Генерал Власов - Свен Штеенберг

Тревоги, мучившие Власова в предшествующие провозглашению Пражской декларации недели, если не улетучились вовсе, то рассеялись. До самой последней минуты он боялся запрета. Как сказал он Мелитте Видеманн:

— Теперь это случилось, и никто уже ничего не изменит. Если Судьба обрекает нас на смерть — мы умрем. Но семя правды ляжет в землю, оно прорастет и даст всходы.[183]

Измотанный длительной борьбой со слепотой и самонадеянностью немецких руководителей, Власов ничего особенно хорошего для себя уже не ждал. Все, что осталось, — создать как можно большую армию, чтобы пресечь дальнейшие агрессивные поползновения немцев и показать всем действенность политического освободительного движения. Выживание зависело от выхода на арену борьбы политической силы, которую признают западные державы.

В плане применения РОА на заключительном этапе войны, окончание которой, по общему убеждению, ожидалось не ранее осени 1945 г., на обсуждении находились два возможных варианта: прорыв на Восточном фронте на соединение с Украинской повстанческой армией (УПА) или же объединение с казачьим корпусом, русским корпусом и войсками Михайловича в Югославии.

Усилиями Розенберга в конце сентября 1944 г. вышли на свободу два лидера украинских националистов — Бандера и Мельник. Власов вошел с ними в контакт и предложил сотрудничество с УПА. Бандера, однако, начал объяснять, что после долгого заключения не располагает полномочиями действовать самостоятельно и предпочел бы принимать такие решения только с одобрения Высшего Освободительного Совета, ставшего главной политической силой на контролируемой УПА территории. Репрессивная политика рейхскомиссара Коха толкнула УПА на путь борьбы с немцами, но теперь, когда Красная Армия снова отвоевала Украину, повстанцы повернули оружие против Советов. УПА усилили уцелевшие части галицийской дивизии СС, разгромленной под Бродами в июле 1944 г.

Теперь Вермахт начал снабжать УПА оружием. Капитан Витцель, возглавлявший разведку группы армий «А», вылетел через линию фронта в расположения УПА, чтобы оценить обстановку и присмотреться к тому, как можно задействовать эти довольно значительные силы.

Украинцы перебросили через линию фронта представителя Освободительного Совета, который в ходе переговоров с Бандерой и немецкими властями вел себя с большой уверенностью. Он заявил, что значительная часть Украины, за исключением крупных городов и главных линий коммуникаций, находится в руках УПА, которая ожидает поддержки Запада после крушения Германии. УПА, как он сказал, будет готова взаимодействовать с Власовым, если последний согласится признать Освободительный Совет представительным органом свободной и независимой Украины.[184]

Власов отверг подобную форму признания независимости и адресовал украинцев к соответствующим пунктам манифеста. Как бы там ни было, он заявил, что сразу после формирования трех первых дивизий РОА и объединения их с казачьим корпусом, корпусом Штейфона, 2-й украинской дивизией и военно-воздушной группой Мальцева, что даст в сумме около 100 тысяч человек, он сможет серьезно подумать о прорыве фронта, чтобы, соединившись с УПА, численность которой оценивалась в 50 тысяч бойцов, включиться в совместную революционную борьбу. В этом случае можно рассчитывать на переход на их сторону значительного количества солдат Красной Армии и, как он надеялся, на поддержку западных держав.

Для выяснения готовности НТС также принять участие в этом плане Власов отправил Меандрова на переговоры со взятыми Гестапо под стражу руководителями НТС в Берлине. Попытка Власова добиться их освобождения оказалась непродуктивной, однако разговоры об их расстреле прекратились, и Гестапо позволило Меандрову проводить переговоры без присутствия надзирателей. Руководители НТС считали успех плана сомнительным по причине его запоздалости, но выражали готовность присоединиться, поскольку иного варианта не видели.[185]

От плана пришлось, однако, отказаться, поскольку к середине января Красная Армия вышла на реку Одер. Тогда началось обсуждение возможности переброски всех имеющихся сил в Югославию. РОА во взаимодействии с казачьим корпусом, корпусом Штейфона и силами Дражи Михайловича[186] могла бы встать на пути у рвущихся к власти коммунистов Тито. Оставалась надежда, что после крушения Третьего рейха на данном театре военных действий будет оказана помощь со стороны западных союзников. Было просто невозможно представить, что Англия, где находился в изгнании король Петр, отдаст Югославию коммунистам. Однако быстрое развитие событий на заключительном этапе войны свело на нет и этот план.

После принятия Пражской декларации Дабендорф и Берлин охватила лихорадочная активность. Словно по волшебству в одночасье штаб-квартира Власова превратилась в политический центр, где шла деятельность и строились планы, совершенно независимые от политики Третьего рейха, а отчасти и оппозиционные ей. Туда слетались, как на огонек, немцы, русские, иностранцы — одни из любопытства, другие из солидарности или в предвкушении того, что вот-вот на политическом небосклоне появится что-то новое.

