Счет по головам - Дэвид Марусек

Удостоверившись, что объекта в здании нет, команда вылетела через слизнепровод на уровне тротуара. Ароматический след довел до конца квартала и оборвался. Будь у миссии минимальная техническая поддержка, пчела продолжила бы преследование с помощью телекамер, пчел-свидетелей, транспортных показаний и суборбитальных трутней. Но поддержки не было, и даже ордера не имелось. Рассчитывать приходилось только на свои силы.

Пчела, а за ней оса поднялись на крышу противоположного здания. Оттуда они могли наблюдать за всей улицей, за садом напротив и за сараем. Пока они ждали, пчела прокручивала сценарии.

2.12

Станция ЧОТ в центральном каньоне жилблока 7 изрыгала наружу толпы усталых Полезных Людей. Фред не спешил. С него хватило поезда с постоянными перегрузками и резкими поворотами, от которых его несчастные внутренности скручивались в узлы. Он нашел скамейку и прилег на нее. Вокруг него струился привычный человеческий поток, над ним, обтекая четыре ствола-корпуса, плыли облака. В каждом из них проживало четверть миллиона человек, и все они, как и Фред, работали в компании «Полезные люди». Фред всю жизнь провел в аркологиях, похожих на эту. Даже городок на марсианской станции был таким. Ни один расс не стал бы задумываться о своих жилищных условиях, а Фред вдруг взял и задумался. «Моим клон-братьям, — сказал он мысленно. — К чему мы пришли, прожив сто миллионов pacс-лет в таких вот сооружениях?»

Транзитная пчела остановилась проверить его состояние. Он сел, отогнал ее и пошел к лифтам. В турбокабину он садиться не стал, выбрал салон. Он пришел раньше обычного и бежать домой сломя голову было не обязательно. Диваны вокруг лифтовой медиазоны пустовали, пара свободных кресел у камина тоже нашлась. Фреда встретила волна успокаивающей протомузыки. Усталые клоны, одетые во всевозможные вариации сине-коричневых цветов, занимали излюбленные места. Фред прошел по толстому ковру к бару.

— Ну и воняет же от тебя, — сказал человек на соседнем табурете. На именной табличке этого найка было вышито «Жюль». — Что с тобой приключилось? — продолжал Жюль, морща свой загорелый нос. — Обмакнули в средство от блох?

— Угу. — Фред отвернулся. В этот момент ему было трудно проявлять дружелюбие к найку. Он заказал пиво, вспомнил, что должен воздерживаться от алкоголя несколько дней, и поменял заказ.

Лифт-салон двигался не спеша. Идя вверх, он останавливался только на этажах с двойным нулем, идя вниз — на этажах с цифрами 50. Фред решил пропустить свою остановку во время подъема и выйти на спуске. Надо было подумать о многих вещах: Коста, Кабинет, Рейли, гальвен, возможность клонового износа.

Оказывается, он уже успел составить краткий список своих проблем. Рассы славятся умением составлять списки. Их брат-донор Томас Э.Ю. был неисправимым списочником. Когда он погиб, в его квартире нашли целую коллекцию: в блокнотах, в компьютере, на обороте конвертов, на листках, прикрепленных к холодильнику. Что купить, как экипироваться, кому отправить рождественские открытки, с какими женщинами хотелось бы переспать. Все это сохранили и даже устроили выставку в Вашингтонском музее Смитсона. «Моим клон-братьям, — думал Фред. — Списки — наша разновидность белых стихов».

Выйдя на 150-м, он пересел в местный лифт, а потом на лучевую дорожку, ведущую в Деко-Виллидж, экономичный район в глубине Северо-западного ствола. Дверь квартиры поздоровалась с ним и открылась.

— Скажи Мэри, что я дома, — сказал он крошечной прихожей. Ответа не последовало, и он позвал: — Мэри?

— Я в спальне, — тихо донеслось до него.

— Извини, если разбудил.

— Нет, не разбудил. Ты рано сегодня.

— Да, чуть пораньше. — Мэри больше ничего не сказала, и Фред прошел в гостиную. Собачка ждала возле его кресла со шлепанцами в зубах. Фред расшнуровал тяжелые коричневые ботинки, отсыревшие от гальвена. Собачка уволокла их, один за другим, в свой шкафчик для чистки и дезодорации. И ради нее-то он собирался рискнуть своей порядочностью?

Он развалился в кресле. Мэри не показывалась и не делала попыток возобновить разговор, поэтому он спросил:

— Ты есть хочешь? Я да. В желудке буквально пусто. Может, перекусим что-нибудь перед выходом?

— Перед выходом куда?

— К Рольфу. Рейли говорил, что заказал столик. — Сам Рейли мог и не появиться, но об этом пока не следовало упоминать.

— К Рольфу? Сегодня же не среда.

