Возлюбленная виконта - Луиза Аллен

— Я… я не кричу.

Эллиотт скатился с нее. Она потерла глаза, они увлажнились.

— Ой! Простите. Я не хотела кричать. Я так старалась не…

— Проклятье! — Эллиотт встал. — Нет, это вы простите меня. Я не собирался кричать на вас, тем более ругаться. Арабелла, мне казалось, что вы отвечаете на мои ласки.

Белла почувствовала, как горит ее лицо.

— Да, отвечала. Я была полна решимости. Только…

Как объяснить свою трусость? Долг велел ей спать с мужем. К тому же она хотела этого. Не могла допустить, чтобы ей помешали страх и боль. Другие жены справлялись с этим. Наверное, отдавались вихрю чувств до того, как это случится. О, если бы только все сводилось к жару, желанию и томлению.

Она должна объясниться с Эллиоттом, несомненно, он сделает с ней то же, что и его брат. Эллиотт не станет обращать внимание на крики, которые она постарается подавить, и возьмет ее.

— Арабелла? — Он нежно коснулся ее лица большой рукой, пальцами лаская щеку. — Скажите мне правду.

Это так трудно. От его нежности стало еще труднее. Белла не заслуживала, чтобы он вел себя с ней так, ласкал после того, как она отвергла его.

— Я не могу объяснить, — выпалила она. — Не могу…

Его взгляд стал суровым.

— Арабелла, вы должны постараться.

— Я ведь так стараюсь, — возразила она. — Вы не понимаете. Позвольте мне…

— Я очень хорошо понимаю, что вы не готовы стать моей женой, невзирая на то, что говорите, — резко сказал Эллиотт, покинул кровать и забрал халат. — Когда будете готовы, тогда, возможно, мы станем жить как муж и жена. А до тех пор, леди Хэдли, я не стану беспокоить вас.

Дверь в его гардеробную щелкнула. Эллиотт тихо закрыл ее. Белла поняла, что он рассердился не на шутку. Она внушила ему, что готова, а ей не хватило храбрости взять себя в руки, убедить его, когда дело дошло до этого. Она не нашла слов, чтобы объяснить, что с ней случилось раньше.

Наверное, очень больно, если мужчине отказывают в удовольствии, когда он возбужден. Об этом ей, весело болтая, говорила посудомойка Полли в доме викария. Так что Эллиотт испытал физическое неудовлетворение, да еще осознал, что выбрал в супруги женщину, которая даже не способна выполнять свой супружеский долг.

«Я не вынесу этого, — подумала Белла и посмотрела на закрытую дверь. — Рано или поздно нам придется объясниться. Наконец-то он узнал, сколь я бесполезна в постели. Мне надо будет преодолеть это».

Черт возьми! Пропади все пропадом! Эллиотт подпоясал халат, пересек спальню и налил бренди. Арабелла была уже готова, об этом говорило ее тело. Наконец-то стала отзываться на его ласки с такой чувственностью, которая удивила и обрадовала его, но одеревенела и заплакала. Он выпалил еще несколько отборных ругательств и залпом выпил отличного французского бренди, словно в бокале плескалось дешевое пиво.

Белла так старалась. Ее слова вонзились в его мозг раскаленными булавками. Он почти силой навязался ей. К тому же рассердился на нее. Назвал леди Хэдли холодным, резким голосом. Проклятье! Он бестолково провалил все, будет нелегко исправить ошибку, вернуть себе ее доверие. Почему он не взял себе в жены доверчивую миниатюрную девственницу, с которой легко обращаться, или вдову, умеющую вести себя должным образом. «Потому что так велел долг», — подсказало сознание. Он не выбирал себе жену, но она у него была, и надо воспользоваться этим обстоятельством как можно лучше.

Эллиотт вернулся к двери и прислонился к ней, надеясь услышать рыдания. Но дверь сработали так добротно, что звуки не проникали сквозь нее. А что, если она плачет навзрыд? От него она уж точно не станет ожидать утешений.

Вдруг дверь начала открываться. Эллиотт удивился, взглянул и заметил, что ручка повернулась. Он отступил назад, дверь распахнулась.

— Прошу вас, Эллиотт, — заговорила Арабелла. Она стояла и дрожала в тонком неглиже. — Пожалуйста, сделайте это.

— Сделать это? — Видно, он смотрел на нее как идиот. Взял за руку, завлек в комнату, закрыл дверь и схватил одеяло, которым была накрыта спинка кресла. — Возьмите, вам холодно. — Он попытался накрыть, но она высвободилась, подошла к его кровати, сбросила неглиже, забралась на широкое покрывало из зеленого атласа и легла.

— Эллиотт, я все решила. Я должна привыкать и учиться… — Белла вздохнула, когда ее голова коснулась подушки. Тут она заметила зеркала в нижней части балдахина. — Это ведь неприлично!

— Это не моих рук дело, — ответил Эллиотт импульсивно. — Арабелла, я этого не сделаю, вы готовы вот-вот заплакать и лежите точно девственница, которую приносят в жертву в каком-нибудь языческом храме.

— Это мой долг. И…

— Вы хорошо знаете, как довести мужчину до состояния, в котором он не способен ни на что, даже если бы хотел, — с горечью прервал он ее, чувствуя, как возбужденное достоинство поникло от разочарования.

— Прошу вас, Эллиотт, позвольте мне сказать это, — умоляла Арабелла отчаянно и серьезно. Ее слова взяли верх над его заботами. Он молчал. — Знаю, я струсила. Будет больно, знаю и это, но прошлый раз все получилось немного лучше. Чем больше я думаю об этом, тем хуже будет. Поэтому мне хотелось бы, чтобы вы попытались сделать это еще раз. Я привыкну. Честное слово, привыкну.

— Будет больно? — Эллиотт уставился на нее, взял одеяло и накрыл ее. Бренди стояло на ночном столике. Он отпил еще глоток, передал ей бокал и сел в конце кровати. — Выпейте. Арабелла, вы съежились, потому что думали, будто будет очень больно? Вы поэтому плакали? Разве я вам сделал больно в брачную ночь?

— Да, но это была не ваша вина. — Белла села, прикрыв грудь одеялом. — Я испугалась. Дело в том, что в первый раз… Видите ли, я не ожидала, что все будет так плохо. Обильное кровотечение испугало меня.

«Боже милостивый. — Эллиотт закрыл глаза. — Рейф, ты эгоистичная развратная тупая свинья. Для тебя эта девушка была лишь очередной зарубкой на столбике кровати. Ты обращался с девственницей как с закоренелой шлюхой, обошелся с ней грубо и оставил беременной». Неужели он неизлечимо ранил ее?

— Вы исцелились? — тихо спросил он, открыв глаза, думая, что в них уже не сверкают гневные огоньки.

— Да. Исцелилась, чувствую себя хорошо. Правда, Эллиотт. — Большие карие глаза уставились на него. У нее было решительное выражение лица, сквозь страх сквозило доверие. — Вчера вечером все действительно было не так плохо.

Если Рейф ожил и в это мгновение вошел бы сюда, Эллиотт нанес бы ему удар в челюсть.

— Не сегодня, — решил он. — Вам холодно. Вы расстроены. А я устал. Но обещаю, в следующий раз больно не будет. Совсем. И вам это понравится.