Сталин жил в нашей квартире. Как травмы наших предков мешают нам жить и что с этим делать - Татьяна Литвинова

Известно ли вам, как складывались отношения в семьях ваших дедушек и бабушек по отцовской и материнской линиям? Можете ли вы обнаружить сходства в характере отношений и образе жизни их семей и вашей родительской семьи? Кто из членов этих семей играл сходные роли?

Многоликий абьюз

Семья, закрытая как консервная банка

Вообразите банку консервов, в которую попал токсин. Сам по себе он не опасен, но, поскольку банка герметично закрыта, все, что в ней находится, без доступа воздуха становится ядовитым. То же самое происходит с наглухо закрытой семьей: если замалчиваются тяжелые факты, трагические события из прошлого, атмосфера в герметично закрытой семье становится токсичной. Закрытости способствуют разделяемые тайны и контроль.

Сейчас я знаю о семейном насилии достаточно много. Я преподавала психологию семьи; могу прочитать лекцию об абьюзивных отношениях. А раньше семьи просто делили на «благополучные» и «неблагополучные». Наша была «благополучной» – я в этом и не сомневалась. Сейчас я понимаю, как мои родители дополнили друг друга и почему остались вместе. Понимаю также то, что и абьюзер, и его жертва – люди травмированные; что они выстраивают со-зависимые отношения, которые обоим трудно разорвать, поскольку оба боятся оказаться брошенными (Даттон, 2022). Партнер-жертва часто бывает депрессивным. Он может прибегать к такой защите, как уход в себя, самоизоляция (например, запираться в комнате, слушать музыку в наушниках или сидеть в интернете). Партнер-агрессор периодически считает близкого человека то хорошим, то плохим. Когда жертва бывает «плохой», партнер становится все мрачнее, а потом начинает нападать. При этом в собственном восприятии он отчаянно защищается от обидчика. Когда жертва представляется «хорошей», наступает затишье; со временем абьюзер снова все больше раздражается, и однажды происходит новый «взрыв». Это так называемый цикл насилия, по Л. Уокер (Даттон, 2022). Партнер-абьюзер бывает контролирующим; контроль может проявляться в виде заботы. Часто именно это является первым фактором, подкупившим жертву, которой хочется заботы, хочется быть кому-то нужной. Партнер-абьюзер постепенно все больше ограждает жертву от общения с другими людьми: родственниками, друзьями. («Все твои подруги – проститутки; я боюсь, что они на тебя плохо повлияют».)

Моя мама тоже старалась оградить нас от влияния других людей. Она не запрещала общаться напрямую, просто отзывалась о родственниках, соседях, учителях так, что становилось трудно им доверять. И верить, что они хорошие люди, было трудно. И узнавать потом, что думают люди о таких методах воспитания и такой заботе, тоже удавалось с трудом и не сразу. Что думала мама о Сталине? Она как-то сказала мне, что он ей нравился. Да и сейчас Сталин многим нравится, он как будто вошел в моду. Если представить, что в нашей семье кто-то играл роль Сталина в Советском Союзе, то, конечно, это была мама. (Кстати, тоталитарное государство тоже изолирует своих граждан от окружающего мира, опуская «железный занавес».)

Когда я уже давно была взрослой, папа сообщил мне, что все время ждал одобрения мамы: «Я уже начал избавляться от друзей». Вот, мол, с одним Олегом расстался – теперь надо еще с другим. Конечно, он ждал, что это одобрит мама. Помню, как она однажды с презрением передала мне слова папы: «Но я же ради тебя перестал к ним ходить», – речь шла о его родителях. Действительно, года два или три мы к ним не ходили вообще. Да и потом ходили очень редко. От папы ожидалось, что он согласится с маминой аксиомой, согласно которой его родственники – плохие люди, и порвет с ними. Папа, наверное, часто подчеркивал: «Смотри, на что я пошел для тебя». А мама усмехалась: он, мол, еще ставит это себе в заслугу. Как будто что-то большое сделал. Расстался ли папа со вторым другом Олегом, я не знаю. Впоследствии они общались, это точно. У папы друзья были всегда.

Когда в отношениях родительской пары присутствует насилие, возникает риск, что дети, повзрослев, построят отношения по тому же образцу. Таким образом, контроль и агрессия в отношениях тоже становятся предметом межпоколенческой передачи. Дети могут наблюдать насилие в родительской паре (одна знакомая женщина, вспоминая детство, говорила: «Когда отец бил маму, я думала: “Лучше бы он бил меня!..”») или подвергаться насилию сами. Они могут страдать от действий родителя-насильника или родителя-жертвы (у которого в абьюзивных отношениях тоже накапливается злость).

Наше общество многократно травмировано. Причем часто не в одном поколении, а поколение за поколением. Гражданская война, красный и белый террор (хотя мало кому рассказывали об этом в семьях); голод 1920-х; раскулачивание; голод 1930-х. Тем временем росло количество политических заключенных. Вторая мировая (Великая Отечественная) война; депортации народов… Все эти события означают огромное количество семей с историей травмы.

Итак, я на себе испытала переданное в роду (по крайней мере, по материнской линии) насилие. Дома со мной без конца воевали, и чем старше я становилась, тем воевали больше – теперь это была большая война. Чаще всего меня «гоняла» по квартире мама. «На Квартале» у нас была большая квартира, целых четыре комнаты. Папы часто не было дома.

Он постоянно ездил в командировки; находил их себе сам, снова и снова просился в командировку. Однажды съездил на конференцию по дизайну и потом много раз вспоминал эту поездку, как хороший анекдот. У него в институте спросили, что такое дизайн, и изобретательный папа сказал: «научная организация труда». И его командировали на эту конференцию. Когда он был дома, а мама меня «гоняла» (то есть бегала за мной по квартире, ругала и била), он просто старался уйти в сторонку. Запирался у себя в комнате («папин кабинет»). Мама яростно врывалась туда с криком: «Хочешь остаться хорошим? Иди воспитывай свою дочь!» И тогда он выходил и тоже меня «воспитывал». Помню, как он кричал:

«Я буду тебя уважать, когда ты перестанешь быть ничтожеством!» Если его не было дома, я часто, удирая от мамы, забегала в его комнату. Его рабочий стол немного отстоял от стены. Если мне удавалось до него добежать, стол становился моим укрытием: я по одну сторону, а мама по другую.

Главное, не дать ей сократить расстояние между нами. Мама шаг вправо – и я шаг вправо. Мама рычала: «Выходи, убью!» Я, конечно, не выходила. Кто бы вышел в ответ на такой призыв. Так папа все-таки оказывался моей «защитой»… хотя бы когда его не было дома. Правда, когда он уезжал в командировку, мама меня «гоняла» намного больше. Наверное, папино присутствие все-таки немного ее