Русская поэзия XVIII века - Александр Радищев

1762

Соболья шуба

Богатство хорошо иметь;Но должно ль им кому гордиться сметь?В собольей дурака я шубе видел,Который всех людей, гордяся, ненавидел.В ком много гордости, известно то, что тот,Конечно, скот.И титла этого в народе сам он просит.Носил ту шубу скот,И скот и ныне носит.

1762

Пир у Льва[523]

   Коль истиной не можно отвечать,   Всего полезнее молчать.   С боярами как жить, потребно это ведать.   У Льва был пир,   Пришел весь мир   Обедать.   В покоях вонь у Льва:   Квартера такова.   А львы живут нескудно,   Так это чудно.   Подобны в чистоте жилищ они чухнам   Или посадским мужикам,   Которые в торги умеренно вступили   И откупами нас еще не облупили   И вместо портупей имеют кушаки,[524]   А кратче так: торговы мужики.   Пришла вонь Волку к носу;   Волк это объявил в беседе без допросу,   Что запах худ.   Услышав, Лев кричит: «Бездельник ты и плут,   Худого запаха и не бывало тут.   И смеют ли в такие толки   Входить о Львовом доме волки?»   А чтобы бредить Волк напредки не дерзал,   Немножечко он Волка потазал   И для поправки наказал,   А именно ― на части растерзал.   Мартышка, видя страшны грозы,   Сказала: «Здесь нарциссы, розы   Цветут».   Лев ей ответствовал: «И ты такой же плут:   Нарциссов, роз и не бывало тут.   Напредки не сплетай ты лести,   А за такие вести   И за приязнь   Прими и ты достойну казнь».   Преставился Волчишка,   Преставилась Мартышка.   «Скажи, Лисица, ты, ― хозяин вопрошал, ―   Какой бы запах нам дышал?   Я знаю, что твое гораздо чувство нежно;   Понюхай ты прилежно».   Лисица на этот вопрос   Сказала: «У меня залег сегодни нос».

1762

Коловратность

   Собака Кошку съела,   Собаку съел Медведь,   Медведя ― зевом ― Лев принудил умереть,   Сразити Льва рука Охотничья умела,   Охотника ужалила Змея,   Змею загрызла Кошка.   Сия   Вкруг около дорожка,   А мысль моя,   И видно нам неоднократно,   Что все на свете коловратно.

1762

Ось и Бык

   В лесу воспитанная с негой,   Под тяжкой трется Ось телегой   И, неподмазанна, кричит.   А Бык, который то везет, везя молчит.   Изображает Ось господчика мне нежна,   Который держит худо счет,   По-русски ― мот,   А Бык ― крестьянина прилежна.   Страдает от долгов обремененный мот,   А этого не воспомянет,   Что пахарь, изливая пот,   Трудится и тягло ему на карты тянет.

1769

Сатир и гнусные люди[525]

   Сквозь темную пред оком тучу   Взгляни, читатель, ты   На светски суеты!   Увидишь общего дурачества ты кучу;   Однако для ради спокойства своего,   Пожалуй, никогда не шевели его;   Основана сия над страшным куча адом,   Наполнена различным гадом,   Покрыта ядом.   С великим пастухи в долине были стадом.   Когда?   Не думай, что тогда,   Когда для человека   Текли часы златаго века,   Когда еще наук премудрость не ввела   И в свете истина без школ еще цвела,   Как не был чин еще достоинства свидетель,   Но добродетель.   И, словом, я скажу вот это наконец:   Реченны пастухи вчера пасли овец,   По всякий день у них была тревога всяка:   Вздор, пьянство, шум и драка.   И, словом, так:   Из паства сделали они себе кабак ―   Во глотку,   И в брюхо, и в бока   На место молока   Цедили водку,   И не жалел никто ни зуб, ни кулака,   Кабашный нектар сей имеючи лекарством,   А бешеную жизнь имев небесным царством.   От водки голова болит,   Но водка сердце веселит,   Молошное питье не диво,   Его хмельняй и пиво;   Какое ж им питье и пить,   Коль водки не купить?   А деньги для чего иного им копить?   В лесу над долом сим Сатир жил очень близко,   И тварию их он презренною считал,   Что низки так они, живут колико низко.   Всегда он видел их, всегда и хохотал,   Что нет ни чести тут, ни разума, ни мира.   Поймали пастухи Сатира   И бьют сего ―   Без милосердия ― невинна Демокрита.   Не видит помощи Сатир ни от кого.   Однако Пан пришел спасти Сатира бита;   Сатира отнял он, и говорил им Пан:   «За что поделали ему вы столько ран?   Напредки меньше пейте;   А что смеялся он, за то себя вы бейте,   А ты вперед, мой друг,   Ко наставлению не делай им услуг;   Опасно наставленье строго,   Где зверства и безумства много».

