Повести и рассказы - Николай Агафонов

После этого случая он неделю не появлялся в доме отца Аркадия, но через неделю, когда друзья сидели за ужином, Михаил без стука вошел в дом, сразу же у порога привалился к косяку, весь какой-то потерянный, бледный, с лихорадочно бегающим взглядом.

– Что случилось? – встревожился отец Аркадий.

– У сына моего температура под сорок, не знаем, что делать.

Игорь встал и, пошарив под кроватью, достал свой саквояж с медицинскими инструментами, доставшимися ему по наследству от отца, коротко бросил:

– Пойдемте, посмотрим.

Придя в дом, Игорь, осмотрев и ощупав мальчика, жестко заявил:

– Положение серьезное, острый аппендицит с перитонитом, надо срочно в больницу на операцию, иначе летальный исход.

– Паром не работает, по такой погоде не меньше двух часов на машине в обход трястись, – сделал подсчеты отец Аркадий.

– Что ты, Аркадий, столько он не выдержит, ему немедленно нужна операция.

– Погоди, Игорь, у тебя же есть хирургические инструменты, ты сам можешь сделать операцию.

– Давай отойдем в сторонку.

Когда они отошли, Игорь зашептал:

– Ты думай, что говоришь, Аркаша, ты ведь ровным счетом ничего не смыслишь в этом. Я же говорю, что аппендицит с перитонитом, там уже в кишечнике гной, поэтому и такая высокая температура. Даже в стационарных условиях это считается сложной операцией, а здесь – никаких условий. Если мальчик умрет, меня же в тюрьму посадят, ты это понимаешь?

– Но если ты не будешь делать операцию, мальчик все равно умрет, сможешь ли ты простить себе свое бездействие? Это у них единственный сын, и больше детей не будет, да и этого они вымолили у Бога, так как страдали бесплодием. Сделай все, что можешь, Игорь. Вот тебе мое пастырское благословение, спаси ребенка и родителей.

– Хорошо, – согласился Игорь, – тогда не будем терять время, есть на селе человек с медицинским образованием? – повернулся он к родителям мальчика. – Мне нужен ассистент во время операции.

– Есть, есть! – закричала обрадованная жена Михаила. – Наш ветеринар Екатерина Федоровна, беги, Миша, за ней.

Михаил опрометью бросился из дома.

– Вкрутите лампы поярче, застелите этот стол клеенкой и протрите ее спиртом, – стал распоряжаться Игорь. – Поставьте на огонь кастрюлю с водой для кипячения инструментов, затем, отец Аркадий, не мешайте нам, самая большая помощь от вас будет, если вы с Михаилом Юрьевичем пойдете откроете храм и станете усердно молиться о благополучном исходе операции.

Уже более двух часов отец Аркадий и Михаил истово молились в храме, нет-нет да и поглядывая тревожно через церковные окна на рядом стоящий дом Михаила. Прервав молитву, они обернулись на скрип церковной двери: в храм, пошатываясь от усталости, вошел Игорь. Он прошел прямо на клирос и сразу присел на скамейку.

– Ну что, Игорь, не тяни, ради Бога.

– Все слава Богу, мальчик спит после операции. Может, хоть кагорчику нальете, не могу отойти от напряжения, – как-то жалостливо попросил Игорь.

– Молодец, Игорь, ну и молодец! – воскликнул отец Аркадий и пошел в пономарку за кагором.

Михаил стоял, переминаясь с ноги на ногу. Он давно уже хотел что-нибудь сказать, но волнение перехватило горло. Наконец он справился с собой и с дрожью в голосе проговорил:

– Игорь Львович, простите меня, ради Христа, если сможете. Огромная вам благодарность за сына.

– Бог с Вами, Михаил Юрьевич, я на вас нисколько не сержусь, ну, идите к сыну, скоро увидимся. Его все равно надо в больницу часика через два везти.

Михаил пошел было к выходу, но, сделав два нерешительных шага, вновь повернулся к Игорю:

– Я хочу вам, Игорь Львович, признаться, что моя бабушка по матери была еврейка.

Сказав это, Михаил облегченно вздохнул и быстро зашагал к дверям храма.

Уже отпивая из ковшичка кагор, Игорь подмигнул отцу Аркадию и рассмеялся:

– Я всегда, Аркадий, подозревал, что истинные антисемиты могут быть только еврейского происхождения.

Март 2003. Самара

Отчего курица спятила с ума?

Вот ты и попался, мой дорогой читатель! Признайся, что, прочтя название этого рассказа, ты уже заинтересован, а значит, не бросишь сразу мою писанину, невольно задавшись вопросом: отчего курица может спятить с ума? Или, наоборот, бросишь его, сказав: «Чепуха какая-то, чтобы спятить с ума, надо его иметь, а всем известно, что курица оным не обладает». Оно-то действительно так, но это только теоретические предпосылки, а в обыденной жизни все может случиться. А потому, если хочешь удовлетворить свое непомерное любопытство, прочти рассказ, и в конце получишь ответ. Только не пытайся сразу заглянуть на последнюю страницу, ответ я бы мог тебе дать сразу, да не в нем суть дела. «А в чем?» – спросишь ты. Да в том, что если ты никуда не спешишь, следуй за мной сквозь время и пространство.