— Знаешь, я ему так и сказал. — Фред старался говорить весело, но ведь евангелину не проведешь.

Помолчав, Мэри спросила:

— В чем, собственно, дело, Фред?

— В купольной церемонии.

— А, вот оно что. Я не пойду.

— Почему?

— Так, не хочется.

Фред знал, что спорить в таких случаях бесполезно.

— Мне, по правде говоря, тоже. Посидим дома, закажем сюда что-нибудь.

— Нет, ты иди. Я весь день только и делаю, что жую. Оставила тебе кое-что в кухне.

Фред вылез из кресла. Кухня в их экономичной квартире сводилась к нише рядом с гостиной, где стоял хромовый кулинар. На нем тарелка, на тарелке горка каких-то рулетиков.

— Нашел?

Фред поднес тарелку к глазам.

— Это что?

— Рыбные рольмопсы с кайенским перцем. Рецепт мой.

— Правда? — Хорошая новость, даже очень. Значит, она сегодня вставала. И попробовала что-то новенькое. Но кухня? У евангелии аллергия на все, что связано с кулинарией. Набрать готовый рецепт на диске для них и то подвиг. — Это здорово. Прямо сейчас и поем.

Когда он взял один рулетик, Мэри сказала:

— Не надо. Я передумала.

Фред чувствовал себя стоящим в шатком челне. Так продолжалось уже пять лет, с самого дня их свадьбы. Поначалу жизнь с евангелиной казалась очень волнующей, но с годами чувство постоянного напряжения как-то поднадоело ему.

— Они слишком острые, — пояснила Мэри из спальни. — Много перца.

— Я люблю острое.

— Тогда ешь, — вздохнула она. — Ты ведь, как всегда, лучше знаешь.

Фред положил рулетик обратно. И пяти минут дома не пробыл, а уже сыт по горло. Он перебрал в уме варианты: не есть, съесть один, съесть несколько или просто сказать, что съел. Список, кажется, полон. Первый и последний пункты можно исключить сразу. Если уж Мэри специально поднялась, чтобы приготовить вот это, надо хотя бы попробовать, а врать евангелине попросту глупо. Значит, вопрос только в том, сколько съесть. Если они в самом деле такие наперченные, то даже одна штука расстроит вконец его бедный, поруганный гальвеном желудок. Он подставил стакан под раздатчик, выпил пол-литра рисового молока для смягчения процесса и откусил кусок рольмопса.

Острый, да, но не так чтобы очень. Фред запихал в рот остальное и проглотил.

— Класс, — сказал он, беря второй, а за ним и третий.

— Подожди немного, увидишь.

Долго ждать не пришлось. Язык обожгло, в глотке запершило, глаза вылезли из орбит, нос прохудился, на лбу выступил пот. Фред, лишенный зрения и способности дышать, снова нащупал стакан.

— Фред, ты в порядке?

Он давился и кашлял, вливая в себя новую порцию молока.

— Фред, ты меня слышишь? Иди сюда!

— Минутку, — просипел он, вытирая слезы и улыбаясь. Наконец-то его пригласили войти.

Она сидела в подушках на их широкой кровати, растрепанная, с пятнами от еды на рубашке. Но Фреду тоже оставили место, а остальное не имело значения.

— На, высморкайся. — Она протянула ему платок. — Говорила же я, не надо. Надо было и эти выкинуть вместе с прочими. Честное слово, не знаю, зачем их оставила.

— Вообще-то вкусно, — выдув нос, сказал Фред. — Смотришь что-то? — В ногах кровати висел маленький скоп — уголок сада, где ничего как будто не происходило. — Это Шелли?

— Угу. Сегодня у них проблемы с кормлением Джудит. Похоже, дело у них все хуже и хуже. Она быстро слабеет.

Фред, заглянув в скоп, увидел открытую террасу между двумя крыльями бунгало известной смертартистки. Полуостров Олимпик, Западное побережье; там только что прошло время ленча, пасмурно, на полу из цементной плитки — экзотические растения в расписных горшках. В тени шезлонг, на котором возлежит Джудит Цзю. Рядом две евангелины, одна из них

Шелли. Обе в широкополых шляпах — в таком ракурсе трудно сказать, где подружка Мэри, а где другая. Мэри потянула носом.

— Ты прошел чистку, Фред? Он пожал плечами.

— Почему ты мне не сказал?

— Большое дело, подумаешь.

— Очень даже большое. Тебя ранили?

Теперь начиналось самое лучшее. Большие карие глаза Мэри вглядывались в него. Евангелину обмануть трудно, но и ее глаза тоже не лгут. Ее душа ничем не занавешивается от внешнего мира.

— Я здоров. — Эти слова были наживкой, чтобы выманить Мэри наружу.

— Само собой разумеется, что сейчас ты здоров, раз тебя починили.