Тайна Найтингейла - Филлис Джеймс

— Сестра, не могу ли я просмотреть процедурный журнал вашего отделения за тот период, когда Пирс работала у вас? Меня особенно интересует последняя неделя ее работы.

— Насколько я знаю, сестра, эти записи предназначены только для служебного пользования, — грубо вмешался мистер Кортни-Бриггз. — И полиции наверняка придется обратиться за судебным постановлением, прежде чем требовать, чтобы вы предъявили журнал, не так ли?

— Не думаю, сэр. — В спокойном и даже чересчур почтительном голосе сержанта Мастерсона слышались ироничные нотки, что не осталось незамеченным его собеседником. — Процедурные записи в журнале, безусловно, не являются медицинскими в настоящем смысле слова. Я только хочу посмотреть, кто лежал здесь в этот период и не произошло ли чего-нибудь, что может представлять интерес для инспектора Далглиша. Имеется предположение, что что-то случилось, расстроившее Пирс, когда она работала в вашем отделении. Не забывайте, что сразу после вашего отделения она вернулась на занятия в училище.

Сестра Брамфетт, покрывшись пятнами и дрожа от гнева, который почти полностью вытеснил страх, обрела наконец способность говорить.

— Ничего не произошло в моем отделении. Ничего! Все это злые глупые сплетни. Если сестра работает как следует и выполняет приказания, ей нечего расстраиваться. Инспектор явился сюда, чтобы расследовать убийство, а вовсе не для того, чтобы вмешиваться в работу моего отделения.

— А даже если и была расстроена, — вкрадчиво вставил мистер Кортни-Бриггз, — кажется, это слово вы употребили, сержант, — то я не понимаю, какое это имеет отношение к ее смерти.

Сержант Мастерсон улыбнулся ему, словно стараясь задобрить своенравного и упрямого ребенка.

— Все, что случилось с Пирс за последнюю неделю перед тем, как ее убили, может иметь значение, сэр. Именно поэтому я и прошу процедурный журнал.

И так как ни сестра Брамфетт, ни хирург не проявили желания уступить его просьбе, он добавил:

— Речь идет только о подтверждении информации, которой мы уже располагаем. Мне известно, чем она занималась в отделении в течение той недели. Как мне сказали, она была целиком занята уходом за одним-единственным пациентом. Неким мистером Мартином Деттинджером. У вас это, кажется, называется «индивидуальным уходом». По моим сведениям, она редко покидала его палату, пока дежурила здесь в течение последней недели своей жизни.

Значит, подумала сестра Брамфетт, он болтал с учащимися. Ну конечно! Именно так и работает полиция. Бесполезно пытаться скрыть от них какие-либо частные сведения. Этот нахальный молодой человек выведает все, даже врачебные тайны ее отделения и все мелочи ухода за ее больными, и все доложит своему начальнику. В журнале отделения не было ничего такого, чего бы он не смог выяснить окольными путями; обнаружить, раздуть, неправильно истолковать и потом использовать во вред. Лишившись дара речи от гнева и уже на грани истерики, она услышала вкрадчивый и успокаивающий голос мистера Кортни-Бриггза:

— В таком случае вы лучше отдайте ему журнал, сестра. Если полицейские так настойчиво хотят тратить впустую свое время, то незачем давать им возможность тратить еще и наше.

Не говоря ни слова, сестра Брамфетт подошла к своему столу, нагнувшись, открыла правый нижний ящик и вынула большого формата журнал в твердом переплете. Молча и не глядя в его сторону, она протянула журнал сержанту Мастерсону. Сержант рассыпался в благодарностях, а потом обратился к мистеру Кортни-Бриггзу:

— А теперь, сэр, если этот пациент еще здесь, я хотел бы поговорить с мистером Деттинджером.

Мистер Кортни-Бриггз даже не пытался скрыть своего удовлетворения, отвечая ему:

— Думаю, для этого не хватит даже вашей изобретательности, сержант. Мистер Мартин Деттинджер умер в тот день, когда Пирс покинула наше отделение. Если мне не изменяет память, она была при нем, когда он умер. Таким образом они оба уже недосягаемы для вашего следствия. А теперь, если позволите, нам с сестрой надо заняться делом.

Он открыл дверь, и сестра Брамфетт прошествовала вперед. Сержант Мастерсон остался один, держа в руках журнал отделения.

— Чертов мерзавец, — произнес он вслух.

Постоял немного в задумчивости. Потом отправился на поиски регистратуры.

