.

– Ты уезжаешь?

– Не я. Ты уезжаешь. Вот здесь, – Гургенидзе полез во внутренний карман пиджака и выложил на стол незапечатанный почтовый конверт без адреса, – заграничный паспорт на другое имя – не бойся, настоящий, – билет на самолет, кредитки... На месте тебя встретят, помогут устроиться. Вылет сегодня в восемнадцать тридцать.

– Это невозможно, – отрезала Светлана Петровна. – Работа, дом, лаборатория... На кого я все это брошу? И вообще, с какой радости я куда-то полечу?

– Послушай меня внимательно, – кавказский акцент исчез, как по волшебству. – Ты улетишь сегодня, даже если мне придется доставить тебя на борт самолета силой. Тебе нельзя здесь оставаться. Я не хотел тебя пугать, но... Ты сама все поняла, догадалась, что я нашел. Разумеется, что рассказывать об этом никому не следует – во всяком случае пока. Но информация как-то просочилась, кто-то уже обо всем узнал, и этот кто-то убивает людей. Убивает тех, кто в курсе, кто может рассказать. Графолога, которому я заказал экспертизу, убили; документ, с которым он работал, похищен. Убили уже многих, и я не хочу, чтобы это случилось с тобой. Поэтому ты улетишь. Будешь жить в моем доме. Там хорошо, тебе понравится, вот увидишь. Море, пальмы, много воздуха и солнца... Будешь ждать меня, а когда я приеду, поговорим по-настоящему. Я расскажу тебе, как жил, как тосковал по тебе, и ты, может быть, меня простишь. Но сейчас ты должна уехать. Не говори мне о работе, умоляю! Никакая работа не стоит твоей жизни, особенно эта.

– Это какое-то сумасшествие, – едва слышно прошептала Светлана Петровна.

– Пусть так, пусть я сошел с ума, спятил, потерял голову. Говори что хочешь, только уезжай. Ни о чем не беспокойся. Не захочешь жить у меня – не надо. Я найду тебе работу, построю лабораторию – все, что захочешь, только скажи. Но сегодня, сейчас ты должна уехать. Все слишком серьезно, поверь.

– Я верю, – упавшим голосом сказала Светлана Петровна.

...Когда машина мягко, почти беззвучно тронулась с места и влилась в густой транспортный поток, Светлана Петровна спросила, поудобнее устраиваясь на обтянутом натуральной кожей просторном сиденье:

– Это "Волга"?

– Что? – удивился Гургенидзе. – Почему "Волга"? Обижаешь! Это "Мерседес"!

– А я думала, "Волга", – разочарованно сказала она. – Помнишь, как ты планы строил? Собирался получить Нобелевскую премию, купить "Волгу" и повезти меня в Пицунду...

– "Мерседес" лучше, слушай! – обиделся Гургенидзе. Теперь, когда главное было сказано и решение принято, они могли спокойно, как ни в чем не бывало, болтать о пустяках. – Ладно, если так хочешь, куплю тебе "Волгу". Проснешься утром, выйдешь на балкон кофе пить, а она внизу, во дворе! В Майами все с ума сойдут, клянусь, когда ты на ней за покупками поедешь!

– Пусть сходят, – легкомысленно сказала Светлана Петровна. – Только я водить не умею.

– Научишься, – не менее легкомысленно пообещал Георгий Луарсабович. – А не захочешь – будешь с водителем ездить. Тоже мне, проблема...

Через двадцать минут "Мерседес" плавно затормозил у подъезда.

– Возьми только самое необходимое, – сказал Гургенидзе. – Тряпки не бери, все купишь на месте. Гена, проводи.

– Еще чего не хватало! – резко возразила Светлана Петровна. – Мало того, что меня домой на "Мерседесе" привезли, так я еще и мужчину домой поведу! Ты представляешь, какие сплетни обо мне пойдут?

– Ну и что? – резонно возразил Георгий Луарсабович.

– Да, наверное, ничего. Но я пока не привыкла... Прости, я не могу так быстро. Ну, чего ты боишься? Вот он, подъезд, как на ладони. Через четверть часа я спущусь, обещаю.

Она поднялась в лифте, отперла дверь и вошла в пустую квартиру, почти уверенная, что видит какой-то фантастический, сумбурный сон. В реальной жизни всего этого просто не могло быть: мумии, сенсационные открытия, роскошный обед в дорогом ресторане, дикие речи свалившегося как снег на голову Георгия, какие-то убийства, паспорт на чужое имя, билет до Майами, особняк на побережье и стоящая в тени королевских пальм новенькая "Волга", по всем статьям превосходящая все остальные машины, сколько их есть на белом свете, – все это смешалось, спуталось в один бесформенный клубок, распутывать который у Светланы Петровны в данный момент не было ни сил, ни желания, ни времени.

Она остановилась посреди комнаты, пытаясь сообразить, что нужно взять с собой в дорогу, без чего она не сможет обойтись. Вещи, белье? Георгий сказал, что она все купит на месте. На месте – значит, в Майами. С ума можно сойти... Документы? Похоже, действительно, она теряет рассудок: явиться в международный аэропорт с двумя паспортами на разные имена... Незаконченная диссертация? К черту, все равно она никогда не будет закончена, не надо себя обманывать... Что тогда? Деньги? Да, наличность на карманные расходы не помешает, да и потом, кому ее здесь оставлять – участковому? Соседям? Тараканам?