Не от мира сего - Александр Бруссуев

Могучая сила Сампсы нашла применение в разрешении людских споров. Если он заинтересовывался в чьих-то обидах, то совершенно искренне считал, что обязан помочь. К нему обращались, одновременно, как к судье и исполнителю приговоров. Делом он занимался не спеша, но тщательно, не упуская никакой мелочи. Можно было быть уверенным, что вынесенный, в конце концов, его самоличный вердикт настолько близок к истине, насколько это действительно возможно.

Конечно, так не бывает, чтобы частное лицо имело не только свое мнение, но его и доказывало, при этом, никак не ущемив законные решения настоящих, светских, Судов. Поэтому государевы Судьи его истово ненавидели, впрочем, как и манипуляторы Новгородской Правды и иже с ней. Сампса вечно был вне Закона, за его голову всегда была назначена какая-то награда, что нисколько не мешало ему чувствовать себя спокойно, как в больших городах, так и в маленьких деревнях. Его авторитет у обычных людей был непререкаемый, поэтому его уважали и ему старались помочь все.

Неоднократно привлекаемый к публичному Суду за неуважение его решений, он оборачивал его в фарс, когда каждому присутствующему делалось совершенно ясно, кто виноват, а кто — нет. На него многажды раз покушались, его пытались подкараулить целые отряды наемных убийц, но всегда безуспешно — воинское искусство Сампсы было выше любых похвал.

Считалось, что секрет могущества и неуязвимости у него в волосах. Пока чужая рука не коснется ножницами его волос — он невосприимчив к насилию над собой. Так это или нет, никто не ведал, но сам богатырь старательно поддерживал подобные слухи. Его ухоженные волосы всегда привлекали внимание. Он это знал и этим пользовался.

Поступки врага, изучившего Сампсу, от этого делались вполне предсказуемыми. Он первым делом нацеливался вырвать клок волос с головы богатыря, тем самым несколько отвлекаясь от основной цели. Важно было уничтожить непокорного суоми, не важно, каким образом.

Сампса был суоми, что добавляло толику ненависти к нему, как со стороны тевтонов, так и слэйвинов. Отчего-то и одними, и вторыми считалось, что древность народа характеризуется его отсталостью и дикостью. Старинная культура ливонцев одинаково методично уничтожалась как теми, так и другими. Сампса в ответ пытался противостоять обоим агрессорам.

Его считали чуть ли не судебным приставом, к его слову прислушивались, его боялись и уважали. Когда-то в молодости на состязаниях в Дерпте, или, как его еще называли — Юрьеве, богатырь дальше всех бросил громадный камень, который, упав, погрузился в землю так, что никто больше не смог его вытащить, не применяя лопату. Так он и остался лежать, как реликвия и доказательство тому, что легендарный сын Калевалы не был изгоем и монстром, сокрушающим всех людей вокруг себя. С людьми он был человеком. Вон, даже камнями не гнушался бросаться.

Однажды в крепости Таллинна передрались между собой сторонники папского легата Балдуина и люди Ордена, не обязательно рыцари. Все тевтонские рыцари тогда сопровождали эзельского епископа Годфрида, так что в устроенной в стенах замка резне были не при делах. Ливам-то по большому счету было плевать, что там устраивают между собой господа интеллектуалы, но дело оборачивалось возможностью серьезных вооруженных действий, что, в конце концов, могло повлечь жертвы с их стороны — территория-то была ливонская. Поспешная эвакуация, если не сказать бегство, Годфрида было подозрительным.

Сампса об этом, конечно был ни сном, ни духом. На острове Пириссар, что в Чудском озере, он занимался какими-то своими делами: помогал родственникам или просто отдыхал, тягая рыбу в свое удовольствие. Он был еще не очень известен, поэтому мог позволить себе иной день расслабиться. Но не получилось на этот раз. В пролив между Пириссаром и другим островом, Лежницей, именуемый Малыми Воротами, вошли несколько лодей, побитых и дырявых донельзя. Отчаянно гребущие люди, оказавшиеся чудью, после того, как их плавсредства затонули у самого берега, поведали, что грядет избиение ливонцев, живущих поблизости от Плескова.

Былой тамошний князек, Владимир Мстиславович, всегда усердно вынашивающий планы сближения с немцами, вновь появился в городе. Несколько лет назад его изгоняли из стен, и он загадочным образом прибился к руководящему посту в Идумее. Ливы и латгалы, живущие там, поздно выяснили нечистоплотность благородного Владимира, когда казна их города изрядно оскудела. Тут же проведенная проверка выявила многочисленные факты злоупотребления положением, тевтонцы, чьи деньги, собственно говоря, и были разбазарены, сунулись ловить вора, но не тут-то было. В Таллинне началась разборка между немцами.

