Бич Божий - Сергей Шведов

– По-твоему, Валериан, префект, потерявший африканские провинции, достоин триумфа? – спросила императрица.

– Я сказал «почти», божественная Плацидия.

«Божественной» дочь Феодосия Великого стал называть первым именно Валериан, за ним этот титул стали повторять другие. К сожалению, Римский Сенат не подхватил полезного начинания и удостоил вдовствующую императрицу всего лишь титулом «сиятельная». Плацидия промолчала, но обиду на Сенат затаила.

– Префект Галлии Аэций прислал письмо, где очень убедительно доказывает, что Бонифаций – изменник, сдавший Карфаген Гусирексу в обмен на свою свободу и африканские легионы.

Галла Плацидия молчала. Валериан почтительно ждал, пока императрица обдумает полученные новости. Сам магистр двора практически не сомневался в справедливости обвинений, предъявленных Аэцием префекту Африки. Другое дело, что у Бонифация не было другого выхода. Рано или поздно вандалы взяли бы и Карфаген и Гипон-Регию.

– Я не могу стать женой предателя, – печально вздохнула Плацидия.

– Но у Аэция нет доказательств, – осторожно заметил Валериан. – Не исключено, что он возводит напраслину на сиятельного Бонифация.

– Один из этих двух мужчин – лжец. Кто именно, я не знаю. Возможно, знаешь ты, Валериан?

– Я не берусь судить, божественная Плацидия, – развел руками магистр двора.

– В таком случае пусть их рассудит Римский Сенат и накажет виновного, – спокойно сказала Плацидия. – Я приму любое решение сенаторов.

Валериан даже крякнул от восхищения. Жест Плацидии можно расценить как доверие Сенату, но на самом деле она просто переложила на них ответственность за возможную гражданскую войну. И если эта война все-таки начнется, то сенаторам, пытавшимся загнать в угол дочь Феодосия Великого, придется испить горечь поражения. Неважно, кто победит в этой войне, Аэций или Бонифаций, в любом случае в проигрыше окажутся римские патрикии, вообразившие, что могут диктовать свою волю императрице.

Письмо сиятельного Аэция, зачитанное вслух магистром Валерианом в стенах Римского Сената, вызвало ропот облаченных в тоги патрикиев. А намерение императрицы передать разрешение спора между двумя префектами высокому собранию и вовсе повергло сенаторов в изумление. Хотя, с другой стороны, кто же еще в Риме мог бы разобраться в столь запутанном деле? Об этом прямо сказал возмущенным сенаторам магистр Валериан. Он же потребовал от Сената наказания виновного. От такой перспективы почтенные мужи буквально онемели, и в огромном зале не нашлось человека, способного внятно и убедительно возразить хитроумному магистру. Валериан уже спустился с трибуны, а сенаторы все еще переглядывались и разводили руками. Старейший член высокого собрания Сальзула прервал наконец затянувшееся молчание и предложил вызвать Аэция в Рим. Пусть префект Галлии объяснит свою позицию Римскому Сенату.

– Аэций гнусный изменник и клеветник! – вскочил со скамьи Рутилий. – Разве тебе, сенатор, мало слова, данного сиятельным Бонифацием?!

– Мало, – буркнул старый Сальзула, – я хочу послушать Аэция. Мы не можем приговорить человека к смерти или изгнанию, не выслушав его оправданий.

– Это разумно, – неожиданно поддержал седовласого старца сенатор Цимессор, чем поверг в изумление своего старого друга Рутилия Намициана.

– А если префект Аэций не откликнется на наш зов?

– В этом случае его вину можно будет считать доказанной, – торжественно произнес Цимессор. – И Римский Сенат сумеет покарать изменника.

– Принято, – торжественно объявил Сальзула.

Рутилий потребовал от Цимессора объяснений, но произошло это уже за стенами Сената, в роскошном палаццо, доставшемся родовитому сенатору от предков. Причем Рутилий так разгорячился от пережитого потрясения и выпитого вина, что едва не обвинил своего старого друга в измене. К счастью, у него все-таки хватило разума не произносить роковые слова. Кроме Рутилия и Цимессора за накрытым столом сидели префект Африки Бонифаций, магистр пехоты Пасцентий и высокородный Авит, совсем недавно ставший милостью императрицы Плацидии комитом императорских агентов. Все пятеро были горячими сторонниками сиятельного Бонифация, которому до ранга «божественного» оставалось сделать всего-то пару шагов. На его стороне были и Сенат, и Церковь, и римский народ.

– Аэций не приедет в Рим! – выкрикнул Рутилий. – Он же не глупец, чтобы совать голову в пасть льва.

– Именно на это я и рассчитываю, сенатор, – мягко улыбнулся гостю хозяин. – Мы пошлем к префекту Аэцию комита Авита с повелением Римского Сената прибыть в Рим. Если Аэций откажется это сделать, мы покараем его руками сиятельного Бонифация. Под началом у префекта двадцать африканских легионов, магистр Пасцентий добавит к ним десять своих. Магистр конницы Петроний обещал нам поддержку клибонариев. У Аэция под началом всего десять легионов, и вряд ли он рискнет выступить против нас.

– А если он обратится за помощью к готам? – нахмурился магистр пехоты Пасцентий, холеный мужчина средних лет, недавно примкнувший к заговорщикам. Пасцентий ревниво относился к Бонифацию, это знали все, но соперничать с префектом Африки он не мог, во-первых, потому что был византийцем, во-вторых, потому что был женат, и в-третьих, его родовитость вызывала большие сомнения.

– Я уже отправил своих посланцев к рексу Тудору, – сказал Цимессор, – чтобы напомнить ему о договоре, который он заключил с Великим Римом.

– И он внял твоему напоминанию? – насмешливо спросил Пасцентий.

– Я хорошо знаю, магистр, цену слову, данному варваром, – не остался в долгу Цимессор. – А потому принял меры.

– Иными словами – заплатил? – прямо спросил магистр пехоты.

– Пусть будет так, – не стал спорить сенатор. – Рим должен, наконец, обрести императора, достойного его былого величия. И ради достижения этой цели я не пожалею средств. Мы не можем далее зависеть от прихотей вздорной женщины и ее сына, развращенного колдуньей. Христианская Церковь обращается к нам с призывом пресечь ересь в самом сердце империи, и мы не вправе далее молчать.

Сторонники Бонифация, собравшиеся в этот вечер за столом, очень хорошо понимали, зачем Плацидии потребовалось натравливать Римский Сенат и бывшего префекта Африки на префекта Галлии. Гражданская война должна была ослабить обе стороны конфликта, но в этот раз хитроумная дочь Феодосия Великого явно просчиталась. Римские патрикии не пожалеют ни сил, ни средств, дабы утвердить закон и порядок на своей земле и спасти империю. Последние слова сенатора Цимессора были встречены гулом одобрения всех присутствующих. Хозяин, польщенный одобрением сиятельных гостей, повернулся к комиту схолы императорских агентов: