Фатальный абонент - Гера Фотич

Постоянно ощущал дрожь в теле, будто било слабым электрическим током.

Около подъезда замечал незнакомые машины. Стояли подолгу. Мужчины изнутри выходили покурить и снова возвращались на свои места. Сообщил об этом Франчуку. Тот посоветовал записать номера и сообщать. Сам проверял. Некоторые регистрационные знаки не совпадали с марками машин. Это беспокоило. Михаил вызывал наряды полиции проверить документы. Но район не выезжал — хватало своих забот. А оперативники Франчука вечно опаздывали.

Накопившаяся усталость проявлялась днем — несколько раз он открывал глаза за рулём и осознавал, что успел уснуть. Это становилось неконтролируемо. Михаил понимал, что так он может попасть в неприятности ещё быстрее. Возвращался домой и после еды засыпал. Таким образом, режим перестал для него существовать. День и ночь путались. Этому способствовала продолжительная темнота. Иногда, просыпаясь в два или три часа ночи, он думал, что уже раннее утро. Ощущая бодрость, принимал душ и только после этого с удивлением смотрел на часы. Снова залезал в постель.

Успокаивало, что дела в фирме шли без проблем. Часто виделся с Полиновым. Похоже, что приятель ощущал то же самое. Стал нервным и раздражительным. Вспыхивал на каждое слово. Сиваков сказал, что поедет отдохнуть на родину в Белоруссию. И как бы выбыл из сгущающейся тьмы неприятностей.

Наконец Михаил через начальника следственного отдела договорился о встрече.

— Добрый день, — приветствовал его круглолицый полный сотрудник с маленькими карими глазками и двойным подбородком. Почмокал пухлыми губами, точно держал во рту леденец, и пригласил в кабинет. — Следователь по вашему делу уехал в Москву на учёбу. Все материалы передали мне. Так что вполне можете мне доверять.

Улыбка его была беззастенчиво приторной. Он предложил Михаилу сесть к столу. Обнял за плечи, усадил. Сам расположился в кресле напротив. Вытянул пухлые руки и подтянул клавиатуру компьютера. Развернул к себе экран. Михаил успел заметить застывший разноцветный тетрис.

— Вы знаете, по какому вопросу я…

— Конечно, знаю, — прервал его следователь. Мне начальник отдела поручил вас успокоить!

— В нашем деле не хватает материалов о внедрении, — неуверенно начал Михаил.

— Что вы, любезный! У нас всего хватает. Не надо волноваться, — губы следователя снова растянулись в улыбке, — всё в порядке! Там всё есть.

— Нет, понимаете, там плёнки есть, а каким образом и кто все организовал — нет!

— Ну что вы! Дело уже закончено и направлено в суд. Сейчас находится в прокуратуре на утверждении. Маленькая формальность. И не надо так переживать. Будьте спокойны. Наш самый справедливый суд обязательно покарает преступников. А вам спасибо за оказанную помощь. И друзьям передайте!

Только последние слова немного успокоили Михаила — значит, всё же они свидетели. Но тут же зародилось сомнение. А вдруг прокуратура примет иное решение? Он неожиданно осознал всю безысходность своих стараний. Почувствовал себя маленькой букашкой под огромной пятой правосудия. И это он, подполковник милиции, прослуживший более двадцати лет! Как же могут чувствовать себя в такой ситуации простые граждане! Вдруг осознал всю необъятную беспредельную величину глобального беззакония, которое может нависнуть над человеком в любое время, в любой момент его жизни. Стоит только перейти дорогу кому-то неизвестному и всемогущему.

И от этого ощущения абсолютного бессилия стало почему-то легко. Словно он положился на свою судьбу, предоставив ей полную свободу действий.

Выйдя из управления, Михаил позвонил Лили и сказал, что соскучился по ней.

Неожиданно на границе с Белоруссией случилось недоразумение. До Николая дозвониться не могли, и Полинов поехал разбираться.

В тот же день позвонила дочка Сивакова:

— Папу забрали! — сообщила она, плача.

— Как забрали? Кто? Когда? Он что, не в Белоруссии? — вопросы Михаила звучали автоматически, почти без эмоций. Он понял, что это началось. Вот так!

— Нет! Он никуда не уезжал! Просто телефон отключил. Сказал, что хочет отдохнуть. От всех. Вчера днём позвонили домой, и он вышел на улицу. Сказал — пойдет пообщаться с друзьями. Внизу стояла чёрная БМВ. Он сел в неё, и машина уехала….

— Так может, это его товарищи?

— Но его нет уже сутки, и телефон молчит, — в трубке раздался горький плач девушки.

— Не волнуйтесь, мы его найдем, — Михаил не знал, как еще её успокоить.

