Принуждение, капитал и европейские государства. 990– 1992 гг - Чарльз Тилли

Поскольку население государства было раздроблено и гетерогенно, возможность полномасштабного восстания снижалась, но трудность проведения единообразных административных мер — возрастала. Среди однородного, плотного населения велики были шансы, что административные инновации, вводимые и испытанные в одном регионе, будут работать повсюду. В этих условиях чиновники легко могли распространять свои знания из одной местности в другую. При переходе от дани к налогам, от непрямого правления к прямому, от подчинения к ассимиляции государства обычно преуспевали в гомогенизации своего населения и разрушении разделений, навязывая общий язык, религию, валюту и законодательство, а также насаждая связную систему торговли, транспорта и коммуникации. Однако если такие усилия по выравниванию угрожали самой идентичности подвластного населения, идентичности, основанной на повседневных общественных связях, тогда эти усилия наталкивались на массовое сопротивление.

На местном уровне сопротивление требованиям государства обыкновенно происходило скрытно, с применением «оружия слабых», описанного Джеймсом Скоттом: саботажа, промедления, сокрытия, уклонения (Scott, 1985). Все это выливалось в массовое восстание только тогда, когда: 1) запросы и действия государства были оскорбительны для граждан, согласно их понятиям справедливости, и задевали основы их коллективной идентичности, 2) когда люди, оскорбленные действиями государства, были уже связаны устойчивыми социальными связями, 3) когда простые люди имели могучих союзников внутри и вне государства и 4) последние действия государства обнаруживали его уязвимость. В этих условиях была велика не только возможность народного восстания, но и возможность его успеха.

В 1640–е гг. все эти условия соединились в ряде европейских государств, и наступило одно из самых мятежных десятилетий в европейской истории. Безобразный клубок столкновений, который мы теперь называем Тридцатилетней войной, стал испытанием для большинства западноевропейских государств, обнаруживая их уязвимость именно в то время, когда от их подданных требовалась особая жертвенность. Англия прошла через гражданскую войну, Франция вступила в бурное время Фронды, Шотландия почти что освободилась от Англии, Каталония и Португалия сбросили с себя иго (первая временно, вторая окончательно) контроля смешанной испанской короны, в то же время в Неаполе рыбак Мазаниелло возглавил громадное народное восстание.

В Каталонии, например, разгорелся ожесточенный конфликт короля (или скорее его министра Оливареса) с Кортесом из–за возросших потребностей короля в налогах. В 1640 г. корона отправляет в эту провинцию 9000 солдат с требованием денег, что исключало возможность организованного сопротивления и стало своего рода шантажом (поскольку каталонцам приходилось содержать войска и терпеть их разбой, пока не будет завершена выплата). Размещение войска без предварительного согласия провинции было нарушением установленных прав Каталонии. Началось широкое народное восстание. Восстание возглавил Diputacio — собственно, исполнительный комитет Кортеса, — и он даже зашел так далеко, что призвал Людовика XIII Французского допустить суверенитет в Каталонии. Воспользовавшись тем, что Франция была занята Фрондой, испанская армия вновь захватила Барселону, а потом в 1652 г. Каталонию. Тогда «Филипп IV даровал помилование и поклялся уважать традиционные свободы Каталонии» (Zagorin, 1982: II, 37).

Что делали правители, когда они сталкивались с сопротивлением, разрозненным или соединенным? Они вступали в переговоры. Ну, вы можете возразить против употребления слова «переговоры», когда речь идет о посылке войск для подавления мятежа против налогов или захвата сопротивляющегося налогоплательщика. Тем не менее частое использование наказания для устрашения — повесить не всех повстанцев, а нескольких зачинщиков, заключить в тюрьму не всех должников по налогам, а самого богатого — указывает на то, что власти вели переговоры с основной массой населения. Согласование принимало также множество других форм: обращение к парламенту, подкуп городских чиновников освобождением от уплаты налогов, подтверждение преимуществ гильдии в обмен на заем или выплату, урегулирование суммы обложения и сбора налогов в обмен на гарантию, что их будут платить охотнее, и т.д. Это согласование производило или подтверждало индивидуальные и коллективные требования к государству, индивидуальные или коллективные права по отношению к государству и обязательства государства по отношению к своим гражданам. Оно также порождало права — признанные принудительные требования — государства по отношению к гражданам. Суть того, что мы теперь называем «гражданством», состоит из множества переговоров, затеянных правителями и проведенных в ходе борьбы за средства деятельности государства, в особенности, за средства ведения войны.

