Воин и меч - Иван Геннадьевич Фаворов

люди, особенно часто доставала полная женщина со сковородой, подстреленная в бараке социалистов, и молодой благородный офицер, пощадивший его на озере, во время дуэли, которого пришлось убить по приказу Иллюминатов. От воспоминаний становилось душно. Анатоль пытался проснуться, но попадал лишь в другой сон, который был больше похож на реальность, и те же кошмары уже продолжались в нём.

Его маленькая землянка по ночам переполнялась посторонними звуками, топотом, хрустом и скрежетом. Анатоль, просыпаясь в холодном поту после кошмаров, долгое время ворочался в кровати, стараясь заснуть, но не мог, его мозг словно под действием катализатора проявлял неестественную активность выдавая всё новые и новые образы.

Вначале Анатоль подумал, что сходит с ума. Несколько дней терпел и мучился, а потом пошёл к Антонию за советом.

Антоний по своему обыкновению вырезал ложки и молился про себя. Для Анатоля старцы продолжали оставаться людьми из другого мира, потустороннего, скорее всего. Поэтому Анатоль тихо сел на небольшом отдалении, ожидая, пока Антоний его заметит. Такую манеру он подсмотрел у других старцев, когда они приходили друг к другу в гости, то поступали именно так.

– Ну что брат мой Толик, с чем пожаловал. – Сказал через пару минут Антоний.

После этого Анатоль начал сбивчиво рассказывать о причине своего визита.

– Ну с ума ты не сошёл, по крайней мере пока. Ты думаешь, если бы в уединение было так просто жить, половина человечества жила бы в одиночку. Посмотри, как люди друг от друга страдают, ругаются, а всё равно живут вместе. Это потому что наедине с самим собой ещё тяжелее. Ты молиться пробовал, как я учил? – неожиданно перешёл на другую тему Старец.

– Нет, то есть пробовал, но у меня не получается. – Сбивчиво сказал Анатоль.

– Пробуй ещё, бесы что угодно будут делать, лишь бы ты перестал. Брата Серафима бесы знаешь, как искушали, развели костёр вокруг него и жгли, пока тот молился. Думаешь, он перестал? Нет, молился до тех пор, пока всё их дьявольское ухищрение влажной росой у его ног не осело.

Антоний ещё некоторое время напутствовал нашего героя, наставляя его в посте и молитве. Но, когда Анатоль отправился к своей землянке, он получил информацию о том, как бесов ещё сильнее спровоцировать, а хотелось ему от них отдохнуть.

Вечером пришлось попробовать молиться, вначале стало легче, а потом звуки и безобразия действительно усилились, только с молитвой Анатоль себя как под зонтом во время ливня чувствовал, а без неё просто под дождём, но без зонта.

Потом он устал, ослабил молитву, черти отступили, стало потише. Так и жил почти пол год. Усилит пост и молитву, бесы набросятся, ослабит – отступят. Пост нарушит, согрешит по мелочи и вообще живёт спокойно денёк другой. Потом опять начинаются разные нападения опять приходится молиться.

В общем и целом, страх с горем пополам Анатоль переборол. А вот с прекрасным полом и желанием вкусно покушать дела обстояли гораздо хуже. Пока по ночам одолевал страх две эти телесные страсти стояли в стороне. После того, как страх немного отступил, по ночам стали мерещатся голые бабы, а днём вкусная пища. То повеет ароматом жареного мяса, то ещё какое ни будь кушанье померещиться. Один раз копал Анатоль ручей, вдруг слышит женский смех, обернулся резко и словно нагая красавица скрылась за деревом, его аж пот холодный пробрал, пригляделся никого нет только обычные звуки летнего леса.

Ручей с таким настроением копался всё хуже, а жить и радоваться жизни как все обычные люди хотелось всё сильнее. Потихоньку наступила осень.

Одним ранним утром, в сентябре, когда уже стало совсем невмоготу, Анатоль отправился на поиски приключений в том направлении откуда приходил житель из города, покупать ложки.

Тропинки никакой ведущей в скит из внешнего мира не было, особых примет тоже и через двадцать минут пути Анатоль понял, что если в лесу не сгинет и деревню найдёт, то назад уже точно не вернётся. Испугался и повернул в обратном направлении к вечеру уставший грязный и, испытав не один раз отчаяние, с большим трудом нашёл свою землянку. Спал без снов и ведений до позднего утра. А за общей воскресной трапезой, которая через день была, Паисий ему сказал:

– Толь, ты если хочешь к людям вернуться, лучше прямо скажи, нам, конечно, обидно будет, что ты с пути сошёл, но мы тебя держать не станем.

Тут три старца на него посмотрели, оторвавшись от своих плошек с супом как на мальчишку, пытавшегося украсть сметану. Анатоль почувствовал, что его выгоняют, и стало так стыдно и страшно одновременно, словно он и вправду мальчишка, а не боевой офицер, ходивший в атаку и не раз сражавшийся и убивавший на дуэлях, привыкший по пустякам рисковать жизнью и бахвалясь ставить её в цену ниже глотка шампанского.

– Нет, нет, отцы – это я так, просто заблудился, грибы собирал. – Соврал Анатоль.

– Ну, ну. – Сказал Паисий и все снова принялись тихо есть суп.

Стыдно было не только за трапезой, но и весь следующий день, поэтому Анатоль с удвоенной силой принялся копать ручей. Но надолго его энтузиазма не хватило, и к зимним холодам новое русло было прокопано едва ли наполовину.

Зимой, когда копать не было никакой возможности, Анатолю поручили заготавливать дрова и драть лыко для лаптей. Сами лапти плести у него не получалось, а сделанный им экземпляр годился разве только для него самого, в назидание и увеличение смирения, как сказал Паисий.

Несмотря на первую неудачную попытку выбраться на денёк другой к людям, Анатоль не расстался с этой идеей окончательно. Иногда он, стыдясь своей слабости, гнал подобные мысли, вспоминая строгие взгляды старцев, иногда, наоборот, лелеял такие мысли по ночам.

Долгими зимними вечерами, когда усталость буквально сковывала прозябшие от работы на морозе мышцы, Анатоль не раз задавался вопросом, почему бы ему вообще не бросить скит и не вернуться в большой мир под чужим именем. Но, образы строгих старцев, запечатлённые в памяти, каждый раз прерывали ход подобных размышлений. К трём подвижникам, державшим его как бы в неволе Анатоль за лето, проникся такой любовью, что относился словно к отцам родным. Сложно было сказать однозначно, что явилось причиной этого чувства, старцы в целом были строги и даже суровы, говорил он с ними за восемь месяцев не больше нескольких часов в совокупности. Но Анатоль точно знал, что сдержанное внимание к нему отшельников пропитано потрясающей заботой и любовью, которую он не встречал ни в одном из своих прежних знакомых. Поэтому именно страх больше никогда не увидеть старцев каждый раз заставлял отбросить мысли об уходе из скита.

Но жизнь была бы не жизнь, если