Ничто не вечно под луной - Галина Романова

— Я не разыгрываю, — дернувшись всем телом как от удара, прошептала Аля. — Я не разыгрываю! Ты что говоришь?! Ты не веришь в то, что я раздавлена?! Ты думаешь, что я черствая и бездушная, потому что не хотела видеть его?! Я любила его!!! Мне больно, понимаешь?! Мне больно!!! Больно!!!

Голос ее все нарастал и нарастал, пока не сорвался на визг. Слезы брызнули из глаз.

Она вскочила с постели и, слегка пошатываясь от слабости, принялась наступать на Скоропупова, судорожно сжимая кулаки. Он, прищурившись, смотрел на нее и исподволь… радовался. Именно этого ему было нужно: ее истерики, визга, слез, всего того, что должно вызывать горе. А не тупого равнодушия и безвольного, блуждающего взгляда. Пусть побеснуется, пусть выплеснет все из себя, а не зажимает где-то внутри, куда им всем закрыта дорога.

Алевтина подошла вплотную к Валентину Ивановичу и несколько раз ударила его кулаком в грудь.

— Вы все думаете, что я сильная, несгибаемая и черствая!!! А я не такая! Я слабая, трусливая и гадкая!!! — Слова ее прерывались судорожными всхлипами, но она продолжала кричать:

— Я гадкая! Гадкая! Я не смогла, понимаешь, я не смогла! Он ждал меня! Он все время ждал!!! Что же мне делать теперь?.! Как мне с этим жить?! Для чего?!

Скоропупов поймал ее руки и прижал голову к своей груди. Тело ее судорожно вздрагивало, из горла вырывался уже и не крик, а скорее сип, слов уже нельзя было разобрать.

Но, невзирая на это, он все равно сделал протестующий знак медсестре, возникшей из-за двери с заготовленным шприцем.

— Поплачь, девочка моя. Поплачь. — Он принялся гладить ее растрепанные волосы. — Не держи в себе своего горя. Поделись им.

Тебе будет легче…

— Не-е-ет. Мне никогда теперь не будет легко! Никогда! — Она вцепилась в его рубашку, безнадежно измяв и измочив ее слезами. — Как мне больно! Это жжение в груди, оно не проходит. Это никогда не пройдет!

Мне жить с этим вечно!..

— Пройдет, девочка моя. Пройдет, — принялся он шептать ей на ухо, впервые в жизни осознав, как бывает жутко от чувства собственного бессилия перед чужой бедой. — Давай пойдем, умоешься и выпьешь сладкого крепкого чая. Хорошо?

— Ага, — она согласно кивнула головой, сделавшись вдруг мягкой и покладистой. — Хорошо. Идем.

С помощью все той же медсестры Ляли Алевтина приняла ванну и, закутавшись в теплый пушистый халат, прошла в кухню. Мужчины сидели с настороженными лицами по обе стороны обеденного стола и сосредоточенно что-то разглядывали у себя под ногтями. Впервые за все время ее коматозного, если можно так выразиться, состояния ей вдруг сделалось стыдно. Ну что в самом деле закопалась в своей беде? Не одной ей плохо.

Какая-то беда с Верочкой случилась. Что-то говорил, кажется, Скоропупов о ней.

— Что с Верой? — решила уточнить она, усаживаясь на свое место и пододвигая к себе большую чашку дымящегося крепкого чаю. — Ты мне что-то говорил о ней.., кажется.

— Да. Ее сбила легковая машина. Позавчера вечером. Недалеко от ее дома, — начал Валентин Иванович. — Рядом никого не оказалось. Она потеряла много крови и.., ребенка.

— Ох, господи, — жалостливо пискнула Алевтина, зная не понаслышке, как ждала Верочка этого малыша и сколько выстрадала, скитаясь по больницам. — Ты не отдал необходимых распоряжений? Чтобы уход и все такое…

— Все сделано, — вступил доселе молчавший Сергей Олегович. — Вы меня простите, но за время вашей болезни я немного превысил свои полномочия.

— Да чего уж теперь. Кстати, я вижу, что вы переехали ко мне. Это как-то объясняется?

— Это я настоял, — принял эстафету Скоропупов. — Жену его отправили к дальним родственникам на Дальний Восток, а ему придется пока здесь пожить. Здесь он под охраной.

— Считаешь, что есть реальная угроза? — Аля насмешливым взглядом посмотрела на мужчин. — Могли бы вызвать армию…

— Твой сарказм неуместен, дорогая, — Скоропупов обиженно поджал губы. — Ты что же, всерьез считаешь, что Широухов простит ему бегство? Он и так его под домашний арест посадил до особых распоряжений. А с его распоряжениями нам всем пришлось познакомиться.

— Он страшный человек, — вставил покрасневший Сергей Олегович. — Если бы я не был так уверен в обратном, то счел бы виновником гибели Шаталова именно его.

— А откуда такая уверенность? — Незаметно для себя Алевтина брала с тарелки кусок за куском и вскоре тарелка с бисквитами почти опустела.

— Это не его почерк, — убежденно заявил он. — Человек, который выполняет за него его грязную работу, специализируется на взрывах и пожарах. Простите…

Он заметил, как мгновенно побледнела Алевтина, и смущенно умолк.

— Продолжайте, — все же попросила она.

— Его киллер, имени которого никто не знает, никогда не взял бы в руки такое примитивное оружие, как монтировка. Это огромная степень риска. Концы ее загнуты, и нельзя быть уверенным, что цель будет достигнута.

Теперь больница. Огромное количество посетителей, медперсонала. Генка никогда бы не пошел на то, чтобы убить среди бела дня.

И женщина… Вера, кажется, совершенно выпадает из общего числа пострадавших.

— То есть? — Алевтина слушала внимательно, изо всех сил стараясь избавиться от назойливо стучащейся в голову мысли, слишком уж она была невероятной, чтобы циклиться на ней.

— Если Иван и ваш супруг, простите, погибли от рук конкурирующей организации, я опять делаю отступление: это чистое предположение, то эта женщина — зачем она им?

Что ее связывает с ними? Ничего!

— Сейчас — да. Но вот раньше… — Она встала и нетвердой походкой прошлась от стола к окну и обратно. — Если бы эта мысль не казалась столь кощунственной, то я бы с полной уверенностью могла заявить, что все содеянное — дело рук ее мужа.

— А кто он? — заинтересовался Сергей Олегович.

— К настоящему моменту он покойник, — Аля застыла у окна, наблюдая за охранниками, бороздящими периметр ее сада. — Что-то уж больно много охраны, не находишь, Валентин Иванович?

— Нормально. Чтобы таким дуракам, как Генка Широухов, сюда доступа не было. — Он снял очки и, повертев их в руках, швырнул в сердцах на стол. — С чего вот интересно у тебя в голове засела эта идея? Да-да, не делай круглые глаза, я о покойном Олеге.

— Ты знаешь, он приснился мне однажды.

Я еще жила в той хрущевке на окраине. Жуткий сон такой. Мужчина склонился надо мной и говорит: «Я вернулся». А вместо глаз у него пустота. Было так страшно. И потом эти звонки, а затем еще ночной визит…

— Какой визит? — Скоропупов быстрым движением водрузил на нос очки и сурово посмотрел на Алевтину. — Почему я ничего не знаю?

— Кто-то был в моей квартире однажды ночью. Походил, походил и ушел. Иван тогда страшно рассердился, и я на следующий день съехала оттуда. Потом закрутилось как-то все, забылось. А когда Сенька сказал мне про при-; видение, то я грешным делом поверила в то, что он жив.