Нарвское шоссе - Сергей Сезин

Это, наверное, врач, точнее – врачиха. Возраста – такого же, как тот дядька, что двуколкой управлял. На зеленой петлице – зеленый же прямоугольник. И змея с рюмкой. Военврач, значит.

– Что с тобой, боец?

– Пуля в каску попала, но не пробила. Сначала было ничего, но потом плохо стало.

– Сознание терял? Тошнило или рвало?

– Тошнило, и сознание терял, но не рвало. А еще слабость была. Даже сидеть не смог и по стенке сполз.

– Теперь смотри сюда и не отворачивайся, не ослепнешь.

Мне в глаза посветили фонариком. Я кое-как это перенес, хотя голова заболела еще сильнее. Теперь мне сказали последить взглядом за пальцем, фонарик уже в глаза не светил, но был совсем рядом у лица. Вот для чего это делается – не пойму. Хотя… в травмпункте так тоже делали. Дальше мне давление померили совсем антикварным аппаратом. Сейчас такие аппараты либо электронные, либо с манометром. А этот был с ртутным столбиком!

– Кофеин под кожу – и к эвакуации.

И через минуту мне под кожу засандалили лекарство. Я аж взвыл. Мне за жизнь кололи много чего, и в вену, и в задницу, и под лопатку, но так больно было редко. Разве что когда от дифтерии прививали. Но прошло быстро. Вообще медики на наши стоны редко внимание обращают, разве что когда совсем зачетно заорешь, чтоб их тренированные уши не выдержали. Или это они так народ разделяют: кто после такой процедуры подхватился и домой побежал – тот, значит, симулянт голимый, а кто хоть ругается, но остался – того так здорово прихватило, что лечить придется?

Врачиха ушла, на ее место пришел тот самый дядечка, что меня вез. Поставил мне под мышку термометр и начал спрашивать всякие данные про меня, записывая их в какую-то бумажку.

Я отвечал бодро, вот только на вопрос про военкомат, который меня призвал, запнулся, потом решил ответить, что без военкомата, добровольцем. Вообще-то так и было, и врать не надо. Еще где мои родственники живут – тоже задержка вышла. Потому ответил, что нет у меня родственников. Вообще они-то есть, но я о них имею только приблизительное понятие. Да и даже б знал – вот придет им извещение, что я погиб или пропал без вести, а они думать-гадать будут: что это за родня у них внезапно образовалась? Так что так лучше будет – нет, и все.

Дальше мне помазали ссадину на лбу чем-то непонятным. Защипало, как от спирта, но цвет жидкости был малиновым. Я-то думал, что это будет зеленка или йод, а тут такое красивое. Ну ладно, будет у меня морда не зеленая, а малиновая. Это все мелочи жизни.

Мне пристроили соседа из артиллеристов. Звали его тоже Сашей, только он был не из Питера, а из Шлиссельбурга. Сегодня снаряд из вражеского танка угодил рядом с пушкой, и осколками ему ноги перебило. На ноги временные шины из дощечек наложили, а гипс обещали уже в госпитале. Саша забыл спросить врача, сколько ему в гипсе быть, и спросил меня, не знаю ли я этого. Я ответил, что я, конечно, не медик, но слышал, что месяц гипса на каждый перелом. В мое время, если кто лодыжку ломал, – именно так было. Тезка долго ругался в адрес танкистов. А мне и ругаться-то сложно, не зная, кто в меня так попал – стрелок с винтовкой, пулеметчик или автоматчик. А может, даже и свой. Пуля-то убойна на несколько километров, особенно тяжелая. Завалил тот оружие назад, и она мне прилетела за километр, а может, и дальше, потому что каска выдержала. Не буду ему желать родить ежика против шерсти, чтоб это не сбылось. Вообще мне получше стало, головная боль схлынула совсем и даже бодрость появилась, но я уже был научен горьким опытом и активность проявлять не стал. Пока прокачусь на конячке, а то третий раз может нехорошо пройти. И правильно я сделал, потому что минут через пятнадцать боль вернулась. Чуть послабее стала, но вернулась. А мы все ехали и ехали. Хоть рессоры и мягкие, но, видимо, дорога была не ахти, потому что периодически нам приходилось нехорошо, особенно моему тезке.

Дядька тоже вздыхал, но ничего не говорил. Видимо, ему самому дорога тоже не нравилась. Потом, после очередного сотрясения нас на неровности, он остановил двуколку и сказал нам:

– Переправа! Полежите пока без меня, я пойду к коменданту переправы, чтоб нас долго не мурыжили.

И ушел, пробурчав что-то насчет немецких самолетов, дескать, только их не хватало.

Ждать пришлось не так долго, минут пятнадцать, а может, двадцать. Дядечка вернулся, но на передок двуколки залезать не стал, а повел конячку под уздцы. Мы явно съехали под горку, а потом остановились. Дядька сказал:

– Сейчас найду подмогу, чтоб вас на паром перетащить.