VI

Десять минут спустя он вернулся в кабинет. Под мышкой у него был процедурный журнал и светло-желтая папка, на которой, проштампованное черными большими буквами, значилось предупреждение, что ее нельзя передавать пациенту, а также стояло название больницы и номер истории болезни Мартина Деттинджера. Он положил журнал на стол, а папку подал Далглишу.

— Спасибо. Получили без трудностей?

— Да, сэр, — ответил Мастерсон.

Он не счел нужным объяснять, что заведующего регистратурой не было на месте и он — частично уговорами, частично запугиванием — вынудил дежурную регистраторшу выдать ему папку на том основании, что правила, по которым истории болезни хранятся исключительно для служебного пользования, перестают действовать после смерти пациента (чему он сам ни минуты не верил) и что, когда старший инспектор Скотленд-Ярда просит о чем-то, он имеет право получить это без лишних слов и проволочек. Они вместе принялись изучать папку.

Далглиш произнес:

— Мартин Деттинджер. Сорока шести лет. Дал адрес своего лондонского клуба. Протестант. Ближайший родственник — мать, миссис Луиз Деттинджер, проживающая по адресу: Сэвилл Мэншонз, 23, Марилебон.[16] Вам надо бы встретиться с этой женщиной, Мастерсон. Договоритесь на завтрашний вечер. Днем, пока я буду в городе, вы нужны мне здесь. И постарайтесь выяснить у нее как можно больше. Она, наверное, частенько навещала своего сына в больнице. А Пирс ухаживала только за ним. И наверняка они часто виделись. Что-то расстроило Пирс в последние дни ее жизни, когда она работала в платном отделении, и мне надо знать, что именно.

Он вернулся к истории болезни.

— Здесь очень много бумаг. Кажется, у бедняги было порядочно сложностей со здоровьем. В течение последних десяти лет он страдал колитом, а до этого записи говорят о длительных периодах плохого самочувствия с неустановленным диагнозом, следствием чего, возможно, явилось то состояние, которое убило его. За время службы в армии он три раза лежал в больнице, в том числе два месяца в военном госпитале в Каире, в 1947 году. В 1952-м был демобилизован из армии по состоянию здоровья и эмигрировал в ЮАР. Но это, кажется, мало помогло ему. Здесь имеются выписки из больницы в Йоханнесбурге. Кортни-Бриггз посылал туда запрос: он определенно работает на совесть. Его собственные записи довольно подробны. Он взялся вести Деттинджера года два тому назад и был для него не только хирургом, но и чем-то вроде врача общего профиля. Примерно месяц назад колит обострился, и второго января, в пятницу, Кортни-Бриггз оперировал его, удалив часть толстой кишки. Деттинджер перенес операцию, хотя к этому времени был уже в довольно плохом состоянии, и понемногу пошел на поправку, но рано утром в понедельник пятого января его состояние резко ухудшилось. После этого он редко приходил в сознание, и то не надолго, и девятого января, в пятницу, в пять тридцать вечера скончался.

— Пирс была при нем, когда он умер, — сказал Мастерсон.

— И очевидно, ухаживала за ним практически без посторонней помощи всю последнюю неделю вплоть до его смерти. Интересно, что скажут нам записи в процедурном журнале.

Но процедурный журнал содержал гораздо меньше информации, чем история болезни. Своим аккуратным школьным почерком Пирс подробно записывала туда все изменения температуры, дыхания и пульса у своего пациента, его возбужденное состояние и короткие часы сна, а также лекарства и питание, которые ему назначались. С точки зрения тщательной записи медицинского ухода здесь не к чему было придраться. Но кроме этого — ничего, что могло представлять для них интерес.

Далглиш закрыл журнал.

— Пожалуй, верните его в отделение, а папку — туда, откуда взяли. Все, что могли, мы отсюда уже почерпнули. И тем не менее я нутром чую, что смерть Деттинджера имеет какое-то отношение к нашему расследованию.

Мастерсон не ответил. Как и все сыщики, которым доводилось работать с Далглишем, он испытывал большое уважение к интуиции шефа. Какими бы его предположения ни казались неудобоваримыми, ошибочными и притянутыми за уши, они слишком часто оказывались верными, чтобы можно было не обращать на них внимания. К тому же он вовсе не прочь был съездить вечером в Лондон. Завтра пятница. Судя по расписанию, висящему в холле, занятия в училище по пятницам кончаются рано. И после пяти ученицы будут свободны. Интересно, не захочет ли Джулия Пардоу прокатиться в город? А почему бы нет, в конце концов? Далглиш еще не вернется к тому времени, как он должен будет выехать. Все можно устроить незаметно. А с некоторыми подозреваемыми было бы положительно приятно побеседовать наедине.