Подари мне семью - Алекса Гранд

С нажимом высекает Лебедев, а я с трудом удерживаю вздох разочарования. Конечно, дело не во мне и не в том, что Никита ревнует. И вовсе не заостряются его скулы и не раздуваются крылья носа.

Оставив чужое послание без ответа, я прячу телефон в верхний ящик стола и возвращаюсь к пончику с воздушным тестом и начинкой из вареной сгущенки. Откусываю кусочек за кусочком, не считаю нужным спорить и в глубине души благодарю Никиту за то, что он меняет тему.

– А скоро Митю выпишут?

– Дней через семь. Может быть, десять.

– Отлично. Не терпится погонять с ним в хоккей.

Сообщает намного более мягко Лебедев и тянется к стаканчику с моим кофе. Цепляет его по-хозяйски, делает несколько глотков и вальяжно констатирует.

– Ореховый.

– Ты любишь мятный. Я помню.

– А что любит Митя?

Ловит меня за запястье свободной рукой Никита, отчего я гулко сглатываю. Вижу его искренний интерес. Чувствую неподдельное участие. И не могу помешать ледяной корке, сковавшей сердце, треснуть.

– Как и все дети. Любит, когда его воспринимают всерьез и разговаривают с ним, как со взрослым. Любит сахарную вату. Мороженое. Американские горки и «центрифугу» в парке аттракционов. Комиксы про человека-паука и черепашек-ниндзя. Хоккей обожает. Но это ты и так знаешь.

Озвучиваю небольшую часть того, от чего фанатеет мой сын и замолкаю. Никита максимально сосредоточенно впитывает новую информацию – по черточке, бороздящей его лоб, определяю. И каменею, когда Лебедев произносит едва ли громче ультразвука.

– Мне жаль, что все это время ты воспитывала его одна, Кира.

– Не надо, Никита. Пожалуйста, не надо. Митя рос в здоровой атмосфере, наполненной счастьем. Мне не пришлось объяснять ребенку, почему у папы две семьи и та, вторая, важнее. Тебе не нужно было рвать себя на части и метаться между нами с Дашей. Хорошо ведь вышло.

– Хорошо?

Хрипло переспрашивает Никита, а у меня от этих сиплых ноток в его голосе мурашки обсыпают кожу и тоже голос садится.

– Да. Медвежонок общительный и открытый. Я старалась оградить его от проблем, которые обязательно вылезли бы, признайся я тебе тогда в беременности.

– Что ж, наверное, ты имела на это право…

Никита соглашается после долгой томительной паузы и снова берет меня на прицел невыносимых глаз. Его пальцы, огладив запястье, скользят дальше и сжимают мои пальцы. Стискивают, провоцируя огненную лавину.

Неправильный опасный контакт, который бередит зарубцевавшиеся раны и который я не успеваю разомкнуть, когда Жанна вваливается в кабинет без стука.

– Ой!

Вместе с удивленным ойканьем раздается оглушительный хлопок. Это падает на пол папка. Платежки разлетаются в разные стороны и устилают белым ковром пятачок между дверью и столом. Я же отдергиваю руку от Никитиной ладони, как от раскаленной печи. Опускаю подбородок. Кусаю губы.

Вот бы провалиться сквозь землю.

– Извините, Никита Сергеевич! У вас до онлайн заседания Совета директоров пять минут. А еще там курьер из «Дельты» приехал. Отказывается посылку мне передать, сказал – лично вам в руки.

Вцепившись в полы ярко-синего удлиненного пиджака, частит Жанна и не перестает препарировать меня пристальным взглядом. Кажется, косточку от косточки отделяет, вспарывает сухожилия, продирается внутрь, чтобы начать орудовать там скальпелем.

Ощущение не из приятных.

– Спасибо. Иду.

С явным раздражением цедит Лебедев и поднимается, сминая пустой уже пакет из-под пончиков. Спустя пять томительных секунд покидает кабинет, а я внимательно наблюдаю за тем, как его исполнительный секретарь методично собирает документы.

Тишина стоит одуряющая. Тягучее напряжение разливается в воздухе. Не нужно быть провидцем, чтобы понять – Жанна меня осуждает. Это легко читается и в тяжелом молчании, и в позе, которую она принимает после того, как встает и выпрямляется.

– Если бы муж бросил тебя после выкидыша, как бы ты себя чувствовала, а, Кира?

Знаю, что Дарья потеряла ребенка давно, но все равно вздрагиваю. Трачу какое-то время на то, чтобы переложить стопку бумаг с одного края стола на другой край и восстановить душевное равновесие, и гулко сглатываю.

Жанна, в свою очередь, принимает мое безмолвие за капитуляцию, и напирает с удвоенной силой.

– Лебедевы вообще-то еще не развелись и находятся в законном браке. А вот твой флирт…

– Тебя не касается. Так же, как и моя личная жизнь.

Перебив зарвавшуюся коллегу на полуслове, я скрещиваю руки на груди и с приличной долей удовлетворения наблюдаю за тем, как краски стремительно сползают с Жанниного лица.

Да, меня цепляют досужие сплетни. Да, сложившаяся ситуация изрядно треплет мне нервы. Но я совершенно точно не готова стискивать зубы и покорно выслушивать оскорбления от постороннего человека.

– Не мешай мне работать, пожалуйста. Я и так не могу нормально сосредоточиться на контракте. Отвлекают.

Я выразительно указываю Жанне на дверь и, допив остатки холодного кофе, ныряю с головой в рутину. Машинально совершаю звонки, на автомате вношу корректировки, пропускаю обед и в прострации еду к родителям, чтобы забрать Митю.

По закону подлости попадаю в километровую пробку. Изнываю от плавящегося асфальта и звонких сигналов клаксонов, которыми нетерпеливые водители пытаются подгонять тех, кто впереди. И думаю, что этот день не может стать хуже.

Ошибаюсь.

У ворот нашего дома, как приклеенный, стоит Павел. Ковыряет носком туфли землю, катает во рту зубочистку и не сразу замечает мое появление. Несмотря на духоту и влажность, на Григорьеве сегодня серо-стальной костюм и белоснежная рубашка. Серый галстук немного ослаблен. На запястье стильные часы, которых я раньше не видела.

В коротких пару секунд я срисовываю все эти детали и никак не могу отделаться от мысли, что Паша копирует Никиту. Плохо, но копирует. Правда, сходство заканчивается на одежде. Нет в Павле ни Лебедевской харизмы, ни твердолобого упрямства, ни наглой уверенности в собственных действиях.

По крайней мере, при моем приближении он мешкается и неуклюже засовывает руки в карманы.

– Привет,