— Володя, где мои деньги? — спросил Годфрид, когда они встретились на берегу реки Желча. Могли бы, конечно, предваряя битву, встретиться и при Сауле. Итог был бы все равно одинаков.

— Сам дурак, — прокричал со своей стороны берега князь Владимир.

— Володенька! Я ж тебя руками на части порву, — сатанея, провыл епископ (слова из "Места встречи изменить нельзя", примечание автора).

Тут прискакала заподозрившая неладное вся армия тевтонских рыцарей числом восемнадцать человек. Эзельский епископ Годфрид сразу поскучнел, притворился, что просто на моционе и хотел, было, предложить меченосцам изловить подлого слэйвина, ковыряющегося в носу на том берегу. Рыцари, конечно, готовы были порубить в капусту хоть кого, но в кустах за предложенным для экзекуции человеком смутно угадывались еще люди в неизвестном количестве. Смысл связываться с противником сразу пропал, тевтоны загрузили брызжущего слюной попа на хромую кобылу и ускакали в Германию. Повезло: остались бы в замке — порезались бы.

Прячущиеся ополченцы были приближенными ко двору малолетнего сына Ярослава, Александра. Владимир Мстиславович никогда не стал бы действовать в одиночку. Теперь он принял сторону молодого новгородского князя. Чем моложе соучастник, тем меньшую долю ему можно выделить.

Александр, чей выход на промысел был самым первым в его насыщенной жизни, получив награду, честно разделил ее среди своего потешного войска: каждый получил по серебряному грошу. Свои пятьдесят артигов он спрятал в самый глубокий из своих карманов — в поясной на трусах. Новгородские куны уже были не в ходу среди серьезных людей.

Ватага воодушевилась и, веруя в свою удачу, начала бить чудь, размеренно проводившую жизнь в делах и заботах на берегу Чудского озера. Кого-то забили до смерти, кто-то под градом стрел уплыл на остров Пириссар.

Как потом говорили очевидцы: "Нагруженный двенадцатью дюжинами громадных досок, Сампса Калевапойка пошел вброд Чудским озером, вода доходила ему до чресл. Вблизи Пскова он вышел на берег". Зачем он выломал из погибших лодей столько досок, многие не догадывались.

А Сампса, не скрываясь, вышел на берег перед изумленными людьми Александра. Владимир, будучи мудрее, решил пойти прочь, от греха подальше.

— Кто таков? — сказал молодой князь. — Почему с досками?

На самом деле, чтобы не быть расстрелянным из луков, или не вызвать никаких чувств, например — агрессии, богатырь таким образом сделал отвлекающий маневр. Удивление редко переходит безо всякой паузы во вражду и драку. И ему удалось получить время для оценки ситуации.

— Это — наши лодки, которые вы разломали, — сказал он, вытаскивая из кипы одну, подозрительно напоминающую кол, каким издревле решали конфликты в деревнях. Ну а дальше вся банда оценила на себе всю свирепость разбуженного суоми.

Сампса метался тигром из стороны в сторону, сопровождая каждый шаг ударом по цели. Кто успел вытащить свои ножи, те пали первыми. Кто схватился за луки — вторыми. Кто бросился к далеким городским стенам — третьими.

Князь Александр даже не подумал, что уронит свою честь, если исчезнет с поля битвы. Он упал в траву и пополз, как уж, к коновязи. Мошна с деньгами затрудняла передвижение, поэтому он ее сбросил вместе с портками. Когда конь помчал голозадого всадника прочь, то единственная мысль у него была: "Сможет ли безумный суоми догнать его бегом?"

Лишь только один человек смог покинуть поле битвы, не потеряв при этом своего лица, в прямом и переносном смысле этих слов. Ровесник новгородского князя Василий Буслаев, несколько раз уклонившись от выпадов Сампсы, благоразумно решил не предпринимать попыток противостояния. Медленно отступив, он выпал из поля зрения разъяренного великана, дошел до своего коня и тоже ускакал подальше от разыгравшейся бойни. Ну их в пень, эти походы за доблестью!

Сампса нашел сброшенные в пылу погони князево исподнее, брезгливо ткнул их ногой и обнаружил деньги. Тогда он двинулся в направлении, куда утек самый взрослый среди всех разбойничков. Вряд ли кто-то из ровесников расплатился с Александром немецкими монетами.