Тайны старой аптеки (СИ) - Торин Владимир

Опустошив склянки, Лемюэль бросился к сундуку и забрался внутрь. Закрыв крышку, он взял у Джеймса несколько бечевок и…

Ничего не произошло.

— Они вот-вот появятся…

Но никто так и не появился. Потянулось мучительное ожидание…

В провизорской было тихо. Темнота окутывала столы, банки с лекарствами и аптекарские механизмы.

— Наверное, стоило усилить запах, — пробормотал Лемюэль.

Джеймс возмущенно заворочался: усилить?! Да у него и так ноздри жжет, как будто он в каждую засунул по горящей спичке!

Между тем время шло, в провизорской никто не появлялся, и Лемюэль приглушенно корил себя за то, что просчитался с ингредиентами раствора, перечисляя невероятно унылые названия составляющих, меры весов и доли соотношений.

Джеймс зевнул. Больше, чем есть, ему вдруг захотелось спать. Хотя все же было бы неплохо ткнуть сейчас во что-то вилкой или набрать чего-нибудь в ложку. Так нет — вместо этого он сидит в сундуке рядом с ворчливым кузеном, который своим занудством способен уморить и мышь.

Лемюэль вдруг напрягся.

— Они здесь… слышите?

Джеймс приподнял краешек уха и прислушался. Откуда-то снизу, как будто прямо из-под сундука, в котором они сидели, раздалось царапанье, к нему добавилось ворчание, а затем…

Отверстие стока было не шире крышки какого-нибудь казанка, и все же через него кто-то протиснулся.

Джеймс не видел самого гремлина, во тьме провизорской лишь загорелась желтым светом пара круглых глаз. Невысокое, размером с вставшую на задние лапы кошку, существо повело головой из стороны в сторону, шумно втянуло носом воздух, после чего склонилось к отверстию в полу и заверещало голоском, похожим на скрип очень старых дверных петель.

В следующий же миг из стока полезли и прочие гремлины. Сперва показались двое, затем — еще и еще… Всё новые гремлины забирались в подвал, а те, что уже были в провизорской, не дожидаясь остальных, скопом ринулись к клеткам. Гремлины влезли внутрь, и началось пиршество. Ворча и переругиваясь, мелкие вредители захрустели шестеренками и пружинами, зачавкали зеленым раствором. К ним постепенно присоединялись и прочие, и вскоре Джеймс уже потерял счет светящимся глазам.

Он крепко сжал связку бечевки в руке, собираясь дернуть, но Лемюэль остановил его: «Рано… еще один лезет…»

Джеймс глянул на сток — из него с трудом выбирался довольно толстый по меркам сородичей гремлин. Хотя как «выбирался» — это нелепое существо попросту застряло в отверстии. Толстяк ворочался, упирался ручонками в пол, но ничего не выходило. Тогда он заверещал, призывая прочих гремлинов на помощь, но те были слишком заняты угощением и даже не повернули к нему головы.

Толстяк взвыл, и в его голосе Джеймс различил обиду и нетерпение: «Все съедят без меня!»

Гремлин неистово задергался, напыжился и наконец выбрался со звуком пробки, вылетающей из бутылки. Покачиваясь и колыхая вислым брюхом, толстяк засеменил к сородичам и влез в одну из клеток. На его счастье, еды там оставалось еще достаточно.

Как только он сунул морду в кучу шестеренок, Лемюэль крикнул: «Сейчас!», и они с Джеймсом одновременно рванули бечевки. Дверцы клеток одновременно с лязгом опустились, но гремлины были так увлечены обедом, что этого даже не заметили.

Откинув крышку сундука, Лемюэль выбрался наружу и шагнул к клеткам. Джеймс последовал его примеру. Он потянулся к лампе, чтобы зажечь ее, но кузен остановил его:

— Нет! Гремлины не любят свет. Не стоит их нервировать раньше времени.

Лемюэль взял из вороха в углу скомканную серую ткань, расправил ее и накрыл часть клеток, после чего взял еще ткань и проделал то же и с остальными. И только после этого зажег свет.

Вернув на место решетку стока, Лемюэль повернулся к кузену.

— Отличная работа, Джеймс.

— А они не прогрызут прутья? — с подозрением спросил Джеймс, глядя на ткань, из-под которой раздавались возня и хрумканье. При этом клетки тряслись и подрагивали.