Генеральный директор Дрезденского банка предложил Власову кредит в миллион марок. Неофициальные представители болгар, сербов, словаков, венгров, а также стран Балтии отметили, что Пражский манифест содержит политическую программу, которую они готовы принять. Становилось очевидным, что борьба за небольшевистскую Россию вызвала громкий отклик у этих народов.

Чтобы подчеркнуть значение Власова как международной фигуры, Крёгер устроил Жиленкову поездку в словацкую столицу Братиславу, чтобы тот как представитель Власова и освободительного движения мог выступить там перед немецко-словацким обществом. Президент Словакии Тисо устроил Жиленкову официальный прием, министры осыпали его подарками и по-славянски обменялись с ним поцелуями.

Будучи официально независимым государством, Словакия после неудачного восстания в августе 1944 г. в действительности полностью контролировалась Германией. Потому особо примечательны вопросы, задававшиеся Жиленкову, и откровенность, с которой он отвечал на них. На приеме для иностранных корреспондентов в Братиславе последние хотели знать в том числе и следующее:

«В (вопрос). Каково отношение КОНР к западным державам?

О (ответ). РОА хочет сражаться лишь против советского режима. Мы не воюем с западными державами. Части, которые сражаются на Западном фронте, не находятся под командованием Власова.

В. Каково отношение КОНР к еврейскому вопросу?

О. В России нет какого-то особого еврейского вопроса, который бы нуждался в решении.

В. Какую плату КОНР пообещало немцам за их помощь?

О. Мы не обговаривали никакой платы. Кроме того, совершенно очевидно, что мы не примем никакого соглашения, могущего каким бы то ни было образом задеть честь России.

В. По каким причинам Жиленков, видный коммунист, перешел на сторону немцев?

О. Он никогда не переходил на сторону немцев, а совместно со многими другими, разделяющими его убеждения, вступил в борьбу с правительством, которое подавило свободу в России. Как крупный чиновник в прошлом, он больше многих других знает о злодеяниях сталинского режима».[187]

После этой поездки Гиммлер приказал Крёгеру оборвать все контакты Власова с внешним миром. В одобрении запланированного на февраль 1945 г. в Братиславе панславянского конгресса с Власовым в качестве председателя было отказано. Пока Власов пытался ускорить ввод в строй дивизий РОА и добиться передачи под его начало казачьего корпуса и других уже готовых к участию в боях частей, продолжалась борьба с немецкими официальными кругами. Розенберг настаивал на торпедировании программы Власова. Гестапо предупреждало об опасности перехода КОНР на сторону западных держав. Тауберт, глава Восточного управления в Министерстве пропаганды, так суммировал возражения противников КОНР: «Движение Власова — хорошо это или плохо для Германии — внутренне не привязано к ней. Оно имеет сильные англофильские симпатии и не чуждо идее возможной смены курса. Движение Власова не национал-социалистическое. Важно отметить, что оно не считает врагами евреев, что еврейский вопрос не признается им как таковой».[188]

Замечания эти были верными, но озвучивались они апологетами нацистской «восточной» программы, призывавшей к завоеванию и подавлению России. Немцы, поддерживавшие Власова скорее из оппортунизма, чем из убеждений, вторили им потому, что он не являлся ни предателем, ни наемником. В итоге сторонники Власова и великорусской линии победили в борьбе за новый «восточный подход». Розенберга обошли, переиграв на маневре и поставив перед свершившимся фактом. Однако последний в те немногие месяцы, которые остались до полного краха Германии, все так же носился со своими идеями. Он продолжал разоблачать «губительные намерения» Власова и его «подготовку к великорусской диктатуре с помощью никому не известных остолопов». Тогда как КОНР предполагал, что борьбу против Сталина нужно вести под объединенным руководством, «комитет Власова намеренно не замечал того факта, что такое объединение возможно только под немецким главным командованием»; по поводу формирования национального управления в КОНР Розенберг заявлял прямо, что это «целенаправленная провокация», и обрушивался с критикой на СС, которое сделало фатальные шаги, даже не проинформировав его. Он (Розенберг) более не имеет доступа к фюреру, и если кто-нибудь не скажет фюреру, что происходит, тогда через тридцать лет после немецкой победы и воцарения Власова великорусским правителем «централизованная власть может выступить против наших детей», и все это просто потому, что «некоторые руководители не понимают логики событий».[189] Когда чиновником, отвечавшим в Министерстве иностранных дел за связь с КОНР, назначили Густава Хильгера, Розенберг заподозрил его в «проболыпевистских симпатиях» и заявил, что Хильгер — друг одного из врагов немцев, Эмиля Людвиг-Кона, с которым будто бы тот встречался в Швейцарии. «Я уверен, — заключал он в итоге, — что Хильгер самый неподходящий из всех людей для того, чтобы заниматься восточными проблемами в национал-социалистическом государстве».[190]