Кураж. В родном городе. Рецепт убийства - Дик Фрэнсис

— Жилец водворен в коттедж. Большая коричневая кобыла с добрым характером.

— Я просто… рада, что ты вернулся.

— Вот и славно, — весело отозвался я.

— У меня есть грибы для омлета, — сообщила она более спокойным тоном.

— Грандиозно!

И я отправился в кухню.

Пока она жарила омлет, я рассказывал ей про Застежку.

Трудный момент миновал.

Она вдруг объявила, что утром поедет со мной в коттедж.

— Нет!

— Да! Он ждет, что миссис Джонс откроет ему дверь. И будет куда лучше, если это сделает она.

Переубедить Джоан я не смог.

— И еще вот что. Ты, верно, и не подумал о занавесках? А если хочешь, чтобы он вошел в дом, все должно выглядеть нормально. У него глаз острый, и он сразу учует подвох. — Она выудила из ящика какую-то ткань с набивным рисунком, взяла кнопки, ножницы, скатала большой старенький коврик, потом сняла со стены натюрморт.

— А это зачем?

— Чтобы обставить прихожую. Все должно выглядеть как следует.

— Ты гений, — сдался я. — Едем.

Мы сложили все, что она приготовила, около двери. К этому я добавил две коробки сахару, большой электрический фонарик и веник.

После того внезапного поцелуя диван показался мне еще более тоскливой пустыней, чем раньше…

XVII

Выехали мы рано, и когда добрались до коттеджа — не было девяти. До появления Кемп-Лора предстояло еще много дел.

Я спрятал машину за кустами, и мы внесли все привезенное в дом. Застежка была цела и невредима. Она обрадовалась нам и тихонько заржала. Пока я подбрасывал ей соломы и свежего сена, Джоан решила вымыть окна с фасада. Мне было слышно, как она напевает, смывая давнюю грязь.

Дав Джоан полюбоваться блеском стекол, я притащил краску и — занялся скучным делом — выцветшую черную краску и свежую замазку стал покрывать новой, ярко-зеленой.

Джоан разостлала в холле коврик. Потом она вбила гвоздь в стенку — под картину — как раз против входной двери; после этого она взялась за окна изнутри: развесила занавески.

Мы постояли у ворот, любуясь делом рук своих. Свежеокрашенный, с веселенькими занавесками, с картиной и ковром, видневшимся в полуоткрытую дверь, коттедж выглядел живым и ухоженным.

— У него есть какое-нибудь имя? — спросила Джоан.

— Его называют «Домик смотрителя».

— Лучше назовем его «Росянка».

— В честь победителя Большого Национального приза?

— Нет, есть такое растение — насекомоядное.

Я обнял ее за талию. И она не отстранилась.

— Будь осторожен, ладно?

— Буду, — успокоил я ее и взглянул на часы. Без двадцати одиннадцать. — Пойдем-ка в дом, вдруг он раньше приедет.

Мы вошли и уселись на остатках сена так, чтобы были видны ворота.

Минуту или две молчали.

— Ты замерзла? — Прошлую ночь опять были заморозки, а коттедж не отапливался. — Надо было привезти печку.

— Это не холод, это нервы.

Она уютно прижалась ко мне, и я поцеловал ее в щеку. Черные глаза взглянули печально и устало. А у меня вдруг появилось такое чувство, что если проиграю и на этот раз, то потеряю ее уже навсегда.

— Никто не запрещает браков между кузенами, — медленно выговорил я. — Закон разрешает их и церковь тоже. Будь в этом что-нибудь аморальное, они бы не допустили. Даже медики не возражают. — Я замолчал, а она все смотрела так же печально. Почти без всякой надежды я спросил: — Я чего-нибудь не понимаю?

— Я и сама не понимаю…

Тогда я решился:

— Я сегодня буду ночевать тут, в деревне, в своей берлоге. А утром прямо поеду на тренировку. Всю эту неделю я манкировал своими обязанностями…

Она выпрямилась, отбросив мою руку.

— Нет! Приезжай ко мне.

— Не могу. Не могу я больше!

Она встала и подошла к окну. Я не видел выражения ее лица.

— Это ультиматум? — спросила она потрясенно. — Или я выхожу за тебя замуж, или ты исчезнешь насовсем?

— Если и ультиматум, то невольный, — запротестовал я. — Но так дольше продолжаться не может.

— До этого уикэнда вообще не было никакой проблемы. Во всяком случае в отношении меня. Ты был чем-то запретным… вроде устриц, которых мой организм не принимает. Чем-то очень заманчивым, но недозволенным. А сейчас… сейчас все так, будто у меня возникла страсть к устрицам. И я в жуткой растерянности.

— Иди сюда, — настойчиво позвал я. Она подошла и снова опустилась на сено рядом со мной. Я взял ее за руку. — Ну, а других препятствий нет, чтобы выйти за меня? — Я затаил дыхание.