Э, а меня зачем тащить, я и сам пойду! Потому, пока второго Сашу вытаскивали, я и исхитрился сползти с двуколки. В стоячем положении меня стало водить влево-вправо, но я был готов к этому и вцепился в борт двуколки. Огляделся. Я стоял на берегу довольно широкой реки, а в нескольких метрах от меня располагалась небольшая пристань, к которой причален паром. Я думал, что это будет что-то вроде катера, каких много видел в Питере. А это оказалось невиданное мной зрелище. Паром состоял из трех резиновых лодок, перекрытых деревянным настилом. По бортам сидели несколько солдат с веслами в руках[22]. Носилки с Сашей понесли двое незнакомых солдат, и ко мне тоже подошли двое солдат и этот дядечка.

– Не, я сам дойду, только плечо подставьте, а то ноги еще слабые!

Солдат с черными петлицами подставил плечо, а дядечка приволок мой мешок и еще засунул мне какой-то листок в карман гимнастерки. Мы побрели. Ноги у меня подкашивались, но голова сильнее болеть не стала. Занесли носилки с Сашей, провели меня и усадили рядом с ним. Затем на паром заволокли повозку, нагруженную какими-то ящиками, но без лошадей. Обе лошадки остались пока на берегу. По чьей-то команде группа бойцов встала с травки и быстро-быстро зашла на паром. С ними был пулемет, похожий на «максим», только станок к нему был не колесный, а с тремя ногами. Бойцы его пока пристроили на повозку, чтоб больше места было. Сами они в основном стояли, сесть места не было. Двуколка осталась на берегу. Значит, на том берегу нас кто-то другой из медиков встретит.

Старший переправочной команды густым басом возгласил:

– На воде не курить, к бортам не подходить, слушать мои команды! А-а-атчаливаем!

Ребята на веслах заработали ими. Мы медленно отвалили от пристани и двинулись через реку.

Я поглядел вверх – вроде как немецких самолетов не увидел. И век бы их не видать, а особенно до того берега. На реку глядеть было неохота, я взглянул на солдат вокруг меня. Лица усталые, форма выгоревшая, сильно затрепанная, снаряжение потертое. Что интересно – касок нет у половины из них, да и в снаряжении большая нехватка. Вещмешки есть в лучшем случае только у каждого третьего. Зато противогазные сумки явно набиты чем-то дополнительным. Видимо, они служат заменой оставленным вещмешкам. Кстати, а где моя противогазная сумка? В доте осталась, точнее, рядом с ним! Я ее рядом положил и складывал на нее патроны с помятыми гильзами и прочими дефектами. Потом не до нее стало… Ну ладно, надеюсь, в дым или газ нырять не придется, пока мне голову в норму приводят. А вот у этих двух винтовки какие-то мне не известные – толстые, но короткие. Вот спрошу-ка я у них, что это за оружие:

– Ребята, что у вас за винтовки такие интересные? Ни на нашу, ни на немецкую не похожи.

– Английские, системы Энфилд. Остались от эстонской армии.

– Ишь ты! А как они в бою?

– Нормально, но привыкнуть надо. И магазин у них не такой, и прицел. Да и патроны у них свои.

Я хотел спросить про пулемет, но некстати подумал: чего это я их расспрашиваю? Не решат ли они, что я шпион? Раз спросил – и хватит, а долгие расспросы действительно шпионажем пахнут. Потому я решил их больше не трогать. И тут, как на грех, у одного солдата заметил совсем мне незнакомый пулемет. Ствол у него несколько напоминал немецкий, но вот сверху торчал очень сильно изогнутый рожком магазин. Эх! Я несколько минут боролся с искушающим любопытством и с трудом, но задавил его. Отвлек меня Саша, потянувший за рукав и попросивший пить.

Я достал флягу и дал ему. Как обнаружилось, когда голову поворачиваешь влево, головная боль становится ощутимой. Что ж там такое? И почему вправо повернешь, а в голове не отдается?

Надо будет спросить у медиков. Плыли мы не очень долго и вскоре причалили к такой же пристани. Ребята без напоминаний Сашу подняли и отнесли к медицинскому посту неподалеку. И мне помогли доковылять и опустили рядом с Сашей. Этот самый медицинский пост состоял из одного мужчины среднего возраста с четырьмя треугольниками на петлицах, и… санитарной сумки у него. Он нас осмотрел, Саше повязки поправил, забрал у обоих те листы бумаги, что нам на том берегу дали.

Мимо нас протопали те самые бойцы, что были с нами на пароме. Я снова увидел на плече у первого номера этот самый неизвестный мне пулемет с магазином сверху. А солдатик рядом с ним (явно второй номер расчета) тащил большой портфель, сильно оттягивающий ему руку. Неужели они в портфеле магазины запасные таскают?[23] Чудны дела твои, Господи! Это они сами додумались, или пулемет – тоже эстонский, и тогда портфель для «рожков» по штату положен?