(Не)пара - Эллин Ти

в тепле и комфорте до универа, и мне не приходится ковылять по льду и сугробам, пытаясь выжить. Катастрофически сильно жду весну, куда писать петицию, чтобы она поскорее пришла?

Но сегодня утром у голубков нет привычных ярких улыбок, от которых меня подташнивает. В машине играет музыка, Егор смотрит строго на дорогу, а Лиска сидит в телефоне, а не как обычно держит Егора за руку, без остановки что-то щебеча. Меня уже разрывает от желания расспросить ее обо всем, и первый раз в жизни, наверное, я хочу приехать на учебу побыстрее.

Из-за их отношений, из-за моих тренировок и всего прочего мы как-то очень мало общались в последнюю неделю с Лиской, и это срочно нужно исправить. На днях надо устроить день маникюра, поболтаем заодно, а то у меня уже недостаток Неженки в крови.

Подъезжаем к универу, и я закатываю глаза, когда вижу Савельева на крыльце, снова курящего. Что примечательно, кстати, после скандала в клубе Антон с ним даже не курит, да и в принципе в поле зрения не появляется, но, в целом, меня это радует, не очень хотелось бы его видеть.

Выхожу из машины с огромным трудом из-за крепатуры, наблюдаю, что голубки выходят так же молча, как и ехали, и хмурюсь, решая точно выпытать у Алисы все, что только можно будет.

Но пока у меня другие дела…

Ковыляю к Савельеву и вырываю из его рук сигарету, потушив её ботинком. Меня колотит от одной мысли, что он даже не пытается ничего сделать для того, чтобы вернуться в команду, хотя для этого я вообще-то все и затевала.

Зачем мне это надо? Ненавижу это в себе. Чёртова эмпатия к людям, которые мне хоть немного, но небезразличны. С Савельевым мне вообще было сложно из-за тех чертовых снов, казалось, что ему нужна поддержка, а в итоге… Нет, так не пойдет дело.

У меня дико болит все тело, я устаю так сильно, что не успеваю рисовать заказы, мне тяжело даже чашку с чаем держать, и именно поэтому меня в сотню раз сильнее раздражает поведение Артема.

— Гаврилова, ты страх по пути потеряла? — зло говорит Артем, угрожающе наклоняясь ко мне.

В последнее время он вообще какой-то невыносимый, и, я уверена, что сказывается отсутствие в его жизни хоккея, хотя он вряд ли признается в этом хотя бы самому себе. Какой-то придурок, честное слово.

— Нет, Савельев, просто уговор был в две стороны, а работаю одна я. Раз не пашешь в зале, значит, хотя бы бросай курить, — зло шиплю, надеясь, что не выгляжу как ребенок рядом с ним.

— Слушай, давай ты не будешь делать вид, что тебе не насрать, окей? — он закатывает глаза и тянется к карману, чтобы достать ещё одну сигарету, но я, откуда-то набравшись смелости, шлепаю его по руке, стараясь не смотреть на пальцы. — Да какого хера! Отвали, Гаврилова.

— Я не отстану, бросай сигарету и вали в универ, я не собираюсь смотреть, как ты все мои старания обесцениваешь этой гадостью.

— Было бы что обесценивать, — хмыкает со злостью, и у меня внутри все падает от этого тона и звучащей в нем издёвки.

«Было бы что обесценивать».

То есть, моё желание помочь его тонущей заднице, мои потуги в зале, которые мне на самом-то деле не нужны, это не старания? Серьезно?

— Какой же ты мудак, Савельев, — шиплю со злостью, жалея, что ростом-таки не вышла. Было бы здорово сейчас залепить ему пощечину, но прыгать в попытках достать до лица будет слишком жалко. — Я для тебя старалась, хотела, чтобы ты позанимался и в команду вернулся, а ты… Не подходи ко мне больше, — ухожу внутрь, замечая, что он всё-таки потянулся в карман за сигаретой. Настолько ему насрать на мои слова… Ну, что ж. Отныне это будет взаимно.

Без настроения и через боль я снимаю верхнюю одежду и благодарю всех, кого можно, за лучшую подругу в мире. Она знает, что меня сейчас лучше не трогать, и просто находится рядом, занимаясь своими делами.

К началу первой пары я решаю, что Савельев идёт к черту и думать я о нем, конечно же, не буду, поэтому наклоняюсь к Лиске, чтобы препод не спалил, и спрашиваю то, что волнует меня с самого утра.

— Вы поссорились, да? — шепчу, делая вид, что пишу конспект. — Молчаливые оба сегодня, грустные.

— Да мы не то чтобы поссорились… — так же тихо отвечает Лиска. — Короче, он вчера был у меня. Родителей не было, мы заказали роллы, включили фильм, половину фильма обжимались, а потом он поцеловал меня в лоб и почти бегом улетел домой. Бесит.

— Молодой парень отказывается от секса со своей девушкой? У этих хоккеистов коллективная Луна в созвездии идиота? Что происходит с ними?

— Вот я ему и сказала, что он дурак какой-то, раз ни намёков не понимает, ничего. Написала все, что думаю об этом, сама обиделась, и он вот ходит хмурый весь. Ну а что мне думать, Лиз? Если он меня не берет — значит не хочет, — грустно выдает вердикт подруга, подпирая щёку кулаком.

Э, нет, так дело не пойдет! Слишком уж они красивая пара, чтобы ссориться по таким мелочам. Надо что-то делать, только что? И стоит ли мне вообще лезть в это?

— Слушай… Может, у него это… Ну, как у ребенка там? Все в жизни бывает, вот он и боится. Влюбиться-то умудрился, а что в постели делать не придумал.

— Нет, с размером точно все в порядке, мы когда целовались, он сверху лежал, все там… Прилично, короче, — усмехается Лиска, — поэтому проблемы со стояком тоже мимо.

— Мистер минутка? Не, ну мало ли.

— Не узнаю, пока не проверю, — хмурится, — да и вообще, разве это проблема? Язык есть, пальцы тоже.

— Не надо про пальцы, — прокашливаюсь, прижимая ледяные ладони к горящим щекам. Почему даже в разговоре об отношениях Колосова и Алисы все равно всплывает Савельев? Его слишком много в моей жизни, уже начинает раздражать. И пока вел себя нормально, я не особо была против, но сейчас… Ну уж нет, пусть идёт в задницу.

— А у вас с твоим рукастым что? — прыскаю от смеха, когда Лиска называет его так, и прикрываю рот ладонью, чтобы не спалиться перед преподом. Рукастый, блин.

— Во-первых, он не мой. А во-вторых, все как обычно. Савельев заботливый только в сексе, все остальное время он живёт в обличии мудака. Я уже сто раз пожалела, что вызвалась ему помочь, вообще не знаю, что