1769

Шалунья

   Шалунья некая в беседе,   В торжественном обеде,   Не бредила без слов французских ничего.   Хотя она из языка сего   Не знала ничего,   Ни слова одного,   Однако знанием хотела поблистати   И ставила слова французские некстати;   Сказала между тем: «Я еду делать кур»[526].   Сказали дурище, внимая то, соседки:   «Какой плетешь ты вздор! кур делают наседки».

1781

Пучок лучины

   Нельзя дивиться, что была   Под игом Росская держава   И долго паки не цвела,   Когда ея упала слава;   Вить не было тогда   Сего великого в Европе царства,   И завсегда   Была вражда   У множества князей едина государства.   Я это в притче подтвержу,   Которую теперь скажу,   Что россов та была падения причина ―   Была пучком завязана лучина;   Колико руки ни томить,   Нельзя пучка переломить,   Как россы, так она рассыпалась подобно,   И стало изломать лучину всю удобно.

1781

Голуби и Коршун

   Когда-то Голуби уговорились   Избрати Коршуна царем,   Надежду утвердив на нем,   И покорились.   Уж нет убежища среди им оных мест,   Он на день Голубей десятка по два ест.

1781

Брат и сестра

   Брат ― мот. Сестра его журила   И говорила:   «Доколь тебе мотать?   Пора и перестать!»   Он ей ответствовал: «Во злой живу я доле.   Но только ты, сестра, отстанешь от любви ―   И я мотать не буду боле.   Поступком ты своим дорогу мне яви,   И в постоянстве жить по гроб мы будем оба».   Сестра ответствует: «Мотать тебе до гроба!»

1781

Петербург. Проспект по реке Фонтанке от грота и Запасного дворца на полдень

Гравюра Г. Качалова по рисунку М. Махаева.

1753 г.

Государственный музей изобразительных искусств имени А. С. Пушкина.

СКАЗКИ

Сказка 1[527]

   Мужик у мужика украл с двора корову   И, в городе продав, камку[528] себе купил.   Купил и к празднику скроил жене обнову.   С другого он двора быка себе стащил   И, ласку показав хозяюшке сугубу,   Сшил бострок[529], а теперь купил ей кунью шубу.   Молодка, на себя надев такой наряд,   Уж не работала, прелестна быть старалась   И двум детинушкам угодна показалась.   Они нечаянно нашли как будто клад.   Подпали молодцы, она не покренилась.   На что же и наряд, когда бы не склонилась?   Один из них был тот, чей бык намнясь пропал,   Другой, ― корова чья намнясь с двора пропала.   Молодка таинства в себе не удержала,   Как тот, так и другой про воровство спознал,   Перед судьею тать подробно обличился.   Не знал, как вышло то, однако повинился.   Побит. И велено, как суд определил,   Чтоб тотчас он быка с коровой заплатил.   Как не тужить ему? Он плакал без отрады,   Пришло на рынок несть все женины наряды.   «Не плачь, любезный муж, ― речь женина была, ―   Тебя мне только жаль, а я свое взяла».

1755