Код Шекспира - Джон Андервуд

Джейк нашел телефон-автомат и позвонил Суниру. Ему удалось застать профессора, который собирался выйти поесть.

— Вы были правы насчет завещания, — сказал Джейк, после чего поведал Суниру о коллекции нарядов. — И я согласен с вами, складывается впечатление, что Марло не умер в Дептфорде.

Джейк рассказал ему о суде.

Сунир выслушал его, а потом сказал:

— Вам следует почитать сонеты. Сонет семьдесят четвертый. А сейчас мне нужно уходить. Я тоже занимаюсь расследованием. — И Сунир повесил трубку.

Когда Мелисса нашла его в полдень, она с улыбкой протянула ему бумажный пакет.

— Это тебе, — сказала она. — Свой я уже съела.

Внутри оказался стаканчик с йогуртом. Джейк состроил гримасу, но охотно поел, на что его желудок отреагировал с благодарностью. Вообще в последнее время он стал беспокоить его значительно реже.

Мелисса рассказала, что не смогла найти книгу Гоффмана.

— Возможно, дело в том, что он не британец, — предположила она.

Слегка разочарованный Джейк рассказал дочери, что ему удалось сделать копии с завещания Шекспира и документов суда над убийцей Марло. Однако Мелисса совсем не удивилась. Она взяла сумку с бумагами, но не стала их просматривать, а сразу спросила:

— Значит, ты прочитал ту часть завещания, где говорилось о второй по качеству кровати?

— Да. Но мне удалось отыскать кое-что поинтереснее.

— Что? Что такое? Пойдем скорее, я в нетерпении.

Он рассказал ей о нарядах, а потом напомнил, что Роберт Грин обвинил Шекспира в том, что он был торговцем нарядами.

— Ты обратила на это внимание?

Мелисса нахмурилась и покачала головой, но Джейк видел, что она заинтригована.

— Ты думаешь, он хранил их все эти годы?

— Почему бы и нет? Они наверняка приносили ему хороший доход. Он мог снова и снова сдавать их в аренду актерам. Или труппе. А белошвейка из театра приводила их в порядок. Или его дочери, если уж на то пошло. Если он не позаботился о том, чтобы дать им образование, он мог использовать их в качестве портних.

— Ты не намерен отступать?

— Что? Это бесплатная рабочая сила. Босые и неграмотные, они ни на что другое не были способны.

Она вздохнула, поджала губы и присела.

— Знаешь, еще в колледже я читала, что примерно в тысяча пятьсот девяностом году в Лондоне разразилась чума и все театры на некоторое время закрылись. Если это имеет хоть какое-то значение.

— Да. На самом деле здесь важны сразу две вещи. Сначала появились слухи о смерти Марло от чумы. Но если театры закрылись, а Шекспир уже стал ростовщиком и торговцем, то нет ничего удивительного в том, что он начал скупать наряды, почти наверняка за бесценок, у театральных актеров и трупп. А потом сдавал костюмы в аренду за непомерную плату, когда театры вновь открылись. Я бы хотел изучить эти документы повнимательнее.

Мелисса вздохнула.

— Невероятно, — только и смогла она сказать.

— В таком случае этот человек был настоящим гением. Он изобрел не только лошадиный паркинг, но и аренду костюмов.

— Лошадиный паркинг? — Мелисса восхищенно покачала головой, когда он рассказал ей историю об уходе за лошадьми. — Забавно.

— Хорошо, теперь ты готова послушать про суд?

— Наверное, насколько это возможно. — Она последовала за отцом в ближайший альков и села напротив. — Так в чем там дело? Мы никогда не занимались сравнительной литературой. Считалось, что Марло был убит во время пьяной ссоры.

— Классический случай дезинформации.

— Так что же произошло на самом деле?

— Официальная версия гласит, что Марло, вышедший из тюрьмы под залог, ожидал неизбежного смертного приговора Тайного совета и решил провести один из последних оставшихся у него дней, предаваясь пьяному разгулу с тремя отвратительными типами, с которыми он, несомненно, обсуждал религию, философию, искусство и литературу. Это были Роберт Пули, работавший на правительство, Николас Скирс, тоже правительственный агент и знаменитый мошенник…

Мелисса вскочила на ноги.

— Подожди минутку, ты хочешь сказать, что его выпустили из тюрьмы, когда…

— …И предполагаемый убийца Ингрэм Фризер, еще один сомнительный тип на службе у патрона Марло, сэра Томаса Уолсингема.

— …когда он был убит? — наконец закончила свой вопрос Мелисса.

