Скажи им, что я сдался - Иан Таннуш

он. Своими заключениями он никого не хочет обидеть или оскорбить. Он просто говорит правду или что-то похожее на неё.

— Как-то ты груб, — не разделяет его мнения Врач. Сам Диль не особо заинтересован в обсуждениях да и не выглядит как человек, который только и ждёт случая, чтобы раскрыть тайны своего попадания в Серый дом. — Хоть вы и одногодки, окажись ты на его месте, сомневаюсь, что дожил бы до своих дней.

Ён смутно представляет, что нужно пережить, чтобы вести себя, как Диль, но допытываться не спешит. За несколько дней, проведённых рядом с дикарём, Ён понял, что если он сам ничего не говорит, то уточнения и расспросы приведут к презрению, а затем к полному безразличию.

— Откуда ты знаешь, сколько ему?

Если возраст Ёна легко узнать из общих данных Борд — они ни для кого секретом не являются, — то как сам Диль может знать о своём, если о нём нет никаких упоминаний в городских архивах. Как о человеке, по крайней мере. Неужели родители были так «милосердны», что дали ему знать день и год своего рождения. Тогда почему не позаботились об имени?

Ён невольно разглядывает его виски, даже щурится, надеясь получше изучить на расстоянии. Вдруг на нём была Борд? Но её сняли?

— Отсталый, значит, — чешет подбородок Диль. — А я то к тебе с новостями, от которых ты до потолка прыгать будешь. И вот такая у тебя благонравность ко мне, да? Ну что ещё ждать от городских? — Он смакует тишину, разлившуюся по медицинскому кабинету. — Дед позволил тебе выйти. — Ён не успевает переварить сказанное, как Диль продолжает: — Но он тебе не верит — в чём я с ним полностью прекрасен — так что им было решено, что я буду тем, кто выведет тебя на прогулку.

— Почему? — подозревает неладное Ён.

Хорошее отношение от тех, кто и человеком-то тебя не считает, никогда нельзя расценивать как перемену к лучшему.

— Говорит, хорошее поведение нужно поощрять, — бросает Диль. Значит, главарь собирается использовать метод кнута и пряника? Ён прекрасно знаком с большей частью хитростей, способных захватить человека в ситки чужих желаний и воли. На своей шкуре пережил. Поэтому сейчас он не торопится боготворить добряка и не спешит скорее отблагодарить его подчинением за разрешение того, на что он и так имеет право. — Я вообще никакого хорошего поведения не заметил, если честно, — продолжает Диль. — Но дед сказал, что лишь при… при… — Он напрягается, словно произнести слово даётся ему с большим трудом. Ён ждёт, что странного он скажет на этот раз, но его встречает разочарование. — …принуждением хорошо приручить не получится. Пару раз вдарить бы тебе, чтоб понял, что здесь с тобой шутить никто не собирается — вот и всё воспитание!

Как о бездушном предмете говорит, и даже не стесняется своего пренебрежения. Ёна сильнее волнует внешний мир, нежели отношение Диля, потому он воодушевленно его перебивает:

— И чего ты тянул? Пойдём!

Диль его слушаться не хочет, даже наоборот, будто замедляется.

— Куда? — отзывается он. — Тут и показывать-то нечего? И чего тебе приспичило?

— В Яблоневый сад! — ждёт его у порога Ён. Куда идти он понятия не имеет, зато истории об этой местной достопримечательности засели у него в голове. Хоть бы одним глазком глянуть — либо подтвердить правдивость, либо развеять миф.

— Но я же только оттуда, — не разделяет его вдохновения Диль. — Да и что ты там хочешь вынюхать? Будешь у ограждений ошибаться, никто тебя внутрь не пустит.

— И пусть! — упорства Ёну не занимать. — Пошли уже. Сам же говоришь: Дед разрешил! Вздумал перечить ему?

Ён правильно находит слабое место — Диль с всеобъемлющей неохотой в каждом движении шагает к нему, продолжая сыпать недовольствами и предупреждениями:

— Увидишь баррикады, не заходи за них! И не то что не заходи! Обходи за сто километров! Тысячу… Ты слишком здоровым выглядишь, утащат, — он тяжко вздыхает, предчувствия неприятности. — Начнут за тобой охотиться, отбиваться надоест. Ты понял?

— Зачем им? — Поскольку Ён не понимает причин, по которым на него вдруг может начаться охота, верит он не сразу. Больше походит на то, что его хотят запугать, чтобы он ни на шаг не отходил от своего сопровождающего.

— Глухой что ли? — не церемонится с ним Диль. — Ты выглядишь слишком здоровым. Не понял? Это значит, тебя можно продать о-о-очень дорого.

— Это ты так завуалированно говоришь, что я у вас тут сокровище? — пытается не смеяться Ён.

В отличие от него, Врач не сдерживается. Он хохочет во всю силу, скорее не на слова Ёна — не такие уж они и забавные — а на выражение озадаченности на лице Диля. Он ведь с полной серьёзностью подошёл к объяснениям, почему его слова превращают в то, чего он не говорил? Ещё и смеются над ним?

На самом деле, Ён благодарен за предупреждение. Лучше заранее знать, каких встреч нужно избегать. Однако Диль выглядел так, как будто сам напрашивается на насмешку. И получив её, сразу же растерял свою раздутую напыщенность. Ён начинает понимать, почему Врач временами подшучивает над ним. Зрелище презабавнейшее. Однако перед глазами из памяти комната, наполненная трупами, всплывает и быстро возвращает его к реальности. Он убирает самодовольную ухмылку с лица — с огнём играется.

На улице стоит свежесть — пованивает чем-то, конечно, но в городе и такой не бывает в помине. Он ощущал её с приходом Диля, когда тот распахнул дверь настежь и ветер за его спиной ворвался в кабинет. Вдыхая вечернюю прохладу полной грудью, Ён даже чуть было не задыхается от внезапного приступа кашля.

Домик Врача стоит на отшибе, поодаль от селения. Даже есть небольшой двор. Правда, забит он мусором. Больше всего места занимает странная конструкция в виде полумесяца. Высотой и шириной она с человека, вбита в пыльную землю и как на неё не посмотри, на ум не приходит, для чего она служит.

Ён несколько раз пинает конструкцию и указывает на неё, ожидая объяснений, но Диль лишь мотает головой и цокает языком.

Со двора Врача можно окинуть взглядом всё поселение отказников. Солнце уже садится. Краски закатного светила ложатся на шалаши и хлипкие постройки, горы гнили и грязи, смягчая их вид, делая более приятными на глаз и даже несколько красивыми. Баррикады выглядят, как накиданные на отвали листья ржавчины и старых вещей. За ним иногда мелькают фигуры, и Ён машинально отходит подальше от возможной опасности, как будто два-три шага действительно его спасут.

Гораздо страшнее людей выглядит слепая стена Серого