Другой Владимир Высоцкий - Федор Ибатович Раззаков

Высоцкий: «…Прага сердце нам не разорвала». Сердце, может быть, действительно не разорвала, однако лишний заряд ненависти к советскому режиму наверняка добавила. Ведь в либеральной среде те реформы, которые проходили в ЧССР («пражская весна»), всячески приветствовались, и, более того, у советских либералов даже теплилась надежда, что они все-таки станут стимулом для кремлевского руководства энергично пойти по этим же стопам. Однако ввод войск эти надежды начисто перечеркнул. Поэтому ненависть к данному событию у либерал-интеллигентов советского розлива была колоссальная. Диссиденты даже провели немногочисленный (всего 7 человек) митинг на Красной площади, а поэт Евгений Евтушенко отбил гневную телеграмму самому Брежневу. Потом, по его словам, стал готовиться к аресту. Но никто за ним не пришел, точно как в том анекдоте: Джон-неуловимый потому неуловим, что никому был не нужен. Вот и поэта никто трогать не собирался, поскольку кто же его тронет, если даже в кресле шефа КГБ сидел друг всех советских либералов Юрий Андропов?

Но вернемся к Высоцкому и его отношению к чехословацким событиям. На этой почве у него случился серьезный конфликте собственным отцом, который, как мы помним, был законопослушным евреем из другого поколения — додиссидентского. Тем более, заметим, что во время войны он эту самую Чехословакию освобождал, за что был объявлен почетным гражданином города Кладно. Вот как вспоминал о том конфликте уже хорошо известный нам П. Леонидов:

«Мы вместе с ним (с Высоцким. — Ф. Р.) орали на Семена, его отца, моего дядю, когда советские танки подмяли Прагу. Семен, сияя глупыми синими глазами, сказал: «Верно! Надо было еще заодно и в Румынию войти!», и мы с Вовой заорали наперебой, а Семен сделался белый — в генеральском доме были тонкие перегородки — и начал шептать: «Тише, ради Бога, тише!» А на войне этот еврей ничего не боялся, а его родной брат, артиллерист противотанковый Алексей, вообще был героем…»

Здесь позволю себе возразить мемуаристу. Быть евреем и вслух поддерживать ввод советских войск в Чехословакию в те годы было не меньшим подвигом, чем в одиночку останавливать фашистскую танковую колонну. Так что Семен Владимирович как был героем на фронте, так и в мирной жизни продолжал им оставаться.

После возвращения осенью 68-го со съемок в Москву с Высоцким произошло эпохальное событие, которое можно назвать третьим поворотным моментом в его биографии — уход от Людмилы Абрамовой к Марине Влади. Отметим, что внешне, кажется, ничто не предвещало этого ухода. Несмотря на то что он никогда не отличался чрезмерной верностью и периодически ходил «налево» (к той же Татьяне Иваненко, например), однако из семьи уходить не собирался. Они с женой провели ремонт в квартире, сделали на заказ мебель. А чуть позже сменили место жительства: переехали в кооперативный дом на улице Шверника в Черемушках (двухкомнатную квартиру в нем получила мама Высоцкого Нина Максимовна). Дом был экспериментальный: со встроенным кондиционером, бассейном для детей во дворе и другими удобствами. Вполне вероятно, Высоцкий и дальше худо-бедно жил бы с Абрамовой, если бы не мощнейший искус в лице французской звезды Марины Влади. Искус, которому он попросту не мог сопротивляться: ведь тот обещал ему выходы в иные миры, возможность значительно «расширить горизонты». Да и его кураторы из высших сфер были крайне заинтересованы в том, чтобы он ушел от жены-кухарки к жене-иномарке. Короче, здесь сошлись интересы нескольких сторон, что и решило исход дела.

Как мы помним, с Влади наш герой познакомился год назад (летом 67-го) на МКФ. После этого она вернулась на родину, во Францию, и для нее знакомство с Высоцким могло показаться всего лишь забавным эпизодом и не предвещало в дальнейшем ничего серьезного и многообещающего. В те дни у французской кинозвезды было более сильное увлечение, чем актер из Москвы. В 1966 году, снимаясь в Румынии во франко-румынском фильме «Мона, безымянная звезда» (режиссер Анри Кольни), Влади познакомилась и серьезно увлеклась молодым румынским актером Кристой Аврамом. Именно с ним она и собиралась связать свою дальнейшую судьбу, о чем в КГБ, кстати, были прекрасно осведомлены. Как и о том, что при таком раскладе Влади могла «уплыть» пусть и в союзные, но все же чужие руки — к румынской госбезопасности «Секуритате».

Дело в том, что одной из самых активных восточноевропейских стран, как легально, так и нелегально «окучивавших» Францию, была именно Румыния. Связано это было с тем, что первая всегда была близка последней: вот почему столицу Румынии город Бухарест называли «маленьким Парижем», многие румыны говорили по-французски, а румынская община Парижа была весьма многочисленна и влиятельна. Поэтому культурные связи двух стран развивались наиболее активно, в отличие от связей Франции с другими восточноевропейскими странами. Достаточно сказать, что в области кинематографии французы кооперировались исключительно с румынами (в советском прокате эти фильмы пользовались большим успехом: например, дилогия про индейцев «Приключения на берегах Онтарио» и «Прерия»).

В итоге в одном из таких франко-румынских фильмов — той самой «Моне, безымянной звезде» — и выпала честь сниматься Марине Влади. И наверняка ее роман с Аврамом был «под колпаком» у «Секуритате». Так что если бы он закончился свадьбой, то надзор за французской звездой перешел бы в компетенцию румынской госбезопасности. Учитывая сложные отношения СССР и Румынии (а именно в этой стране КГБ не имел своих советников в недрах тамошних спецслужб), можно предположить, что такой расклад Лубянку не устраивал. Поэтому и была предпринята попытка не только ввести Влади в либеральную советскую тусовку, но и привязать ее к здешнему кинематографу. Причем руку к этому приложил еще один маяковсковед — Сергей Юткевич.

Он давно «болел» Маяковским и на, почве этой «болезни» снял о нем несколько документально-публицистических картин (первая в начале 50-х, последняя — в конце 70-х). Юткевич также входил в число знакомых Лили Брик и периодически захаживал в ее салон на Кутузовском проспекте. В мае 67-го он запустился на «Мосфильме» с очередным фильмом — «Сюжет для небольшого рассказа» об А. Чехове — и главную женскую роль (возлюбленная писателя Лика Мизинова) хотел предложить кому-то из советских актрис. Но ни одна почему-то (!) не подошла. И тогда в июле того же года он предложил ее именно Марине Влади. И та согласилась, видимо, не догадываясь, какие планы строили в ее отношении советские спецслужбы.

Съемки в «Сюжете…» для Влади продлились до осени 1968 года (столь долгая их продолжительность объяснялась тем, что в самом начале заболел Юткевич и долго не мог приступить к съемкам). Отметим, что Влади приехала в Москву уже не только как