Ван Гог - Давид Азио

Не прошло и месяца со дня его приезда в Гаагу, как он встретился с одной проституткой, беременной алкоголичкой, матерью маленькой девочки. Винсент, который искал женщину так же, как и натурщиков, и всегда был готов прийти на помощь всякому, кто был несчастнее его, сошёлся с ней и взял её с дочерью под свою опеку. Он убедил её оставить свой промысел и предложил взамен этого позировать ему «Мне кажется, что каждый мужчина, который стоит кожи своих башмаков, в подобном случае сделал бы то же самое» (8).

Она не поселилась у него, но часто приходила к нему в мастерскую позировать и проводила там весь день, после чего уходила ночевать к своей матери. Долгое время полагали, что это та же самая женщина, которую он встретил в декабре, когда бродил по городу с обожжённой рукой. Такое допущение позволяло предположить, что Син была беременна от него. Авторитетные биографы Ван Гога, наведя справки об этой женщине, установили, что звали её Клазина Мария Хорник. Между тем достаточно ознакомиться с перепиской Винсента, чтобы положить конец всем спекуляциям на эту тему Винсент писал брату: «Потом, когда Мауве ушёл от меня, а я несколько дней проболел, в конце января я встретил Син» (9).

То была высокая, крепко сбитая женщина с крупным носом, несколько высокомерная, крайне мечтательная и равнодушная. Нельзя сказать, что она была хороша собой, но, насколько можно судить по сделанным с неё Винсентом зарисовкам, обладала привлекательностью и красивыми длинными ногами. Многочисленные фотографии с персонажей, которых он писал или рисовал, показывают, что он умел с необыкновенной точностью схватывать индивидуальные черты человеческого лица. Так что этим рисункам можно верить. День за днём Син проводила рядом с Винсентом, покорно позируя художнику и утоляя его мужские желания. Она научилась позировать, и Винсент относился к ней как к нанятой работнице или помощнице, которой он платит и делит с ней и её дочерью свой хлеб. Со временем он её полюбил.

Мы не станем смотреть на эту ситуацию глазами Терстега, как предлагали некоторые биографы, начиная с невестки Винсента. Дело в том, что Винсент любил эту бывшую проститутку и собирался на ней жениться. Речь, разумеется, не идёт о большой страсти, но между ними возникла связь, полная нежности и доверия: «Моя любовь к ней менее страстна, чем та, что я испытывал в прошлом году к Кейт. Я уже не способен больше переживать такие чувства, которые потерпели полное крушение. Она здесь со мной, мы двое несчастных, которые держатся друг задруга и вместе несут своё бремя. И это превратило наше несчастье в счастье, сделало переносимым непереносимое» (10).

На многих страницах своих писем Винсент объяснял брату, что именно внушило ему любовь к Син. Она, как и он, бедна, может переносить голод, когда нет денег, проста, совершенно лишена кокетства, она такая, какая есть. «Никто ею не интересовался, никто от неё ничего не хотел. Она была одинокой, всеми забытой, словно тряпка, выброшенная на дорогу. Я подобрал её и дал ей всю любовь, всю нежность и заботу, на какие был способен» (11).

Син, со своей стороны, принесла ему душевное спокойствие, которого у него прежде никогда не было. Теперь он был не один, у ног его играл ребёнок, создавался домашний очаг, и Винсент испытывал от всего этого неведомую им прежде радость. Одно его замечание многое объясняет в тогдашнем его душевном состоянии: «Прочный союз приносит большое внутреннее успокоение» (12).

Син позировала обнажённой, что позволило Винсенту наконец изучить пропорции человеческого тела, которые, как он позднее объяснил в одном из своих писем, невозможно верно распознать под одеждой. К нему вернулись уверенность, смелость, энергия, и после портрета Син, на котором она представлена как Great Lady[5] и в котором есть что-то похожее на тогда ещё не существовавший кубизм, он нарисовал свой первый шедевр, названный им по-английски «Sorrow», то есть «Скорбь». Этот рисунок был навеян образом подавленного несчастьем плачущего старика, что так долго преследовал Винсента.

Син изображена в профиль, обнажённой, сидящей прямо на земле, с опущенной на руки головой и, по-видимому, плачущей. Лица её не видно, распущенные чёрные волосы спадают на плечи. В рисунке нет ни одного неверного или случайного штриха. Созданный, вероятно, в минуты сильного душевного порыва, он был заметной вехой в творческом становлении художника, но ещё в течение некоторого времени оставался единственным в своём роде. Лишь позднее Винсент вновь обрёл такую же силу штриха, как в этом рисунке.

Этот образ несчастья – парадокс здесь только кажущийся – стал свидетельством пережитых им часов счастья. Чтобы изобразить горе с такой силой, творец должен переживать состояние эйфории. Тео получил рисунок и нашёл его очень удачным.

Очень понравился он и художнику Вайсенбруху, которому довелось его видеть.

Это было слишком хорошо, чтобы продлиться долго, и Винсент это понимал. Окружающие, начиная с Терстега, были готовы вмешаться.

Любопытно, что ускорила ход событий случившаяся гроза. Всю ночь дул сильнейший ветер, который повредил мастерскую Винсента и сорвал оконную раму его небольшого жилища. Он кое-как закрепил что мог с помощью верёвки. Потом он узнал, что по соседству сдаётся более поместительный дом, в котором можно оборудовать мастерскую и жилые комнаты. Винсент спросил у Тео разрешения снять этот дом, хотя платить за него пришлось бы больше, чем за прежний. Он ждал ответа в надежде поселиться там с Син и жениться на ней.

Хорошо понимая, как ему в таких обстоятельствах следует себя вести, он до поры до времени держал свои отношения с Син под большим секретом. В течение нескольких месяцев он никому не проронил ни слова о своей связи, даже брату ничего не сообщил, так как боялся, что тот его осудит и это приведёт к финансовым последствиям. Для других частое присутствие Син в мастерской Винсента объяснялось вполне благовидными мотивами: она была натурщицей, позировала ему или готовилась к позированию.

Но Терстег вскоре стал догадываться, в чём было дело, и Винсент интуитивно почувствовал это после одной встречи с Мауве в дюнах рядом с пляжем. Художник, ещё до этой встречи охладевший к своему бывшему ученику, на этот раз обвинил его в коварстве и, не желая более с ним общаться, показал ему спину. Мог бы Мауве поступить с ним так резко из-за той старой истории с гипсами? Винсент заподозрил, что за этим кроется что-то другое. Быть может, им уже известно, что связывает его с бывшей проституткой? Больше нельзя было скрывать правду от Тео, так как тот мог узнать её в самом скверном изложении. Не поделился ли Терстег своими догадками с Мауве? А быть может, он даже успел написать о них семье Ван Гогов, как он не раз грозился сделать, чтобы убедить их прекратить помощь Винсенту, обязав его заняться наконец делом?