Ван Гог - Давид Азио

Но это счастье имело свою цену.

Под нажимом Тео Винсент отказался от мысли о женитьбе и, всё обдумав, определил условия дальнейших финансовых отношений с братом. Он не будет думать и говорить о женитьбе до тех пор, пока не сможет зарабатывать 150 франков в месяц. Как только эта цель будет достигнута, он вернёт себе свободу выбора. Он сдержал слово и в его последующих письмах брату уже не было ни слова о женитьбе.

Он возобновил работу, но возможности продажи акварелей и рисунков сократились. Терстег посетил его в новой мастерской, и положение, в котором застал бывшего своего служащего, вызвало у него полное неприятие: «К чему здесь эта женщина и дети?»; «Что за фантазия жить с какой-то женщиной, да ещё с детьми в придачу?» (22)

Встреча эта обернулась самой настоящей и неприкрытой враждебной выходкой против Винсента. Тот сдерживался, чтобы не вспылить в присутствии Син и детей и, возможно, всё ещё надеясь на что-то со стороны влиятельного маршана и друга семьи. Он ограничивался тем, что парировал выпады гостя, не возвращая их ему, но напомнив на всякий случай, что, по определению медиков, он находится в здравом рассудке. Но это уже был разрыв, и Терстег изрёк окончательное заключение: «Ну что ж, с твоей живописью будет точно так же, как и со всем, что ты предпринимал. Всё лопнет» (23).

После этого Терстег не только не возьмёт у Винсента ни одной работы на продажу, но, подобно злому гению, станет настраивать против него каждого, кто подумает о том, чтобы ему помочь. И Мауве стал первым в этом списке. Помимо крайнего эстетического консерватизма Терстега, который, например, стал предлагать своим клиентам импрессионистов очень поздно и крайне редко, дело было, вероятно, в том, что он не мог смириться с тем, что его бывший подчинённый решил встать по другую сторону барьера. Терстег всегда щегольски, с иголочки одевался. Можно себе представить, как он глядел на Винсента, одетого в какие-то лохмотья и живущего в одном из самых бедных кварталов с проституткой.

Разрыв с Терстегом и Мауве, не говоря уже о дяде Коре из Амстердама, – всё это сильно подействовало на Винсента и изменило его планы. Весной 1882 года, закончив уроки у Мауве, он оставил занятия живописью, один вид кисти, по его словам, приводил его в ярость. Забросил он и акварель, поскольку прекратились отношения с Терстегом, который поощрял его заниматься ею.

И только на следующий год, после того как его посетил Тео, он снова взялся за живопись – с большим пылом, но крайне неумело. Он писал этюды, на одном из которых мы видим женскую фигуру в лесу на фоне ствола дерева, на других – пляж в Схевенинге. Это всё ещё неловкие опыты начинающего, в которых есть находки – как следствие дерзости Винсента во всём, – но и вопиющие изъяны: чрезмерно густые мазки краски, словно положенные мастерком штукатура, слабая моделировка формы и т. п. Он получал удовольствие от постижения этого нового для него мира, в котором видел большие выразительные возможности. Живопись поэтичнее рисунка, «писать кистью значит задевать бесконечность», – говорил он (24).

Но с наступлением осени он прервал эти опыты, так как в плохую погоду не мог работать вне мастерской, но главным образом из-за высоких цен на тюбики с краской, которые расходовал в больших количествах. Он обнаружил, что ремесло живописца требует немалых расходов и что у него нет возможности заниматься им и одновременно содержать семью на те 150 франков, что ему выделяет Тео. Тогда он решил пожертвовать живописью и снова приняться за рисование, вернуться к тем планам, которые строил до своего общения с Кейт и встречи с Мауве. Много работая, он смог бы стать иллюстратором вроде тех английских журнальных рисовальщиков, которыми он так восхищался. А пока рисунок, как занятие гораздо менее затратное, чем живопись, для которой требуются холст, подрамники и краски, позволит ему совместить работу и содержание семьи из четырёх человек, один из которых – грудной младенец.

К сожалению, расчёт этот оказался неверным. Рисунки Винсента, отказавшегося от пейзажа, в котором у него был уже хороший опыт, ради работ социального содержания, представляющих людей за работой, на тогдашнем художественном рынке спроса не имели. Любители предпочитали красочные работы, которые бы украсили стены их жилищ. Что же касается журнальных рисунков, то получить на них заказы можно было только через соответствующие связи. Таковых ни у Винсента, ни даже у Тео не было. Приехать в Лондон и предъявить свои неумело исполненные этюды издателям и редакторам газет, на которых работали английские рисовальщики-виртуозы? Химеры! Винсент сам описал ситуацию, в которую мог бы попасть в Лондоне: его выставляют за порог или он сам уходит из редакции, так как знает, что не способен работать по прямому заказу.

Тем временем жизнь спешила, а за ней поспешали и расходы. Тео, вероятно в подсознательном стремлении быть похожим на старшего брата, подобрал в Париже, прямо на панели, девицу Мари, больную и всеми брошенную, словом, французскую версию Син. Он взял её к себе, пригрел и сделал своей любовницей. Он поделился с Винсентом этой новостью, которая того сильно взволновала и даже восхитила, поскольку оправдывала его самого, чего, возможно сам того не сознавая, и хотел Тео. Винсент снова начал писать брату про Син, и они стали обмениваться соображениями по поводу сходных обстоятельств их жизни. Но беда была в том, что отныне Тео на своё отнюдь не щедрое жалованье должен был содержать уже шесть человек.

Винсент потерял всякую возможность продавать свои работы. Это было очередное его поражение. Пусть ему и хорошо жилось со своей небольшой семьёй, да ведь на иждивении брата… Деньги диктовали свою волю, как в романах «Человеческой комедии» Бальзака, которые обычно заканчиваются острым кризисом.

У Тео сразу же начались денежные затруднения, служебное положение его оказалось под угрозой, начальство стало относиться к нему строже, и ему всё труднее было обеспечивать прежний образ жизни, так как он ещё помогал родителям. Винсент же, который привык тратить ежемесячное пособие Тео ещё до его получения, был вынужден брать взаймы, чтобы прокормить семью и оплачивать жилье. Позднее он признался брату, что скрывал от него размеры своих долгов. В письмах он постоянно просил дополнительных сумм, но денег Тео теперь уже не хватало на то, чтобы успокоить кредиторов.

Когда положение Тео ухудшилось, он сам начал брать взаймы, чтобы как-то продержаться. Почувствовав, что почва стала уходить у него из-под ног, он решил – поскольку не утратил ещё способности здравого суждения – прекратить это безумие и заявил Винсенту, что не уверен в их будущем.