— Они наедятся и заснут, а когда проснутся, клетки уже будут смазаны раствором «Мот». Дальше я справлюсь сам. Мне нужно подготовить все к опытам.

— Я могу помочь вам с изготовлением сыворотки?

— О, благодарю, Джеймс, но я должен заняться этим в одиночку. Время близится к полудню, полагаю, скоро будет обед. Вы его заслужили.

Это был не намек, а завуалированный приказ покинуть провизорскую, и Джеймс вздохнул: эх, а ведь здесь сейчас начиналось самое интересное.

Он глянул на скрытые под тканью клетки: они больше не тряслись, да и ворчание заметно стихло. Кажется, гремлины наедались и один за другим отправлялись на послеобеденный сон.

В животе заурчало, и Джеймс позавидовал этим коротышкам. Есть и правда очень хотелось — оставалось надеяться, что удастся проникнуть в кладовку и ничто на этот раз ему не помешает.

Что ж, забегая вперед, стоит сказать, что ему все же помешали, а долгожданный обед снова отдалился.

Но Джеймс пока что этого не знал и, ворочая в голове, как угли в камине, мечты о тушеном кролике, направился к выходу из провизорской.

— Засыпайте, засыпайте, господа гремлины, — приговаривал меж тем Лемюэль, склонившись над клетками. — Нам с вами предстоит изобрести нечто такое, что в будущем, я уверен, поможет вашим сородичам. Да, не все из вас, к сожалению, выживут в процессе, но что поделаешь… это вынужденная жертва. Засыпайте… Нас ждет много работы…

***

Большой кухонный нож вспорхнул в руке Хелен.

Джеймс не отводил от него взгляда — лезвие пронеслось у его носа, лишь чудом его не задев, а Хелен на это не обратила внимания.

— Никто даже представить себе не может, что со мной происходит! — воскликнула она.

— Хелен…

— Что?

— Вода выкипает.

Хелен обернулась и бросилась к печке. Стоявший в ней казанок дрожал, крышка подпрыгивала и стучала, бурлящая вода вытекала.

— Ой! Совсем заболталась!

Она схватила деревянные щипцы и сняла крышку. Отложив ее в сторону, Хелен посолила воду и принялась поспешно снимать с полок баночки с приправами. В казанок отправилась щепотка из одной баночки, пару щепоток из другой, и кухня наполнилась душистым терпким ароматом.

Чуть убавив огонь при помощи вентиля, Хелен вернулась к столу и продолжила нарезать длинные фиолетовые стручки. А заодно и вернулась к рассказу. При этом она, как и до того, не в силах совладать с эмоциями, время от времени забывала о стручках и принималась бурно жестикулировать, размахивая ножом.

— Вы ведь знаете о моей болезни, Джеймс… это ужасная болезнь! Я так хочу вылечиться! Снова стать собой… нормальной. Лемюэль прикладывает неимоверные усилия, чтобы помочь мне, вот только пока что ему удалось лишь немного облегчить мою боль. Но он справится! Я уверена! Он найдет лекарство, и этот кошмар закончится. Он уже близок… Вы порезали свеклу?

Джеймс кивнул и подвинул к ней дощечку — сам он при этом был весь в свекле: руки, лицо, костюм. Как будто устроил кровавую резню.

— Замечательно! Можно добавлять овощи и птицу.

Хелен ловко пересыпала в казанок стручки, а затем и свеклу. Настал черед упомянутой птицы.

На столе стояла миска с тремя заблаговременно ощипанными и разделанными воронами. Джеймс никогда не пробовал суп из ворон, но сейчас он был так голоден, что готов был съесть что угодно.

Птица отправилась в казанок, и Джеймс проглотил слюну…

Добыть еду в кладовке ему так и не удалось. Он уже был внутри и выбирал, какую банку взять — с тушеным кроликом или с «Нежнейшим и сочнейшим мясом глотов» (кем бы эти глоты ни являлись), когда его там обнаружила Хелен.

Миссис Лемони не стала его упрекать в воровстве консервов и, казалось, даже не заметила, что он делает что-то предосудительное. Вместо этого, к удивлению Джеймса, она, покраснев и опустив взгляд, попросила прощения за свою резкость и добавила: «Я не должна была так реагировать, Джеймс. Мне очень жаль. Вы ведь не знаете, что я испытываю к отцу, и не хотели ничего дурного. Я уже закончила с уборкой и собираюсь приготовить обед. Я все расскажу вам, если вы простите меня. Поможете мне с обедом?»