Никто не выживет в одиночку - Маргарет Мадзантини

Сейчас ей хотелось бы иметь другую семью, другого мужчину рядом с собой. Более выдержанного, более внимательного. Рюкзачок ее сына падал с крючка, она поднимала его и вешала аккуратнее. Рюкзачок сына Джанкарло не падал никогда. Маленький мальчик уже знал, как сделать, чтобы тот держался.

А ее дети и были слабые руки их несчастного случая.

Потом как-то раз на рынке она все-таки увидела, как они ссорятся. Из-за сущей ерунды: Клаудия попросила его открыть сумку, чтобы она положила туда капусту, а у Джанкарло не получалось, потому что другой рукой он держал шлем. Делия спряталась за женщину, которая тоже покупала овощи, чтобы услышать, что они говорят.

И, глядя на яблоки, на артишоки, поняла, как она безобразно ведет себя. Завидует счастью других. Горький смех зародился в глубине ее души. Скорей всего, и этих тоже ждет такой же дерьмовый финал. Она знала, что все начинается с этого, со ссоры из-за капусты, которая не помещается в сумку.

Капуста упала, и Делия подняла ее. Джанкарло улыбнулся, «спасибо». Беременная разъяренная жена обернулась, чтобы увидеть печальную улыбку.

Кто знает, вдруг бы у нее и вправду хватило совести разрушить их семью или хотя бы подтолкнуть их к этому…

Его жена родила в марте. Теперь приходила за ребенком в садик с маленькой Евамарией в сумке-кенгуру.

Несколько дней спустя Делия встретила Джанкарло в баре. Его шлем лежал на стойке, кофе он выпил и ждал следующего. С виду казался слегка уставшим, как будто выбегал из дома, опаздывая и потому не приняв душ. Легкая небритость грязнила лицо. Он обратился к ней: «Неплохо выглядишь».

Делия была не накрашена, посмотрелась в полоску зеркала бара между бутылками ликера. Действительно, неплохо — светлое, отдохнувшее личико.

«Я развелась с мужем».

Джанкарло покивал.

«Да, печально».

Но Делия не выглядела грустной, наоборот — был последний день школы.

«Чему быть, того не миновать».

Она проговорила это спокойно. У нее был такой отдохнувший вид, потому что она хорошо выспалась, впервые за долгое время. И рюкзачок Нико не упал с вешалки этим утром. Она была полна надежд. Одной ей легче будет воспитывать детей. Шторм, в который она попала с ним, закончился. Вещи лежали на пляже, и теперь она могла видеть их.

Джанкарло оценил ее спокойствие. Он смотрел на нее глазами, полными тоски, которыми она сама смотрела на него все эти месяцы.

Малышка плохо спала, и он смертельно устал — поэтому и нуждался во всех этих чашках кофе.

Он уставился на нее с открытым ртом, не вынув ложечку из чашки. Ему чего-то не хватало. Но всем нам чего-то не хватает.

Если бы Делия задержалась еще ненадолго, он бы в конце концов залез на нее, на ее белое лицо.

Они сели бы в ее маленькую малолитражку, в которой она накладывала румяна каждое утро, чтобы не быть такой белой. Они бы целовались, искали бы теплые тела под почти летней одеждой, влажной от пота.

Если бы только она поймала этот взгляд на несколько месяцев раньше, когда она мокла под дождем, отчаянно желая любого мужчину, лишь бы не Гаэтано.

Но сегодня уже поздно, у нее нет желания вмешиваться в чью-либо жизнь, собранную из дыр и заплаток. Она обнимает его, перед тем как уйти, вдыхает этот запах неважно какого мужчины, вышедшего из неважно какого дома.

«Спасибо, Джанкарло».

Он не понимает, за что она благодарит его, хочет удержать ее в объятиях, но она отстраняется. С той же болезненной жесткостью, с которой отстранялась от отца, желая никогда не выпускать его из своих рук.

Думает о перекрещенных руках на резиновой кукле, имитирующих реанимацию сердца.

Думает о своем сердце.

На улице висит рекламный плакат. Она миллион раз проходила мимо него, мимо зеленого номера, размытого дождем. Основательно приклеенная африканская женщина, поблекшая под итальянским дождем. Она читает надпись, которая мелькала перед ее глазами каждый день: «СПАСЕМ ЖИЗНЬ ВМЕСТЕ».

Покупает букет боярышника у цветочника в магазине лекарственных растений. Подает пять евро немецкому бомжу с собакой и со сломанной ногой (водитель поспешил на светофоре).

— Как тебе говорил режиссер? Что говорят, когда сценарий не удается, нет концовки?

— Говорят «не то посеяли…».

— И что вы делаете?

— Перечеркиваем все и начинаем заново.

— Какова земля, таков и хлеб…

— Хорошо бы, да.

Сегодня вечером, глядя на нее, он понял больше, чем когда-либо. На минуту ему захотелось снова прижать ее к себе, посмотреть, какие чувства он испытывает, что исчезло?

Делия сейчас тоже перестала притворяться, смотрит на него — и ей это нетрудно.

— Я хотела бы еще раз влюбиться, Гаэтано… Ты не представляешь, как бы я хотела влюбиться. Испытать все заново. С другим человеком…

— Теперь ты сделаешь выбор получше.

— Я поняла, в чем тогда ошиблась.

— Ты ошиблась, выбрав меня.

— Нет, если вернуться назад…

— Только не повторяй эту херню. Ты ушла бы сразу.

— Нет, я бы почти все переделала…

— Ты говоришь это только из-за детей.

— Нет, я говорю это из-за себя.

— А что бы ты не стала переделывать?

Делия поводит плечами, в сотый раз убирая волосы за ухо.

— Зубы… ты бы не переделала зубы?

— Сейчас я могу хотя бы смеяться.

И он смотрит, как она смеется… Смотрит на ровные зубы, за которыми спрятаны ее настоящие зубы… ее поцелуи…

— Скажи это.

— Что?

— Скажи, что больше не любишь меня. Скажи это сейчас, когда у нас мир… Тогда у меня опустится.

Она улыбается ему своими зубами, которые съели их рай.

— Я тебя больше не люблю, Гаэтано.

Он кивает и смеется вместе с ней. Потом взгляд останавливается и в его глазах читается все то, что у детей.

— Скажи тоже.

— Я не могу этого сказать.

— Скажи.

— Я тебя больше не люблю, Делия.

— Вот видишь… мы оба можем это сказать.

Гаэтано встряхивает головой, поправляя прическу. Делия смотрит на его крепкое запястье, испещренное венами. Кто знает, сколько им осталось еще жить так, вдалеке друг от друга. Они тоже когда-нибудь станут такими, как старики за соседним столиком. Когда дети вырастут. Сколько им еще ждать? Увидятся на торжественном вручении диплома. С согбенными спинами, они будут внимать голосу сына, научившегося говорить лучше них, вместо них. Обнимутся слегка взволнованно. К тому дню они забудут наконец запах любви и ненависти. Навсегда забудут о телах друг друга. У каждого будет новая любовь, новая ненависть. Они пройдут бок о бок, не испытывая злости, как плоть, очищенная от любовной трагедии. Без напряжения, без трения, без болезненного столкновения.