Чёрный хребет. Книга 3 - Алексей Дроздовский

медленно поднимается в воздух, словно подхваченный невидимой рукой. На этот раз я вообще не даю никаких команд: такое ощущение, будто я управляю курсором на экране компьютера, но тот ускорен в тысячу раз и любое движение, которое я сделаю, превратится во что-то разрушительное.

– Эй, успокойся, – Вардис старается говорить мягко, но его голос даёт петуха.

Совсем не просто сохранить самообладание, когда тебя может зашвырнуть высоко в небо и ты пролетишь по дуге пару километров.

– Успокойся, – повторяет Брас.

– Я спокоен, – говорю.

Это совсем не так. Вардис поднимается всё выше, а я отчаянно пытаюсь придумать, что же делать. Бросаю голубую жемчужину вдаль, в надежде, что её сила исчезнет, если она окажется достаточно далеко. Кажется, это так не работает и Дар по-прежнему чувствует во мне хозяина.

– Усп... – пытается произнести Вардис.

Его с силой ударяет о землю. Я вижу, как его голова отпружинивает от поверхности, точно футбольный мяч. А ведь я даже не думал ни о чём... Хотя, может и думал, но это была назойливая мысль, которая сама по себе появилась вглуби сознания. Желание плавно опустить брата. Она вырвалась наружу и превратилась в нечто кошмарное.

В ужасе я пытаюсь понять, что же наделал. Неужели благодаря жемчужине я только что навредил собственному брату?

Трясущимися руками Вардис упирается в землю, Хоб с Брасом тут же бросаются его поднимать. Переворачивают, поднимают в сидячее положении.

– Мне что-то не хорошо, – бормочет Вардис.

Лира прикрывает рот рукой.

У моего брата не хватает одного переднего зуба – выбил его во время удара о землю. Парню до конца жизни придётся шепелявить и светить дырой во время улыбки.

– Кажется, у него сотрясение, – говорю.

– Какое ещё сотрясение? – спрашивает Зулла, ничего не понимая.

– Сотрясение мозга. Несите его обратно в деревню и уложите на кровать. Пусть полежит, отдохнёт.

К несчастью, никакой отдых не восстановит брату выбитый зуб. Пячусь подальше от друзей, пока жемчужина снова не активировалась против моей воли. Это Дар, он должен был приносить пользу, а не вред. Чувствую себя обезьяной, которой в руки дали оружие и не объяснили, как им пользоваться.

Обезьяной, которая только что дала костью по голове другой обезьяне.

– Уходите все, – говорю. – Мне нужно время побыть наедине и разобраться с проклятым шариком. Не хочу больше никого из вас ранить.

Друзья уходят обратно к Дарграгу, ведя под руки Вардиса, который едва переставляет ноги. Кажется, я только что нажил ещё одного противника Даров. Будто мало мне было одного Буга и его неприязни.

Ухожу вверх, к подножию хребта, чтобы остаться наедине с окружающей природой.

Где я никому не наврежу.

Кроме себя, разумеется.

Но меня не жалко – я живучий сукин сын. Даже если я сильно себя покалечу, то это доставит Хосо уйму удовольствия – отплачу за пользование красной жемчужиной. Кажется, этого духа ничто так не веселит, как мои нелепые попытки остаться невредимым. Его усмешку можно услышать каждый раз, когда я больно ударяюсь мизинцем о ножку кровати или бьюсь головой о дверной косяк.

– Ладно, – говорю. – Подчиняйся или я брошу тебя в деревенский сортир.

Сжимаю в руке Дар Арншариза.

Как же иногда не хватает инструкции по применению. Всегда любил инструкции.

Сажусь в позу лотоса, закрываю глаза, сижу несколько минут неподвижно, ощущая кожей дыхание ветра и шум окружающего мира. Настраиваюсь на него, представляю себя его частью: неотъемлемой и пропитанной всем сущим. А затем приказываю валуну, размером с доброго бегемота, подняться в воздух.

Глава 22

Камень передо мной оживает.

Казалось, он дремал на земле и видел сны, а теперь пробуждается и приходит в движение. Валун, весом в тонн пять, переворачивается с бока на бок, а затем возвращается в изначальное положение.

– Ничего себе, – шепчу.

– Ничего себе, – шепчет Хума моим голосом.

Смотрю на летучую мышь, она на меня. Кажется, всё это время она сидела у меня на плече, а я её не замечал. В последнее время, если она не ползает вокруг, то висит на моей одежде как живой аксессуар. Поэтому я иногда забываю, что она везде следует за мной.

– Я хотел побыть один, – говорю. – Чтобы не навредить никому из близких.

– Пожалуй, – отвечает Хума голосом Вардиса.

– Но ты можешь остаться, если будешь висеть за спиной.

Не хочу, чтобы мышке что-то навредило.

Достаю из кармана голубую жемчужину, полностью пустую внутри. Сквозь шарик можно увидеть искривлённое и перевёрнутое изображение моей руки. Кажется, голубого дыма не хватает на такие тяжёлые предметы: он полностью истощился за несколько мгновений, пока я ворочал камень.

Значит, эта жемчужина действует не по времени, как жёлтая, а по весу.

Сижу на земле и перекатываю шарик в руке. Жду, пока восстановится голубой дым. Он наполняется медленно. Не настолько медленно, как красная жемчужина, которой нужны месяцы для полного восстановления, но и не жёлтая с её несколькими минутами.

Голубой нужно больше часа.

– Давай ждать, – говорю.

– Он на них помешался, – произносит Хума голосом Буга. – Он даже спит с ними.

– Что? – шепчу в удивлении. – Это Буг про меня говорил?

Я словно бы подслушал чужой разговор. Похоже, брату не дают покоя Дары, которые я ношу с собой. В чём-то он прав: я действительно на них помешался. Самую малость. Но это не даёт ему право презирать меня за владение ими.

Похоже, это всё маска.

Кто бы её ни создал, он сделал так, чтобы её обладатель медленно начинал ненавидеть любого человека, контактирующего со всемогущими существами. Даже если это твой собственный брат. Я знаю Буга достаточно хорошо, чтобы отличить его собственное поведение от навязанного. Сам бы он никогда не посмотрел на меня с неприязнью.

Я дал ему эту маску, я её и заберу.

Лежу на траве и размышляю обо всём на свете, коротаю время. Ни один жук не заполз на мою одежду: Хума браво стоит на страже и собственными зубами отгоняет любую ползущую живность, что вторгается в моё личное пространство.

Придумываю оправдания и сочиняю самые убедительные объяснения, какими буду извиняться перед Вардисом. Сомневаюсь, что в произошедшем можно прямо меня обвинить: всё произошло не по моей воле и уж точно против желания.

Но я всё равно чувствую свою вину.

Гляжу на жемчужину: дым клубится внутри. Плотный, переливающийся оттенками