Он созвонился с Франчуком. Просил установить, с какого телефона позвонили домой Николаю. Стали искать старые связи. Но все было безрезультатно.

Обнаружили Николая в институте Скорой помощи Джанелидзе. Доставили неизвестные. Спиваков находился в реанимации. Делали одну операцию за другой. Никого не пускали. Врачи отнекивались, посылали к заведующему. Того было не застать — то на совещании, то на докладе у руководства.

Но Михаил и так всё знал. Диагноз был один. Он скрывался в уголовном деле, зависшем где-то между следствием, прокуратурой и судом. Это был даже не диагноз, а приговор. Приговор всем троим. Но это же не 1991 год — убеждал себя он, и сам же горько усмехался собственной наивности — в этой стране война никогда не прекращалась!

Через день были похороны.

Франчук отзвонился, сказал, что не успеет приехать. Сараев тоже. С утра — совещания.

Михаил был с Лили. Пошел снег, и температура приблизилась к нулю. На дорогах и тротуарах захлюпала слякоть. Они купили десяток гвоздик — те очень шли к алому пальто Лили.

Машину поставили на стоянку, и тут же Михаил почувствовал за собой хвост. Несколько человек, сидевших в иномарке, быстро вышли и разошлись в стороны точно бильярдные шары из разбитой пирамиды. Больше Михаил их не видел, но чувствовал постоянно. Появились другие. Дожидаться выноса гроба не стал.

Глава 27. Возвращение

— Алё! — тихо произнес Михаил. Не отрывая трубки от уха, поднялся и осторожно пошел на веранду. Понял, что забыл свою конспиративную фразу.

— Алё, алё! Вы меня слышите? — прозвучал незнакомый взволнованный голос мужчины. — Я не знаю, кто вы, но этот номер забит в память телефона как «избранный». Девушка, чей телефон — погибла. Приезжайте — это в центре города. Суворовский пятьдесят…

Неожиданно в динамике послышался шум. Людские голоса. Затем всё смолкло.

Михаил застыл на пороге дома. Первое желание было перезвонить. Уточнить, выяснить все обстоятельства, если это не розыгрыш. Но тогда надо будет назваться. Вдруг это проверка. Его не могут найти уже год… Но Лили… Моя маленькая Лили! Она не могла добровольно отдать свой телефон. Только обманом или… Действительно убили? Прямо на Суворовском? У здания ГУВД? Сколько времени? Михаил включил экран телефона. Выступили цифры. Прибавить разницу во времени было несложно. Значит, там десятый час. Лили шла на работу. Ну да. Когда ещё киллеры поджидают свою жертву. Проще всего на постоянном маршруте — чтобы не было сбоев и непредвиденных ситуаций. Но у… ГУВД? Значит, раскусили. Узнали о её связи со мной.

Ему стало бесконечно стыдно за то, что он здесь загорает под бразильским солнышком. Завел новую пассию. Кормит орла. Скоро будет первенец. А там… Лили! Растерзанная пулями, изуродованная. Лежит на асфальте, озаряемая вспышками фотоаппаратов. Надо бороться, надо пойти к министру, к Путину…

Окружающий мир мгновенно отступил, отошёл. Михаил двинулся, постепенно убыстряя ход. Мысленно возвращался той же дорогой, как убегал. К щербатому сараюшке на берегу Амазонки, заскочил на пароход и вернулся в Манаус. Там вместе с Дианой перелетел в Рио и после карнавала расстался. Снова увидел те места, где столько лет прожил. Мост Александра Невского, скованную льдом Неву, ощетинившуюся по краям торосами. А потом похороны Сивакова. Лили. Да, Лили… Но её больше нет! И ему неожиданно показалось, что если он пройдет весь путь, со всеми подробностями, с точностью, то сможет повернуть время вспять.

Оказаться на той роковой точке, с которой всё началось.

Он остановился, словно дошел, и увидел перед собой дом Моны. Добротно сбитый из досок, с недавно поменянной металлической крышей, блестящей в свете звёзд. Отражающей чужое горение. И неожиданно возникшее сравнение натолкнуло на мысль о себе. Заставило понять, что за всю свою жизнь он не принял ни одного самостоятельного решения. Всё ждал момента, когда кто-то подтолкнёт, предложит, прикажет. За двадцать лет службы не получил ни одного ранения, не был в горячих точках: ни в Чечне, ни в Дагестане. И только три медали за выслугу висели на кителе.

И эта мысль внезапно поразила его до глубины души, пронзила, взбудоражила. Породила вихрь сопротивления всему, ранее казавшемуся разумным и правильным. Наполнило его огромное тело сопротивлением и уверенностью, что он сможет преодолеть всё.