КРАСНЫЙ ШАТЕР - Анита Диамант

Перед восходом солнца Рувим с Лией уже были на берегу, готовые встречать Иакова, но отец не появился. Стихло утреннее приветствие птиц, солнце подсушило росу, но его не было видно. По команде матери Рувим, Симон и Иуда погрузились в воду, чтобы вернуться и поискать отца. Они нашли его избитым и обнаженным посреди вытоптанной поляны в кустах. Рувим поспешил назад к нам, закричал, чтобы быстрее несли одежду, прикрыть наготу нашего отца, а затем перенес его через реку.

Всеобщее молчание сменилось хором стонов и приглушенных восклицаний, когда мы увидели Иакова - без сознания, на руках сына; левая нога свисала под странным углом, как будто бы больше уже не принадлежала его телу. Инна бросилась вперед и приказала скорее поставить мужской шатер. Билха развела огонь. Мужчины стояли неподвижно, не зная, что делать. У Рувима не было ответов на наши вопросы, и потому все замолчали.

Наконец Инна вышла из шатра и коротко сказала:

- Лихорадка.

Рахиль стрелой бросилась за своими травами. Инна жестом велела Рувиму следовать за ней в шатер, и несколько мгновений спустя мы услышали ужасный, просто животный крик: это Рувим под руководством Инны вправил отцу вывихнутую ногу. Но последовавшие затем тихие стоны были еще страшнее крика.

Всеми позабытая, я тихо сидела у входа в шатер, наблюдая за решительными, раскрасневшимися лицами Инны и Рахили, которые сновали туда-сюда. Я видела, как губы моей матери плотно сжимались, превращаясь в тонкую линию, когда она склоняла голову, чтобы узнать от целительниц новости. Я слушала сквозь стены шатра, как отец ругал синего речного демона и призывал армию ангелов побороть могучего врага, восставшего из воды. Зелфа бормотала молитвы Гуле, а Инна напевала песни древних богов, которые носили абсолютно незнакомые мне имена: Нинтинугга, Нинисинна, Баба.

Я слышала, как отец плачет и молит брата о милосердии. Я слышала, как Иаков, отец одиннадцати сыновей, зовет свою мать: «Эма, Эма» - словно потерянный ребенок. И как Инна утешает его и уговаривает выпить отвар, сюсюкая с больным, словно с младенцем.

В тот бесконечный день никто не ел и не работал. Вечером я уснула всё там же - у шатра, и сны мои пронизывали крики отца и бормотания матерей. На рассвете я проснулась, ошеломленная тишиной. Я в ужасе вскочила на ноги, уверенная, что отец умер. Теперь всех нас пленит Исав, мы станем его рабами. Но когда я заплакала, рядом появилась Билха и обняла меня.

- Ну что ты, малышка, - сказала она, поглаживая мои спутанные волосы. - С отцом все в порядке, он здоров. Иаков очнулся и теперь спокойно спит. Твои матери тоже уснули, они устали от тяжелых трудов.

К исходу второго дня отец уже достаточно оправился после внезапного испытания, чтобы сидеть у входа в шатер, когда ему принесли ужин. Нога все еще болела, и он едва мог ходить, но глаза его снова стали ясными, а руки больше не дрожали. На этот раз я уснула без страха.

Мы провели два месяца возле реки Яббок, пока Иаков окончательно не поправился. Был разбит лагерь, установлены шатры для женщин и для работников. Жизнь обрела распорядок: мужчины пасли скот, женщины готовили. Мы построили печь из речной глины; так здорово было снова есть свежий хлеб, мягкий и теплый, вместо порядком надоевших дорожных сухарей, приправленных пылью.

В первые дни болезни Иакова пришлось зарезать двух овец, чтобы варить ему укрепляющие бульоны, так что на некоторое время мы были обеспечены мясом. Столь редкое угощение сделало болезнь отца похожей на праздник. Однако когда здоровье Иакова восстановилось, к нему вновь вернулся страх - причем с удвоенной силой и в новом обличье. Теперь Иаков мог говорить только о мести своего брата: он запомнил с той роковой ночи схватку с целой армией ангелов и считал ее предвестием большой битвы. Все попытки успокоить Иакова привели к тому, что он лишь стал еще более подозрительным, так что даже отослал прочь мягкого и заботливого Рувима. Вместо него он приблизил Левия, который мрачно соглашался с самыми кошмарными ожиданиями отца.

В разговорах между собой матери пытались найти объяснение последнего сна Иакова, настолько могучего, способного перенести его в иной мир. Они тревожились и обсуждали, как их муж поступит дальше. Не было ли ошибкой отправить посыльного к Исаву? Вдруг он теперь первым нападет на них? Не разумнее ли было бы обратиться за помощью к их отцу, Исааку? Возможно, женщинам следует отправить своего гонца к Ревекке, которая приходится им не только свекровью, но и родной тетей? Но вот о чем мои матери ни разу не упомянули, так это о переменах, произошедших с их супругом. Уверенный в себе человек внезапно стал пугливым и подозрительным, а его прежние нежность и заботливость вдруг уступили место требовательности и даже холодности. Вероятно, Лия и ее сестры считали это проявлениями болезни, а может, попросту не замечали того, что видела я.

Мне ненавистно было любое упоминание об Исаве, хотя через некоторое время страх сменился скукой. Мои матери не обратили внимания на то, что я начала сторониться их шатров. Они были слишком озабочены состоянием Иакова и тем, что будет дальше, а работы для меня почти не находилось.

Вся наша шерсть была спрядена в нити, а ткацкие станки не распаковывали, так что мои руки изнывали без дела. Никто не посылал меня за водой или за шерстью, не было тут и огорода, бесконечно требующего прополки. Детство мое подходило к концу, и никогда прежде - да и потом тоже - я не была такой свободной.

Мы с Иосифом исследовали реку. Мы бродили по ее берегам и наблюдали за крошечными рыбками, роившимися в мелких заводях. Мы охотились на лягушек, ярко-зеленых, в отличие от тех сероватых, что попадались в нашей родной долине. Я собирала дикие травы, а Иосиф ловил кузнечиков, которых мы ели с медом. Мы окунали ноги в прохладную быструю реку и плескались, пока одежда наша не промокала. А после этого ждали, когда она высохнет на солнце, обретя запах ветра и вод Яббока.

Как-то раз мы отправились вверх по течению и обнаружили нерукотворный мост - череду плоских камней, по которым можно было без труда перейти на другой берег. Некому было запретить нам это, и мы вскоре обнаружили то самое место, где был ранен наш отец. Мы догадались об этом по прогалине, окруженной восемнадцатью деревьями, по вытоптанной траве и поломанным ветвям кустов. Нашли мы