Ты последовал за мной и правильно сделал, потому что прибыл в очень спокойное и стабильное время – «эпоху развитого социализма», или, как сейчас принято называть, – «годы застоя». Характерными приметами этого стабильного времени были пустые прилавки и длиннющие очереди за дефицитом. Прибыв в «застойное время», мы стоять с тобой не будем, а двинем прямо в один из провинциальных областных центров, в котором и начнется наша история. Назовем его городом N, какая разница, в эту эпоху города по своей сути мало чем отличались друг от друга. Главная улица любого из них обязательно именовалась улицей Ленина, а в центре – обязательно площадь с памятником вождю мирового пролетариата. Есть областной театр с колоннами, помпезное здание обкома партии, расположенное в бывшем особняке дворянского собрания или что-нибудь в этом роде, цирк, центральный крытый рынок и, конечно же, краеведческий музей. Но самое главное, вместо привычных для тебя рекламных щитов с разными пепси и сигаретами ты увидишь множество развешанных плакатов типа: «Партия – наш рулевой», «Народ и партия – едины», «Партия – ум, честь и совесть нашей эпохи» и т. д. и т. п.

Если у тебя завалялся червонец старого образца, то смело заходи в ресторан, днем там посвободней, можешь слегка перекусить да рюмашку пропустить. Я вижу, времени ты зря не терял, осмотрел все достопримечательности. Походил по краеведческому музею, где узнал, как плохо жилось трудовому народу в этом краю до семнадцатого года. Теперь я поведу тебя к другой достопримечательности этого города, которая не очень-то гармонично вписывается в эпоху развитого социализма. Это – православный храм, который теперь называют кафедральным собором. Настоящий-то кафедральный собор был в центре города. Но партия решила, что это вопиющая дерзость – красоваться архитектурой XVIII века прямо напротив здания обкома, напоминая о славной истории христианского духа нашего народа. Чтобы наказать за такую дерзость, партия динамиту не пожалела. Трах-бах – и теперь вместо собора скверик с памятником пионеру Павлику Морозову, чтобы граждане могли прогуливаться здесь с детьми в свободное от строительства коммунизма время и поучать детей на примере бессмертного подвига Павлика, который отца своего родного ради идеи не пожалел. Однако правящий архиерей не может быть без кафедры. Пожалуйста, сказала партия, берите другой храм. Правда, раньше это была кладбищенская церковь, но кладбища этого уже нет, все разровняли бульдозером, забили сваи, и теперь на косточках наших предков возвышаются девяти – и шестнадцатиэтажные красавцы, плотным кольцом окружая храм. «Ничего, – утешались в стенах обкома, – религия скоро отомрет, и его снесем. А на этом месте построим банно-прачечный комплекс, чтобы трудящиеся грязные не ходили да помнили бы заботу о них».

Да простит меня читатель за это невольно растянувшееся вступление, только за державу обидно. Но ты, как я погляжу, не больно-то и слушал меня, уже в собор зашел. Ну, походи, посмотри. Благо служба закончилась, можно не спеша пройтись, осмотреть храм под цепкими взглядами старушек в темных халатах, которые до блеска надраивают большие медные подсвечники. Полюбовавшись на роспись и старинные иконы, ты остановился перед резным золоченым иконостасом. Воздух в соборе напитан ладаном и воском. Даже если ты неверующий человек, то все равно ощутишь что-то возвышенное в душе. Это чувство сродни робости перед чем-то неведомым и таинственным.

Неожиданно распахнулись боковые двери храма, ведущие во двор, и собор наполнился ревом и писком. На тебя надвигается толпа людей, только, ради Бога, не пугайся. Это не нашествие вандалов. Впереди толпы не вождь кровожадных варваров, врывающихся для разграбления храма, а один из его служителей – священник этого собора. На вид ему около сорока пяти лет, золоченый крест поверх черной рясы, окладистая борода и длинные волосы – все как положено. Вот только одно тебя смущает: он не вышагивает степенно и важно, что в твоем представлении соответствовало бы его сану. Нет, он прямо летит, походка быстра и решительна, так что развевающиеся полы рясы открывают брюки темного цвета. Вполне современные брюки, а что ты хотел увидеть под рясой – порты шестнадцатого века и хромовые сапоги? Нет, на нем полуботинки – черные, модельные. Толпа состоит из людей вполне современных, в большинстве своем это женщины, много молодых, есть даже в брюках, губы напомажены, глаза раскрашены. Короче говоря, наши обыкновенные советские женщины. А рев и крики исходят от младенцев, которых они несут на руках. Все очень просто, батюшка окрестил детишек, крестильня находится во дворе собора, а в храм ведут, чтобы воцерковить[104] и причастить детей, а матерям прочитать молитву сорокового дня[105]. Из алтаря вышел еще один священник, уже седой, шестидесяти – шестидесяти пяти лет, и спросил первого: «Какую партию ведешь?» Вот тебе и на, скажет читатель, что значит – «какую»? В то время, кроме коммунистической, никакой другой не было. «Седьмую, отец настоятель», – отвечает первый батюшка. И опять все очень просто. Крестильное помещение небольших размеров, и за один раз туда все желающие не поместятся, вот и запускают партиями по пятнадцать – двадцать человек. Значит, батюшка, по нашим скромным подсчетам, уже человек сто – сто двадцать окрестил за этот день. Ого, скажешь ты, мой дорогой читатель, а как же тогда насчет обкомовских мечтателей, неужто они не ведут статистику? Успокойся, они-то как раз статистику ведут. Но статистика статистикой, а жизнь все же сложнее. Из этих крещенных младенцев, дай Бог, чтобы хоть у одного родители не сняли крест сразу после крещения, как выйдут за порог храма. Думаю, что я надоел тебе, дорогой читатель, своими размышлениями вслух. Все, с этого момента перехожу непосредственно к рассказу. Итак, знакомься с его главным героем.