Полудемон. Король Алекс - Галина Гончарова

Спуститься я тут смогу. Еще как.

А вот кто другой… склон неустойчив, людям вообще не свойственно хорошо видеть в темноте, камни посыплются — и их раньше из арбалетов расстреляют. До спуска. На этом склоне любой будет как мишень.

Кроме полудемона.

Штурм назначили перед рассветом, поэтому, когда все угомонились, я тихо скользнул вниз по стене. Туда, где в пещере кто‑то плакал, стараясь никого не потревожить.

Стоит ли упоминать, что меня не заметили? Часовой, который доблестно дрых у пещеры с пленными, так и отправился на встречу с предками. А я примерился к замку.

Открыть — две минуты, но надо ли?

Сколько я знаю о пленниках — они никогда не облегчают задачу своим спасителям. Вечно то бегают, то визжат, то еще чего делают в неподходящий момент. Да не те дела, а просто подворачиваются под руку какому‑нибудь подонку, а заложниками так удобно прикрываться. Пусть посидят.

Я аккуратно оттащил часового за камни, накинул его плащ и принялся жать.

Теперь уже недолго.

Тьен Клеймор тихо выругался. Всхлипывания Сальи разбудили его — и до утра теперь поспать точно не удастся.

Жалко девчонку. А себя‑то всяко жальче, себе‑то больнее…

Девку точно не убьют, разве что попользуются, а вот его…

Да, и так вот бывает. Едешь ты по горам, сопровождаешь баронских детей в столицу — и тут на тебе! Разбойники! И что может сделать против них безобидный специалист по древним языкам?

Умереть.

И то не дали. Кинжал выбили, по затылку врезали — и очнулся он уже в этой пещере, в клетушке, где и свинье тесно было бы. Впрочем, судя по запаху, свинью тут и держали, пока она не сдохла в страшных мучениях.

Негодяи честно предложили всем — либо платите, либо сдохнете. И отписали барону Аврису, мол у нас ваши двое детей. Теперь ждали денег.

Тьен нашел глазами своих учеников. Стало чуть полегче.

Хорошие мальчишки. Умные, серьезные, просто, как и барон, они скорее книжники, чем воины. Вот и не отбились. Тут уж кому что дано.

А что будет сейчас?

Тьен очень боялся. Убить мало этих подонков!

За себя, за мальчишек, за крестьянских девочек, которые плачут в соседних клетушках…

Тень часового чуть дернулась, расплылась, мужчине послышался хрип — и тут же все стихло. Поперхнулся, наверное.

Или подавился… да, какая разница! Хоть бы эти сволочи все передохли! Со стороны выхода из ущелья послышался шум. Тьен прислушался.

Кто‑то напал на этих сволочей?!

Но кто?!

И что…

— Где заложники?! — раздался громкий крик. — А ну подать их сюда, сейчас мы пару голов выкинем королевским солдатам под ноги!

И матерщина.

Тьен замер, понимая, что это конец. Сейчас его вытащат из клетки, благо, он ближе всего ко входу, снесут ему голову… будет ли он что‑нибудь осознавать в этот миг?

Этого он так и не узнал, потому что перед решеткой встала невысокая фигура.

— Назад, твари!

Мужчина замер, вглядываясь в темноту.

Кто‑то решил за них заступиться?

Кто это?

Он должен, обязан увидеть этого человека!

И увиденное превзошло все его ожидания.

Алекс.

Когда эти твари кинулись за заложниками, пришлось выйти из тени. Я подхватил щит и всталь прямо перед дверью.

Солдаты ломились через заграждение, а я — убивал.

Жестоко и страшно. Мне надо было просто не двигаться с места, за спиной у мня опасности не было, а разбойникам позарез надо было пройти мимо меня.

И они лезли…

Вот на меня с бычьим ревом и такой же грацией ринулся верзила, на две головы выше меня и в два раза толще. Отхожу в сторону, пропускаю его, изящно уворачиваюсь — и добиваю ударом в затылок.

Щит на моей руке — особенный. Анри сам заказывал для меня нечто подобное. Он небольшой, полностью закрывает запястье и руку до локтя, представляет собой цельнокованную пластину с заточенными краями и острыми гранями.

Такие очень любят кочевники.

Не просто так — ими удобно сражаться с седла. Правда, они себе обычно делают оковку и у них щиты скорее режут. Мой наносит глубокие рваные раны.

Я не сражаюсь, нет. Я убиваю.

Любой, к которому я прикасаюсь, падает, чтобы больше не встать.

Щитом — по горлу. Саблей — по тем местам, где кровяные жилы подходят близко к коже.

Предсмертные хрипы сливаются в симфонию боли и ужаса. И наслаждаюсь криками умирающих — и слизываю капли крови когда он попадают на лицо.

Кинжал — отбить щитом.

Меч — отвести саблей — и ударить.

Я уничтожаю. Я счастлив!

Я убиваю — и кровь демона поет в моих жилах.

Смерть, смерть, смерть врагам!

Я отбиваю прилетевший кинжал — и внезапно оказываюсь лицом в лицу всего с одним бойцом. Он невысок, гибок,… я сразу же собираюсь. Это не тупые деревенские увальни, это опасный противник.

Он начинает двигаться вокруг меня. Мне же отойти нельзя и я стою на месте. Просто слежу глазами за противником.

Первый выпад делает он.

Отбиваю вверх, нарочито неуклюже — и в меня летит кинжал.

Ну — ну…

О, а вот это уже интересно!

Двурукий боец!

Кинжал я отбил, но мужчина набрасывается на меня. В его руках мелькают короткий меч и длинный кинжал так быстро, что другой и не уследил бы за этим.

Не я.

Кинжал сковать щитом меч ведет свою игру с саблей… ах ты… с — сука!

Драка с бандитами отличается от благородной дуэли тем, что здесь допустимы все приемы. И в меня летит кинжал. Кинжал я, конечно, отбил, а вот подлый пинок в колено пропустил. И упал на спину.

— Сдохни, сопляк!

Вот его улыбочка навсегда мне врезалась в память. Отвратительная, злорадная, раздражающая…. Ах ты!!!

Это происходит помимо моего желания. Преображение занимает долю секунды. Я чуть поворачиваюсь, клинок соскальзывает по чешуе, оставляя глубокую красную полосу, боль подстегивает меня, хвост вылетает вперед, обвивает щиколотку негодяя — и мужчина падает на меня.

И я не уворачиваюсь. Я притягиваю его поближе — и впиваюсь зубами в шею.

Кровь.

Много солоноватой вкусной крови. На языке, на лице, на мне…. из горла вырывается то ли вой, то ли рычание, люди разбегаются в ужасе — и в себя я прихожу только когда слышу оклик Фарна.

— Алекс!!! Алекс, отзовись!

Самоконтроля хватает еще на то, чтобы перекинуться обратно, в личину аристократика.

Досталось мне, конечно, от Фарна по первое число.

Он орал, потрясал кулаками и кричал, что если бы разбойники не ополоумели и не бросились все отчего‑то наутек — мне бы пришлось плохо.

Я догадывался, отчего они ополоумели, но признаваться полковнику не спешил. Ковырял землю сапогом и строил умильную рожицу. Тот понял, что победителей не судят — и отстал. Надо было освободить всех пленных, помочь тем, кто ранен, расспросить, доставить домой, повесить разбойников, рассортировать добычу — на этом фоне я вообще бездельничал. Ну разве что благородного графа еще раз напоил самогонкой, ласково приговаривая: 'неправильный опохмел ведет к запою'.