Фрейд: История болезни - Петр Люкимсон

Суть статьи заключалась в том, что «истерики страдают от своих же воспоминаний», которые загоняют, вытесняют глубоко в подсознание. А значит, и лечить их нужно, выводя тем или иным способом эти воспоминания наружу. Статья заканчивалась многозначительным пассажем о том, что «авторы приблизились к пониманию только механизмов истерии, а не ее симптомов». Многим фрейдистам в этой фразе видится начало конфронтации с Брейером. Возможно, считают они, Фрейд уже тогда захотел затронуть вопрос о сексуальной природе неврозов, но Брейер этому категорически воспротивился и согласился лишь на такую, весьма обтекаемую фразу.

Между тем Фрейд всё чаще и чаще расспрашивал своих пациентов об особенностях их сексуальной жизни, находя в них причины недомоганий и советуя в качестве исцеляющего средства прежде всего попробовать нормализовать эту жизнь. Нередко такой совет и в самом деле помогал, и по Вене поползли новые слухи об удивительном докторе, который расспрашивает «про это» и помогает в сложных случаях, когда другие врачи признали свое бессилие. Это, разумеется, вызвало новую волну пациентов, а точнее, пациенток к Фрейду.

Тем временем, в июле 1893 года, Марта родила пятого ребенка. Фрейд отправил ее отдыхать в дачный поселок Рейхенау, а сам в сопровождении Оскара Рие направился в расположенный в Восточных Альпах Заммеринг. Здесь Фрейд и Рие предприняли увлекательный двухдневный пеший поход по горе Ракс и 19 августа оказались в уютной гостинице «Отто Хаус». Если верить Фрейду, дочь владельца местной таверны, которую он назвал Катариной, узнав, что он врач, сама подошла к нему и пожаловалась на приступы, во время которых у нее возникали шум в ушах, головокружения и она начинала задыхаться. Одновременно у нее возникали приступы страха из-за того, что кто-то может напасть на нее сзади, а временами перед ней возникало некое «страшное лицо» — лицо ее «дяди».

И вновь, расспросив девушку, Фрейд пришел к выводу, что причиной ее недомогания явилась сексуальная травма. Это предположение подтвердилось: как оказалось, однажды она видела, как «дядя» занимался любовью с ее кузиной, а затем пытался совратить и ее, так что она почувствовала «прикосновение части ее тела». «Надеюсь, наша беседа пошла на пользу этой молоденькой девушке, так рано познавшей сексуальные переживания», — подытоживает Фрейд этот случай в «Этюдах об истерии» (1895).

Благодаря всё тому же Питеру Суэйлзу[95], мы сегодня знаем, что на самом деле Катарину звали Аурелия Кроних, а в качестве ее совратителя выступал отнюдь не дядя, а отец.

И вновь, когда сталкиваешься с реальными деталями истории Катарины, возникает немало вопросов. И самый главный из них связан с тем фактом, что не успел Фрейд познакомиться с Катариной, как в гостинице… появилась Марта. «Вдруг кто-то вошел совершенно раскрасневшийся в этот жаркий день, и я некоторое время смотрел на эту фигуру, пока не узнал в ней собственную жену», — пишет Фрейд. Марта настояла на том, чтобы они несколько дней провели вместе, и Фрейд почувствовал, что «не вправе лишить ее этого удовольствия».

Согласитесь, после этого сама собой возникает мысль, что Фрейд отправился в Альпы отнюдь не только ради увлекательных пеших прогулок, но и для неких иных приключений. В связи с этим не исключено, что это не очаровательная дочка хозяина отеля обратилась к нему за помощью, а Фрейд сам начал ухаживать за девушкой, обещая помочь ей в «познании самое себя». Видя, что дело принимает серьезный оборот, Рие позвонил Марте — и та, оставив детей на кормилицу, примчалась «спасать семью», несмотря на то что никогда не любила горы.

Причины же, которые могли побудить Фрейда обращать внимание на других женщин, по мнению Ферриса, следует искать в его крайней неудовлетворенности сексуальной жизнью. Напомним, что в течение этих лет Марта рожала практически одного ребенка за другим. Так как в личной библиотеке Фрейда были обнаружены сразу три брошюры, посвященные контрацепции, выпущенные в 1882–1884 годах, то очевидно, что эта проблема его крайне волновала. При этом Фрейд, как известно, отвергал презервативы, будучи убежден, что с ними мужчина теряет остроту ощущений, а прерванный половой акт считал — и не без оснований — причиной возникновения мужских неврозов. Видимо, он предложил Марте пользоваться женскими контрацептивами вроде маточного кольца, но та это отвергла. Тогда Фрейд, по Феррису, попытался реализовать с Мартой свою давнюю эротическую фантазию об оральном сексе, но и это Мартой было отвергнуто как по причине ее природной брезгливости, так и потому, что она считала такой способ «извращением»[96]. После рождения пятого ребенка супруги решили вообще воздерживаться от интимной близости, и именно в это время и состоялась встреча Фрейда с Катариной.

