Мушкетеры - Валентин Рич

Матвей оглянулся. Они с Серёгиным забрались довольно далеко.

Матвей обнял Серёгина, ласково похлопал его по спине и побежал к самолету.

Глава третья

ПРИСТУПИТЬ К РАСКОПКАМ!

- А ну слезай, не бойся! - закричал Тарасюк, завидев Матвея Белова на верхней ступеньке высоченного трапа.

И когда Белов окончательно спустился с неба на землю, сообщил уже не так громко:

- Чёрта с два!

В переводе на научный язык это означало, что двухдневные розыски Григория в учёных красноярских сферах не добавили ни единой крупицы цемента в построенное из рыхлого песка догадок геометрическое основание нынешней экспедиции.

Поскольку Матвей никак не прореагировал на краткий по форме, хоть и достаточно насыщенный содержанием доклад, Тарасюк счёл полезным добавить:

- Если не считать четырех палеолитических барельефов... Их нашли красноярские школьники на скалах на одном из енисейских островов, километрах в ста двадцати к западу от Темирбаша.

По дороге, в машине, Матвей сперва пересмотрел все до единой фотографии барельефов - смутных, едва заметных выбоин, в которых только с большой натяжкой можно было признать силуэты животных - не то лошадей, не то оленей.

Бурные воды многих тысяч паводков, лютые сибирские морозы и хлёсткие ветры сгладили поверхность утесов, слизали с неё пуды камня, до неузнаваемости изменив очертания барельефов.

- Не Саммили! - высказался наконец Матвей.

- Не Саммили, - согласился Тарасюк.

- Здесь всё или ещё есть?

- Пока всё...

- И сколько им лет?

Тарасюк пожал плечами.

- Ну, примерно?

- Говорят, седьмой - десятый век...

- До?

- Да нет, понимаешь ли... Нашей эры.

- Доказательства?

- Слабые...

Друзья вели свой неторопливый разговор, а между тем новенькие, с иголочки, улицы резко оборвались и по обе стороны шоссе замелькали деревья. Смолистый дух леса наполнил машину.

Потом хвойные стены раздвинулись, и впереди открылось небольшое лётное поле: укатанная взлетная полоса, бревенчатый домик аэровокзала, медлительная вертушка локатора.

А за лётным полем - совсем близко, рукой подать - начинали громоздиться горы. Сперва - пониже, с отлогими боками, отчётливо зазубренными зеленой тайгой. Дальше - всё выше и круче.

- Страна! - с гордостью первооткрывателя торжественно сказал Тарасюк, выйдя из машины.

Матвей промолчал.

Почему-то люди больше всего боятся того, что ждёт их впереди, хотя чаще следовало бы опасаться того, что находится сзади.

Когда, к примеру, говорят, что в недалёком будущем ракеты станут обычным пассажирским транспортом, делается как-то не по себе. Вспоминается барон Мюнхаузен верхом на ядре. Или ведьма на помеле. И забывается, что вчера ещё на реактивных самолетах поднимались к небу лишь самые отчаянные храбрецы, а сегодня реактивная авиация возит бабушек в гости к внукам...

Именно в силу этих причин и предрассудков мушкетеры с удовольствием разглядывали маленький, по-стрекозьему четырёхкрылый самолётик, уютно прикорнувший на зелёном газончике лётного поля. Его даже не хотелось называть самолётом - это был аэроплан. Тара-сюку он казался почти одушевлённым существом, и во всяком случае - гораздо более симпатичным, чем любая многоместная машина.

Всю беспочвенность своего влечения к архаике они ощутили в полной мере уже на взлете. "Чёртов кукурузник", как немедленно окрестил Тарасюк ни в чём не повинную машину, одновременно обругав ни в чём не повинный злак, с самого начала повел себя подобно необъезженному коню на манеже. То вставал на дыбы, то вдруг подбрасывал круп, то начинал метаться из стороны в сторону. Причем в отличие от манежа здесь нельзя было ни остановить коня, ни соскочить с него.

- Неравномерный нагрев атмосферы! - пояснял Матвей, мужественно сцепив челюсти и упершись пятками в противоположное сиденье, в то время как "кукурузник" с ускорением девять целых восемьдесят одна сотая метра на секунду в квадрате проваливался в очередные тартарары.

- Вертикальные токи! - бормотал Григорий, стараясь не раскрывать рта.

Только над самым Темирбашем болтанка стихла, и оцепенелым взглядам мушкетёров предстал старинный горнозаводский городок - собственно, даже не один городок, а целое семейство больших и малых скоплений домов и домиков, окрашенных в весёлые, светлые цвета - песочный, абрикосовый, светло-зелёный. Между посёлками торчало несколько обшитых досками башенок - шахтных копров, дымили трубы из ярко-красного и белого кирпича. В самой середке небольшого плато темнела круглая ямина с крутыми бортами. По её дну ползли грузовики.

Своенравные прыжки "кукурузника" оказались как бы увертюрой ко всему дальнейшему.

- Закон максимального свинства! - в сердцах сказал Тарасюк главному инженеру Темирбашского горно-металлургического комбината, когда тот развернул перед ними полотнище, из которого с успехом можно было выкроить экран кинотеатра средней руки. Всю карту густейшим образом покрывали условные обозначения "погашенных" и действующих шахт, самых разнообразных сооружений, жилых зданий, транспортных, электрических и всяких иных коммуникаций. Только очень дошлый чёрт не сломил бы себе ногу в этом хаосе давно обжитого людьми куска земли.

Темирбашский прииск существовал чуть ли не с петровских времен... А сколько веков до того брали здесь люди лежавшую на самой поверхности медную руду, а ещё раньше твёрдый блестящий кремень, сказать не мог никто.

Матвей удрученно смотрел на полотнище. На круглом плато, зажатом между сопками, двести с лишним лет возникали то там, то тут каменоломни, шахтёнки, заводики, отвалы, груды всяческого мусора, а потом образовался кратер этого карьера под стать хорошему лунному цирку.

И сколько раз всё это было перерыто и перелопачено! Что тут могло сохраниться?

Восьмикилометровая площадка между сопками... Лучшего места для знака не нашлось бы и "двадцать тысяч лет назад. Но если знак и поставили, то, наверное, не одна сотня лет прошла с тех пор, как пропали его последние следы. Обломки знака давным-давно смешались с камнем, нагромождённым здесь повсюду, или расплавились в печи, попав туда вместе с рудой.

Но... назвался груздем, полезай в кузов.

- Приступить к раскопкам! - скомандовал Тарасюк, когда главный инженер оставил их вдвоём.

...Ох и непростые это были раскопки, хоть и велись они не в привычном для археолога "поле", а в большом светлом кабинете, куда им принесли все карты и планы местности, начиная со времен царя Гороха!

Два дня Григорий и Матвей вытирали локтями и коленями пыль со старых бумаг и холстов. Знака не было. Справедливости ради следует добавить, что не было и планов за целые десятилетия.