— Именно так.

— Боже мой. — Мелисса уселась на прежнее место, вытащила один из своих блокнотов и принялась его листать. — Это невероятно. Выпустили под залог? Выглядит совершенно бессмысленным.

Джейк сам впервые узнал все подробности только сегодня утром.

— Да. Однако суда не было. Только слушания, на которых зачитали обвинение.

— Но даже и в этом случае я не верю, чтобы кого-то выпустили под залог после обвинения в ереси. Людей сжигали. — Она сделала пометку у себя в блокноте. — Они никого не выпускали. Никогда.

— Кстати, я говорил с Суниром.

— И что он сказал?

— Он был взволнован, а потом предложил мне почитать семьдесят четвертый сонет. — Джейк полистал свои заметки и быстро нашел текст, который записал утром. — Вот, послушай:

Когда меня отправят под арестБез выкупа, залога и отсрочки,Не глыба камня, не могильный крест —Мне памятником будут эти строчки.

Ты вновь и вновь найдешь в моих стихахВсе, что во мне тебе принадлежало.Пускай земле достанется мой прах —Ты, потеряв меня, утратишь мало.

С тобою будет лучшее во мне.А смерть возьмет от жизни быстротечноОсадок, остающийся на дне,То, что похитить мог бродяга встречный,

Ей — черепки разбитого ковша,Тебе — мое вино, моя душа.[57]

Мелисса, речь идет о фальшивом убийстве в Дептфорде, которое началось с «ареста» и «залога».

— Ты считаешь, что это был Марло, говорящий из могилы?

— Да. Вот почему нам необходимо взглянуть на обвинения. И установить, кто заплатил залог. Очевидно, у Марло появилась возможность свободно перемещаться по Лондону в течение двух недель после слушаний. Вполне достаточно времени, чтобы покинуть страну. Тот, кто заплатил залог, был человеком влиятельным — и он был готов потерять свои деньги.

— Все сходится. Ты говоришь, что тела не нашли?

— Не нашли. Свидетели давали клятву относительно какого-то тела, но они никогда не встречались с Марло: то были простые торговцы, жители Дептфорда. Тело могло принадлежать кому угодно. Настоящего опознания не проводили, погребения тоже. Тело, опознанное свидетелями, попросту исчезло. Записи о погребении отсутствуют.

Мелисса нахмурилась.

— Значит, это мог быть пьяный матрос. Или какой-нибудь бродяга, которого подобрали на улице. Или жертва чумы.

— В любом случае, никто его не искал.

Джейк вдруг увидел, как лицо Мелиссы изменилось, словно она вспомнила какую-то очень важную деталь.

— Джон Пенри, — тихонько пробормотала Мелисса.

— Что? Кто это такой?

— Подожди меня здесь, я сейчас вернусь. — И с этими словами Мелисса поспешила к ближайшему свободному компьютеру.

Она вернулась через двадцать минут. У нее было хмурое выражение лица, как у человека, который только что узнал горькую правду и сожалел, что не остался в неведении. Джейк пытался привести в порядок свои заметки, но у него ничего не получалось. Мелисса уселась за стол напротив него, как это бывало, когда она выигрывала какие-то соревнования или конкурсы в школе.

— Я так и думала, — сказала она.

Все еще недовольный тем, что его оставили одного, Джейк сердито проворчал:

— Что ты думала? И что ты проверяла?

— Я проверяла даты, все сходится. — Она посмотрела куда-то в пустоту, а потом вновь обратилась к своему блокноту. — Папа, за день до предполагаемой смерти Марло, двадцатого мая тысяча пятьсот девяносто третьего года, и за два дня до дознания неподалеку от Дептфорда казнили еще одного еретика, пуританского мученика по имени Джон Пенри, который учился вместе с Марло в Кембридже. Я читала о нем, когда изучала елизаветинское время. Вот какая штука: Джона Пенри повесили, но в тот же день его тело исчезло. Так что тридцать первого мая суду могло быть предъявлено тело Пенри, порядком изувеченное, так, чтобы соответствовать показаниям убийцы. Присяжные не заметили подмены.

Джейк оторвался от своего блокнота, где он пытался делать стенографические заметки, и нахмурился.

— Но через два дня тело могло выглядеть не лучшим образом.

— Это Англия, а не Эверглейдс.[58] К тому же то было время чумы и смерти. И от здоровых-то людей плохо пахло, а о судебной медицине тогда не имели ни малейшего представления.

Он посмотрел на свою замечательную дочь со смесью гордости и скептицизма.