Однако внимательный анализ сочинений Фрейда наводит на другую мысль, которую до сих пор почему-то боятся озвучивать исследователи. Во всяком случае, автору этих строк кажется, что главной сексуальной фантазией, мучившей Фрейда, была фантазия об анальном, а не об оральном сексе. Отсюда — и многие его сны, и такой интерес к «анальной эротике», и явное преувеличение ее значения.

Надо заметить, что анальный секс в тот период в Европе, и особенно во Франции, практиковался многими супружескими парами в качестве метода контрацепции. Это, разумеется, вызывало многочисленные споры о «нормальности», «законности» и прочих аспектах такого рода сношения. В середине 1880-х годов, в тот самый период, когда Фрейд стажировался у Шарко, профессор Л. Мартино читал свои лекции по гинекологии, в одной из которых делал особый акцент на распространенность анального секса во французских семьях.

«Прежде всего, прошу вас помнить, — писал профессор Мартино, — что содомия (анально-генитальные контакты) встречается преимущественно у замужних женщин. Потому ли это, что женщина не понимает унизительности этого акта, или же она уступает нахальству и насилию, или же, наконец, подвергается ей добровольно из ревности и страха, что муж, ради насыщения своих извращенных половых вкусов, обратится к мужской или женской проституции».

Предположение Михаила Штереншиса, что Фрейд посещал лекции Мартино или, по меньшей мере, читал их, выглядит вполне убедительно[97]. Не исключено, что подобные фантазии мучили Фрейда давно, еще в период его увлечения Жизелой, и зарождались они при его знакомстве с Библией и комментариями к ней, где не раз упоминалось о такой близости между мужчиной и женщиной. Правда, во всех случаях данный вид соития трактуется как ненормативный, запретный и даже преступный, но вряд ли атеист Фрейд считал его таковым. И не эту ли нереализованность своих фантазий имел в виду Фрейд, когда говорил, что он всегда был за большую сексуальную свободу, но его личная сексуальная жизнь всегда была скромнее, чем ему хотелось бы?

Как бы то ни было, в этот период Фрейд (как на своем опыте, так и на опыте некоторых своих пациентов) всё больше и больше утверждается в мысли, что определяющим началом в жизни человека является именно его сексуальная жизнь. Нарушение ее нормального течения, неудовлетворенность ею являются основной причиной как неврозов, так и, возможно, многих других заболеваний.

Показательно, что именно в 1893–1894 годах, то есть в период, когда они с Мартой решили воздерживаться от интимной близости, Фрейд начал жаловаться на боли в сердце и на «невроз тревожности», проявлявшийся в состоянии подавленности и в приступах паники. В это же время он всё чаще пишет Флиссу о том, что ему, возможно, предстоит умереть молодым, пытается вычислить дату своей возможной смерти с помощью различных каббалистических приемов (отсюда следует, что уже в тот период Фрейд был знаком с основами каббалы); высказывает опасение, что проживет в лучшем случае до пятидесяти двух лет — возраста, который, согласно еврейской традиции, считается критическим для мужчины.

В разговоре с Брейером Фрейд высказал опасение, что у него хронический миокардит. Когда же Флисс предположил, что речь идет об обычном неврозе и стенокардии (что, вероятно, соответствовало действительности), то Фрейд решил, что друг скрывает от него его истинный диагноз. Это лишь еще раз показывает, насколько мнительным был он в то время. Беспокоясь о своем здоровье, Фрейд в апреле 1894 года даже решил последовать совету Флисса и бросить курить. Почти три недели он провел «без горящих предметов во рту», но затем решил, что жизнь без сигар — это вообще не жизнь, и снова вернулся к вредной привычке.

Необходимо отметить, что начавший терзать Фрейда страх перед смертью отнюдь не был простым страхом перед уходом в небытие. Читая письма Флиссу, начинаешь понимать, что больше всего Фрейд боялся умереть, не успев реализовать свою жизненную миссию и не оставив о себе памяти в истории человечества. Жажда «духовного бессмертия» по-прежнему была главной определяющей его бытия.