Эллигент - Вероника Рот

Слышу какие-то крики впереди и вижу на тротуаре осколки стекла. Там дерутся двое, размахивая руками и ногами, вокруг них – толпа зрителей. Я хочу туда пойти, но Нита хватает меня за руку и тащит меня в сторону.

– Нашел время для геройства, – шипит она.

Подходим к входу в строение на углу. Здоровенный бугай стоит рядом с дверью и подбрасывает в руке нож. Когда мы начинаем подниматься по ступенькам, он на миг прекращает свое занятие, перекладывает нож в другую руку и снова начинает его подбрасывать. Рука вся покрыта кривыми шрамами. Глаза у него как у того оленя на дороге.

– Мы здесь, чтобы просто увидеться с Рафи, – говорит Нита ему. – Мы из Резиденции.

– Заходите, но ваши ножи останутся здесь, – говорит этот человек.

Его голос выше и мягче, чем я ожидал. Может даже он вообще – джентльмен, если таковые в этом месте встречаются. Впрочем, вряд ли, скорее всего, он даже не знает, что означает это слово.

– Ни за что, – заявляет Нита.

– Эй, Нита, ты, что ли? – раздается откуда-то изнутри очень выразительный, даже музыкальный голос.

Он принадлежит невысокому человеку, выглядывающему из-за двери.

– Разве я не говорил тебе, чтобы ты просто впустил их? Входите.

– Привет, Рафи, – говорит она с заметным облегчением. – Четыре, это Рафи. Он – большой босс на Окраине.

– Приятно познакомиться, – улыбается Рафи и жестом предлагает нам следовать за ним.

Мы оказываемся в просторной комнате, освещенной свечами. Повсюду расставлена деревянная мебель и столы. В углу сидит женщина. Рафи усаживается в кресло рядом с ней. Хотя они непохожи друг на друга, она – рыжая и пышнотелая, он – темноволосый, тонкий и гибкий, как хлыст. Но в них обоих чувствуется что-то общее.

– Оружие на стол, – произносит Рафи.

Нита подчиняется. Я делаю то же самое. Женщина напротив нас кладет на стол пистолет.

– Кто это? – спрашивает она, кивая головой в мою сторону.

– Мой помощник, – говорит Нита, – Четыре.

– Что еще за Четыре?

Она спрашивает без насмешки, как часто бывает, когда люди интересуются моим именем.

– Имя, которое он получил внутри экспериментального города, – объясняет Нита. – За то, что у него только четыре страха.

Она, возможно, специально представила меня именно таким образом. Может, это дает нам какое-то преимущество и они посчитают меня достойным своего доверия?

– Интересно, – постукивает женщина по столу указательным пальцем. – Ну что же, Четыре, меня зовут Мэри.

– Мэри и Рафи возглавляют повстанческую организацию Среднего Запада, – говорит Нита.

– Когда ты называешь нас «организацией», то кажется, что мы – общество полоумных старушек, собравшихся перекинуться в картишки, – замечает Рафи. – Мы – нечто более серьезное. Наша сеть простирается по всей стране: ячейки существуют в каждом округе, мы имеем региональных надзирателей от Среднего Запада до Юга и Востока.

– А для Запада? – спрашиваю я.

– Пока нет, – ровным голосом отвечает Нита. – Там запущенная территория, города расположены далеко друг от друга, поэтому после войны там никто не захотел жить. Сейчас это дикая земля.

– Значит, то, что они болтают, правда, – произносит Мэри. – Люди в экспериментальных городах действительно ничего не ведают о том, что находится за их границами.

– Конечно, правда, зачем им об этом знать? – иронизирует Нита.

На меня вдруг наваливается усталость, да такая, что веки тяжелеют. За свою короткую жизнь я умудрился стать участником слишком многих восстаний. Сначала – бесфракционники, теперь вот эти «ГП».

– Ладно, хватит обмена любезностями, – говорит Мэри, – перейдем к делу, мы не можем слишком долго не позволять людям заходить сюда, это может вызвать подозрения.

– Ты права, – говорит Нита и смотрит на меня. – Четыре, выйди-ка, проверь, все ли там в порядке. Мне нужно перекинуться парой слов с Мэри и Рафи.

Я не спросил, почему я не могу послушать, о чем она будет с ними говорить. Иначе зачем вообще нужно было приводить меня сюда? С таким же успехом я мог подождать ее на улице. На самом деле я еще не дал ей своего согласия помогать. Так что я просто встаю, забираю свой нож и выхожу за дверь, туда, где человек Рафи охраняет вход.

Драка уже закончилась. Я вижу фигуру, лежащую на асфальте. На мгновение мне кажется, что человек еще шевелится, но потом я понимаю, что кто-то обчищает его карманы. Это уже не человек, это – тело.

– Мертвый, – выдыхаю я.

– Да. У нас так: если ты не можешь защитить себя, то не проживешь и одну ночь.

– Зачем тогда люди приезжают сюда? – хмурюсь я. – Почему они не вернутся в города?

Охранник долго молчит, и я начинаю думать, что он просто не расслышал мой вопрос. Наблюдаю, как вор, вывернув все карманы умершего, украдкой скрывается в одном из близлежащих зданий. Наконец, охранник говорит:

– Если даже ты умрешь, есть шанс, что кому-то до этого будет дело. Рафи, например, или кому-то из других лидеров. В городах, если тебя убьют, всем наплевать, особенно, если ты – «ГП». Самое суровое обвинение, которое когда-либо предъявляли «ГЧ» за убийство «ГП», – непредумышленное убийство. Дерьмо.

– Непредумышленное убийство?

– То есть несчастный случай, – раздается спокойный голос Рафи у меня за спиной. – Намного менее серьезно, чем убийство первой степени. Официально, конечно, мы все равны. Но на практике это далеко не так.

Он становится рядом со мной, скрестив руки на груди. Я смотрю на него и вижу короля, обозревающего свое королевство, которое он считает прекрасным. Потом смотрю на улицу, на разбитый тротуар, на неподвижное тело с вывернутыми наизнанку карманами, на окна, в которых мерцает неверный свет. Но я понимаю, какую именно красоту он во всем этом видит, – свободу. Свободу быть человеком, а не просто «ГП». Когда Эвелин приблизила меня к себе, избавила от власти моей фракции и дала власть мне самому, я подумал, что я свободен. Я ошибался.

– Ты из Чикаго? – спрашивает Рафи.

Киваю, глядя на темную улицу.

– Ну и как тебе здесь? – интересуется он.

– В основном у вас – то же самое, – отвечаю я. – Люди делятся на группы, по тому или иному принципу, и воюют между собой.

Половицы скрипят под ногами Ниты, когда я оборачиваюсь, оказывается, что она стоит позади меня, ее руки засунуты в карманы.

– Спасибо за то, что все устроил, Рафи, – кивает она. – Нам пора.

Мы идем вдоль по улице. Я, напоследок, оглядываюсь на Рафи и вижу, как он вскидывает руку и машет мне на прощание.

Когда мы подходим к пикапу, я снова слышу крик, но на этот раз обиженно поскуливает ребенок. Вспоминаю о том, как сам я, маленький, забивался в свою спальню, вытирая нос рукавом. Матери приходилось сначала чистить манжеты щеткой, прежде чем бросать мои рубашки в стирку. Но она никогда ничего не говорила об этом.