«ДЕНЬ и НОЧЬ» Литературный журнал для семейного чтения N 11–12 2007г. - Марина Саввиных

— Здравствуйте, Дан.

Сотрудник Службы информации и безопасности Молдовы, майор Эдуард прошел в кабинет, и огляделся, не снимая темных очков.

Рабочее место Дана представляло собой небольшую прокуренную комнатушку пять на семь метров. Белые некогда занавески почернели, и на их грязном фоне еле проглядывало очертание какого-то лица. Эдуарду даже пришлось приподнять очки, чтобы убедиться: силуэт действительно есть, это не оптический обман. На подоконнике, отчаянно, как умирающий, разбросав желтые листья в стороны, засыхал фикус. Старая машинка, — «Ятрань», автоматически подметил Эдуард, — издавала нервные звуки, и каретка, несмотря на то, что Дан перестал печатать, то и дело улетала куда-то влево. Лента на машинке была затертой. Два стола, три стула, на одном из, покачиваясь, расположился Балан. Эдуард брезгливо приподнял плащ, и спросил:

— А что это у вас за занавески такие? С портретами…

— Это не портреты, — засмеялся Балан, — да и не занавески. Это саваны, которые нам загнал несколько лет назад какой-то чудак. Он, понимаете, саванов накупил, думал торговлей заняться. А дело не пошло. Ну, мы с ребятами купили пару штук, и повесили их вместо занавесок. А портрет — это лик Христов, который на саване намалеван был. Продавец, конечно, товар постирал, но силуэт остался. Когда темно, и с улицы фонарь светит, лик особенно хорошо виден, доложу я вам.

— Жутковато, — вздрогнул Эдуард, — должно быть, у вас по вечерам…

— Да и по утрам не лучше бывает, — весело согласился Дан, и лихо открыл бутылку пива о край стола (теперь Эдуард понял, отчего край стола такой зазубренный) — как-то я прямо тут ночевать остался, и прикрылся занавеской, пардон, саваном, как одеялом. Спал на столе, руки на груди сложил. Уборщица, когда утром зашла, в обморок упала.

— Весело, — поддержал звучное ржание Дана кривой улыбкой Эдуард.

— Еще бы, — благодушно кивнул Дан, — пива не хотите?

— Нет. Предпочитаю, знаете ли, хорошее вино.

— Бросьте, — глаза Дана заблестели, — вы же не из здешних, откуда вам знать толк в хорошем вине?

— Я как раз из, — оскорбился Эдуард, — как вы изволили выразиться, здешних.

— А имя у вас какое-то странное, — подозрительно щурился Балан, — не молдавское, как будто.

— Эдуардами, да будет вам известно, — приосанился невысокий майор госбезопасности, — часто называли английских королей.

— Присаживайтесь, ваше величество!

Довольный собой Балан снова заржал, и Эдуард, брезгливо вытерев стул носовым платком, уселся. Спину он держал очень ровно, в отличие от журналиста, согнувшегося в три погибели. Это педанта Эдуарда не могло оставить равнодушным.

— У вас будет сколиоз, если вы сохраните такую осанку, — сообщил он Балану.

— Сколи… Что? — удивился Дан, согнувшись еще больше обычного.

— Сколиоз. Искривление позвоночника, — терпеливо объяснил Эдуард.

— Главное, — глянул Дан красными глазами на собеседника, — чтобы душа была прямая.

— Ну, этим вы похвастаться, — мягко улыбнулся Эдуард, — как я знаю, вряд ли можете.

— Как и вы, — парировал Дан, и грубо спросил, — зачем пришли?

Эдуард прокашлялся, и полез в карман за платочком, чтобы приложить к губам, как вспомнил, что протирал платком стул. Придется так, подумал он раздраженно, и хмыкнул.

— Судя по прелюдии, — заинтересованно сказал Дан, — хотите предложить что-то интересное…

— Куда уж интереснее, — согласно кивнул Эдуард, и снова закашлялся. — Дайте воды.

— Нет воды. Возьмите вот пива.

— Спасибо, я в обед не пью, — соврал Эдуард. — В общем, дело такого рода. Как вы знаете, ситуация, которая сложилась сегодня, учитывая непростую борьбу, которую ведет мировое сообщество с международным терроризмом, очень сложная.

— Иисусе, — сказал, обращаясь к еле заметному на занавеске лику, Балан, — что он только что произнес?

— Хватит дурачиться, — устало прервал Эдуард смех Балана, — вы нам нужны. Нужны, как патриот, как человек, который любит свою страну и готов идти на некоторый риск ради того, чтобы она процветала.

— Сколько? — жадно пригнулся вперед Балан.