Согласование, очевидно, было асимметричным: не трудно увидеть, что это было противостояние пушек и посоха; постоянное разоружение государством населения увеличивало асимметрию. Но даже силовые репрессии в отношении восстающих против налогов и воинской повинности обыкновенно предусматривали серию соглашений с теми, кто сотрудничал в умиротворении, и общественное одобрение мирных средств, посредством которых простые граждане могли законным образом добиваться исправления ошибок и несправедливостей государства. Эти средства обыкновенно включали петиции, ходатайства и представительство в местных законодательных органах. По мере того как рабочие и буржуа (и реже крестьяне) организовывались, они использовали разрешенные средства, чтобы добиваться расширения своих прав и прямого представительства. Во времена специализации государства предвосхищали или реагировали на растущие запросы буржуазии и рабочих, проводя через своих агентов такие программы, как социальное страхование, пенсии бывшим военным, государственное образование и обеспечение жильем. Претворение в жизнь всех этих программ означало появление новых департаментов, бюрократов и строчек в бюджете все более гражданского государства.

Через борьбу, согласование и непрерывное взаимодействие с держателями основных ресурсов, государство приходило к пониманию классовой структуры подвластного ему населения. Наибольшее влияние оказывали господствующие классы, так что государства, где господствовали крупные землевладельцы, развивали совершенно иные структуры, чем те, где господствовали капиталисты (Moore, 1966). Но государственным фискальным организациям, контролю над торговлей, полицейским силам и многим другим приходилось вступать в контакт также с крестьянами, ремесленниками или безземельными работниками. Соглашения, достигнутые посредством специальных переговоров, прекращавшие продолжительное сопротивление или способствовавшие народному согласию, были важным делом этих государственных институтов.

Снова нам надо представить себе весь спектр возможностей. На одном конце расположатся договоренности с сильными организациями, существовавшими до великой экспансии государственной власти и пережившими эту экспансию, в особенности, органы правления капиталистических муниципалитетов, как Амстердам. В результате этих согласований правящие органы включались в структуру государства и становились представительными институтами. В целом правители в тех районах, где находились процветающие города, обыкновенно имели дело с советами, представляющими носителей власти этого города. Так сначала князья Каталонии допускали в свои советы (кроме знати и духовенства) делегатов Барселоны и других каталонских городов, что стало прообразом позднейших трехпалатных каталонских кортесов (Corts) (Vilar, 1962:1, 439).

На другом конце находятся договоренности, заключенные с большими блоками населения, например, со всеми землевладельцами, в особенности, в форме законодательства, устанавливающего правила налогообложения, воинской повинности и других видов деятельности государства по изъятию ресурсов.

Так, когда британский премьер–министр Уильм Питт захотел оплатить часть расходов на войну с Францией при помощи первого в Британии всеобщего подоходного налога (1799), он заключил договор с собственниками земли, капиталистами и рабочими на зарплате, инициировав билль, допускающий погашение прежнего несправедливого налога на землю (Watson, 1960: 375–376). В 1802 г. после восстановления мира с Францией (правда, неудачного) и (окончательного) в 1815 г. парламент вскоре предпринял шаги по отмене этого налога. И хотя премьер–министр Ливерпуль попытался в 1816 г. удержать подоходный налог, чтобы с его помощью отчасти погасить громадный военный долг Британии, парламент недвусмысленно посчитал, что данное соглашение о налоге было вызвано военной необходимостью (Levi, 1988: 140–143).