— Нет, — ответила она просто, без колебаний и раздумий на этот раз.

Я повернулся к ней, поднял к себе ее лицо и поцеловал — нежно, любовно.

Губы ее задрожали, но она не напрягалась и не отстранялась слепо, как неделю назад. И я подумал — если за семь дней могли произойти такие перемены… Значит, я не проиграл. Откинулся на сено, держа Джоан за руку, и улыбнулся ей.

— Все будет хорошо…

Она удивленно посмотрела на меня, уголки ее губ дрогнули.

— Я тебе верю, потому что не встречала человека более решительного. Ты всегда был таким. Тебе все равно, какой ценой достанется победа… Возьми участие в скачке в прошлую субботу. Или устройство этой западни. Или то, как ты провел целую неделю рядом со мной… Но я постараюсь, — уже более серьезно закончила она, — не заставлять тебя ждать чересчур долго.

Мы сидели на сене и разговаривали так спокойно, будто ничего не случилось — кроме чуда, открывшего человеку возможность надежно устроить свое будущее. И того, что рука Джоан лежала в моей руке и она не хотела убирать ее.

Время шло к назначенному часу.

— Я почти надеюсь, что он не приедет, — сказала она. — Этих писем было бы вполне достаточно.

— Ты не забудешь опустить их?

— Я хочу, чтобы ты разрешил мне остаться.

Я отрицательно покачал головой. Мы все сидели и смотрели на ворота. Минутная стрелка на моих часах уже миновала одиннадцать.

Пять минут двенадцатого. Десять минут…

— А вдруг он что-то заподозрил и узнал, что никакая Дорис Джонс не живет в домике смотрителя.

— Нет оснований для подозрений, — объяснил я. — Ведь в субботу к концу телеинтервью со мной он явно не знал, что попался. Джеймс и Тик-Ток обещали молчать пока про отравленный сахар. И уж Кемп-Лор не упустит возможности выяснить такую сокрушительную подробность, как подбадривающие таблетки… Так что явится, не беспокойся.

Четверть двенадцатого.

У меня напряглись все мускулы, будто я всем телом слушал, не едет ли он. Я попытался расслабиться. Бывают пробки на дорогах, аварии, объезды. Дорога дальняя, и он легко мог ошибиться, рассчитывая время.

Двадцать минут двенадцатого.

Джоан вздохнула. Мы молчали уже минут десять.

В полдвенадцатого она снова сказала:

— Нет, не приедет он…

Я не ответил.

Лишь в одиннадцать тридцать пять блестящий кремовый нос «астона-мартина» остановился у ворот, и Морис Кемп-Лор вышел. Он потянулся — устал от долгого сидения за рулем — и оглядел коттедж. В каждом движении чувствовалась аристократическая осанка.

— Послушай, какой он красивый! — выдохнула Джоан мне в ухо. — Какие рыцарские черты! На телеэкране он попроще. Когда человек выглядит таким благородным, трудно представить, какое зло он творит.

— Ему тридцать три. А Нерон умер в двадцать девять.

Кемп-Лор открыл калитку, прошел через двор и постучал в дверь.

Мы встали. Джоан стряхнула с юбки сено, перевела дыхание и, слегка улыбнувшись мне, неторопливо вышла в холл. Я последовал за нею и прислонился к стене, чтобы быть прикрытым дверью, когда она откроется.

Джоан облизала губы.

— Давай! — шепнул я.

Она отперла дверь.

— Миссис Джонс? — произнес медовый голос. — Простите, я немного опоздал.

— Входите, мистер Кемп-Лор. Так уж приятно видеть вас. — Оттенок кокни снова отчетливо прозвучал в ее голосе.

— Взаимно, — сказал он, подлаживаясь.

Джоан отступила в сторону шага на два, и Кемп-Лор оказался в холле.

Захлопнув дверь ногой, я схватил его сзади за локти, оттянув их назад и одновременно подталкивая его вперед. Джоан открыла дверь комнаты, где стояла Застежка. И я изо всех сил пнул его ногой в зад. Он пролетел внутрь и растянулся на соломе вниз лицом. Я щелчком запер дверь, в которую тут же начал дубасить Кемп-Лор.

— Выпустите меня! — кричал он. — Вы соображаете, что делаете?

— Тебя он не видел, — тихо сказала Джоан.

— Ну и пусть остается в неведении, пока я отвезу тебя к поезду в Ньюбери.

— А можно его так оставить?

— Я скоро вернусь, — пообещал я. — Поехали.

Прежде чем отвезти ее, я отогнал машину Кемп-Лора с дороги — чтобы она скрылась за кустами. Меньше всего я хотел, чтобы какой-нибудь любопытный местный житель сунулся в дом, выяснять в чем дело. Отвезя Джоан на станцию, я прямиком вернулся назад — двадцать минут туда, двадцать обратно. И снова упрятал машину в кустах.