Ты и небо - Алина Егорова

Когда бы еще она такое увидела? Из Полукатина получился прекрасный гид. Он интересно рассказывал, сдабривая повествование забавными историями и шутками. Останавливался в наиболее живописных местах: скалы, а внизу, как в Испании, бухты с изумрудно-голубой водой, пляжи, сосны, запах которых в сочетании с запахом моря пьянил. Это была сказка, увлекательное путешествие в край дикой природы со встроенными в нее элементами инфраструктуры.

На неудобных каменистых участках старший бортпроводник галантно подавал руку дамам. Когда он подал руку Инне, она нечаянно посмотрела в его глаза и обомлела – глаза у Михаила оказались разного цвета: один пронзительно-бирюзовый, точно вода в бухте, второй же светло-карий, как свежая сосновая смола. Полукатин, заметив ее замешательство, звонко рассмеялся, да так заразительно, что нахлынувшее было на Инну смущение мгновенно исчезло. Они вместе смеялись, держась за руки, словно подружившиеся в песочнице дети. Это был момент счастья, у которого нет ни «вчера», ни «завтра», счастья внезапного и мимолетного.

Раньше Ясновская не думала, что гетерохромия может выглядеть настолько красиво. За все время общения с Полукатиным она не замечала, что у него такие необычные глаза, Инна вообще старалась не смотреть на старшего бортпроводника, чтобы тот не подумал чего и не догадался о ее чувствах к нему.

С того дня Инна пропала. Полукатин основательно поселился в ее мыслях: неминуемо, против воли и надолго, как внезапно поселяется в доме кот. Он и сам походил на кота: белого, породистого, с глазами разного цвета.

* * *

Нежнейший коралловый рассвет над легкими перистыми облаками. Где-то слева белеют Пиренеи. Дмитрий Огарев никак не мог привыкнуть к этой потрясающей красоте. «Неужели я все это вижу?!» – часто думал Дима.

Он, обычный парень из простой семьи, вырос в селе под Рязанью. Ему по всем жизненным канонам было предписано стать если не трактористом, то механиком на местной птицефабрике. Ладно. Каким-нибудь менеджером в областном центре. И это потолок. Никто из его одноклассников дальше ПТУ, пардон, лицея, не продвинулся. Им все детство твердили и родители, и учителя: где родился, там и пригодился. А у него, Димки Огарева, была мечта, заветная и фантастическая – летать. Удивительно, как эта мечта вообще смогла втемяшиться в его голову и не рассыпалась под натиском обстоятельств. Дима не помнил, с чего началась его тяга к небу – такому разному: пронзительно яркому, или хмурому с тяжелыми серыми облаками, или усыпанному перемигивающимися звездами, или карнавально-пестрому, в акварельных узорах заката и всегда бескрайнему. Возможно, эта мечта исходила из желания посмотреть, что там за пределами поселка. Чем меньше искушен человек, тем больше у него желаний и тем настойчивее он стремится их воплотить. Поселок заканчивался лесом с одной стороны и полями с другой. Через эти поля лежала дорога в районный центр, куда раз в день курсировал похожий на буханку хлеба пузатый автобус. Автобусная остановка служила местом сбора сельских подростков, отчего имела дурную славу. Подростки курили, пили, как правило, самый дешевый и некачественный алкоголь. Огарев был обычным пацаном и тоже околачивался на остановке. Правда, недолго. Такое времяпрепровождение ему быстро наскучило, и друзей у него там не было, не сложилось.

Огарев упрямо шел к своей мечте, невзирая ни на какие преграды, коих на его пути было полно, начиная с отсутствия в поселке средней школы. После девятого класса он логично перешел в единственное в районе, если не считать швейного училища, ПТУ на специальность автослесарь. А куда же еще? В свои неполные пятнадцать Дмитрий не мог без чьей-либо поддержки никуда уехать, чтобы там учиться. К счастью, на момент окончания училища Дмитрий еще не достиг призывного возраста и смог поступить в Рязанский строительный институт. Сначала он попытал счастье в Ульяновском летном[28], но, увы, не хватило баллов. Мечта звала, и Огарев каждый год подавал документы в летное снова и снова. Повезло после третьего курса, но перевестись удалось только на первый курс, и то хорошо, иначе отсрочка от армии пропала бы. Не то чтобы Дмитрий не хотел служить. Угоди он в армию, у него появились бы все шансы на плацу оставить здоровье, так необходимое для работы в небе. Огарева не понимали: как так бросить три курса? Это же неполное высшее! Дима не видел себя строителем. «Какая радость от ежедневного хождения на нелюбимую работу?» – думал он. Дмитрий побывал на практике в одном из стройтрестов, насмотрелся там на унылых служащих и окончательно убедился, что так же не хочет. Он безо всякого сожаления вместо учебы на четвертом курсе в Рязани сел за парту вместе с другими первокурсниками Ульяновского высшего летного училища. Курсантов кормили и одевали за государственный счет, по выходным Дима шабашил в автосервисе. Жить было можно.

Сегодня встал в четыре утра. Как же хочется спать! Еще и солнце слепит глаза, их так и тянет закрыть. Но нельзя: напарник, Андрей, малоопытный, год после училища. Поэтому приходится бдеть. Андрюха – два уха, куда ты ручонки тянешь? Что ты думал? Лучше бы спал, мне спокойнее будет. Если ведешь связь – не тормози! Видите ли, ему не разобрать, что там Рим-контроль говорит. А что ты хотел, чтобы итальянцы с тобой по-русски трындели? Да, у них такой английский. Ты еще китайцев не слышал, то-то тебе итальянцы родными покажутся! Потому что китайский английский – это совсем не английский. Но понимать диспетчера пилот обязан, даже китайского.

Долетели. На обратном рейсе Огарев доверил управление Андрею. На свою голову. Не хотел ведь, но молодым тоже учиться надо.

– Да твою ж дивизию! I have control![29] – едва успел протараторить командир, как выражаются в летной среде, «для прокурора». Случись инцидент, проверяющие в обязательном порядке прослушают все записи в кокпите. Соблюдают ли пилоты инструкцию? Нет? Так получат по полной. То, что времени на говорильню нет, не проблема инспектора. В инструкции прописан алгоритм действий летного экипажа, извольте его соблюдать. Прежде чем вмешаться в управление флай-пилота, его напарник обязан громко и ясно об этом сообщить.

Дима забрал управление и выровнял крен.

– Ты что творишь, олух?! Кто вас таких допускает, хотел бы я знать! – негодовал командир.

«Что-то я разворчался, совсем пацана зашпынял, сидит как пришибленный. – Дима посмотрел на второго пилота. – Пусть мотает на ус. Чему их сейчас в училище учат! Вот нам инструкторы спуску не давали. Эх, молодежь!»

Пим-пим-пим! – звонок в дверь. Пришла бортпроводница.

– Товарищи пилоты, обедать будете?

– Я чуть позже. Чайку сделай, пожалуйста, Вероника, – попросил Дима.

Проводница замерла в ожидании ответа второго пилота.

– А вам? –