— Да, — чуть поморщился Эдуард, — мы знали, что вас заинтересует, в первую очередь, материальный аспект. Так сказать, человек человеку волк. Сначала я, потом страна. Хотя Кеннеди сказал…

— Кеннеди вряд ли бы смог объяснить мне, почему я должен работать на ущербную спецслужбу ущербной банановой, пардон, кукурузной, республики за жалкие гроши! — неожиданно зло прервал чекиста Балан. — Как и не смог бы объяснить мне, почему я должен работать за гроши, если в ведомостях, пункт «расходы на агента», вы указываете огромные суммы, а потом их прикарманиваете!

— Прошу вас, — негодующе поднял Эдуард руки, — не будем ругаться. Мы же патриоты.

— А вы забавный чекист, — открыл новую бутылку Балан, — что вы думаете по поводу студенческих волнений?

— Они не политические. Ну, хочется детишкам побунтовать из-за того, что проезд в троллейбусе станет дороже вдвое, пусть их. Этим полиция занимается. А что?

— Да так, ничего. Мне давеча одна девица, из бастующих, коленом в пах врезала. А ведь я их всячески защищаю в статьях!

— Сочувствую. Так вот, мы обладаем данными о том, что в ближайшее время наша республика окажется вовлечена в мировой крестовый поход против терроризма. Может быть даже, против нашей воли.

— Понятно. Еще средства на финансирование нужны?

— Не будьте циником!

— Простите, простите, — сдался Балан, ну, и? Что дальше? Я-то вам как могу помочь?

— Помочь нам сейчас, — отчеканил вызубренную из брошюры для населения фразу Эдуард, — может и должен каждый сознательный гражданин страны. Да, в Молдавии нет «Аль-Каиды», но кто может утверждать, что она здесь не появится? И мы обязаны с ней бороться. Конечно, особых средств на это у нас нет, но, уверен, западные партнеры нам помогут.

— Неплохо, — присвистнул Балан, — значит, речь идет не о банальном запугивании правительства спецслужбами, чтобы правительство испугалось и дало денег…

— Совершенно верно, — пафосно согласился майор.

— Речь идет, — развеселился Балан, — о банальном запугивании правительством международного сообщества с тем, чтобы сообщество испугалось и дало денег.

— Вы невозможный человек, — скривился от громкого смеха Дана майор, — так да, или нет?

— Друг мой, не обращайте внимания на показной цинизм журналиста, — стал серьезен Балан. — Конечно, я готов к сотрудничеству. У меня только один рабочий вопрос.

— Конечно, — радостно согласился Эдуард, — я и не принимал на веру эту вашу браваду. Спрашивайте, конечно.

Балан улыбнулся:

— Сколько?

— А приведите-ка мне стукача! — велел Константин, и отвалился на спинку стула, поигрывая наручниками.

Танасе вспомнил, что сегодня четверг, а ведь этот день был для него знаковым. Дело в том, что в НКВД МССР четверг отличался двумя особенностями: рыбными котлетами на обед, и тем, что каждый сотрудник госбезопасности был обязан провести допрос подследственного или стукача. Причем независимо от должности: по четвергам с несчастными задержанными беседовали, поигрывая наручниками (отсюда и отработанный жест Константина) все сотрудники госбезопасности Советской Молдавии: от начальника службы до самого юного стажера или уборщицы. Особенно нравилось чекистам допрашивать стукачей, которых допрашивать вообще-то и не следовало. Со стукачами обычно беседовали. Но не в четверг. В четверг их допрашивали. Когда Танасе стал руководителем СИБ, то возродил эту добрую традицию.

— Какого из них? — поинтересовался майор Эдуард, сунув голову в приоткрытую дверь кабинета шефа.

— Заходи уж, — радостно удивился Танасе, — а что, сегодня стукачей больше, чем по одному на брата?

— Так точно. У вас в приемной двое сидят.

— Вместе? — нахмурился Константин.

— Обижаете, шеф, — обиженно шмыгнул носом абсолютно здоровый Эдуард, — все сделали по инструкции. Один стукач, из журналистов, сидит в отсеке для секретаря. Мы ему познавательный фильм показываем.

— Какой? Про Освенцим?

— Нет, то киномеханик, по пьянке, потерял. Сейчас сцену «Допрос с пристрастием четвертой степени» крутим.

— Это хорошо, — одобрил Константин. — После этого они обычно мягкие, как подогретый маргарин «Добрая семья», становятся.

— Вы путаете, шеф, — осторожно возразил Эдуард. — Маргарина «Добрая семья» нет. Есть марка «Моя семья», и сок «Добрый».

— А как же тогда называется маргарин? — задумался Константин.

— Не знаю. Но, уверен, что завтра же на ваш стол ляжет аналитическая записка по данному поводу.

— Это хорошо, — улыбнулся Танасе, — это значит, что вы ответственный и внимательный подчиненный. Хотя, нет, не так. Это дает мне повод рассматривать вас, как ответственного и внимательного подчиненного, майор.