Побеждённые (Часть 1) - Ирина Головкина

- Нет.

- Мне придется лечь в больницу на несколько дней.

- Ты больна?

- Да нет же, не больна. Ах, глупый! Неужели ты не понимаешь. Ты был слишком неосторожен прошлый раз, и вот теперь... Ну, пойми же!..

Он схватил ее за руку:

- Ребенок?

- Да! - и она припала головой к его плечу.

- И ты уверена, что мой?

- Конечно, уверена. Я мужу не позволяю... так. Я его держу в ежовых рукавицах. Это тебе только... Одним словом - я знаю! Да пусти же мои руки, ты мне пальцы сломаешь!

- Ты не пойдешь в больницу, я не позволяю! Нет, нет - не позволяю.

- Как не позволяешь? Чего же ты хочешь? Ты в уме?

- Марина, как можешь ты даже думать об этом?! Теперь же поговори с мужем, завтра же! А я подам заявление, что ухожу из порта. Большевики во всем невыносимо осложнили жизнь, но уж по части расторжения брака дело у них налажено блестяще - довольно желания одной стороны, и в несколько дней все будет кончено... Получишь развод, и мы зарегистрируемся.

Она смотрела на него с удивлением.

- Знаешь, ты безумный какой-то! Тебе в твоем положении только жены и ребенка не хватало!

- Марина, ты меня любишь?

- Обожаю! - она потрепала его волосы.

- Почему же ты так отвечаешь?

- Милый, ну взгляни же на вещи трезво. Если я разойдусь с мужем, а ты уйдешь из порта, у нас не будет ни работы, ни зарплаты, ни жилплощади, ни вещей... Ничего. Как же мы будем жить? Это все не так легко! Верить, что с милым рай в шалаше, может только тот, кто не испытал нужды, а я уже достаточно намучилась, когда после революции осталась вдвоем с мамой. Знаешь, я служила регистраторшей в какой-то гнусной поликлинике; на меня кричал каждый, кому было не лень. Получала я только пятьдесят рублей, домой возвращалась только в шесть часов, ела воблу и картошку, стирала сама большую стирку, сама мыла полы, ходила вся драная... Только два года, как я сыта и одета - с тех пор, как Моисей женился на мне. И опять возвращаться к этому же!

- Что ж, я больше не смею настаивать, - мрачно сказал Олег. - Бедная Россия! Если ее женщины так измельчали, тогда в самом деле конец нашей Родине! Значит, мы обречены на вымирание. А хам будет плодиться.

- Какой ты неблагодарный! Я так тебя желала. А ты меня же упрекаешь!

- А я в ответ на все это делаю тебе предложение. Ты этим недовольна? Так чего же ты хотела от меня?

- Я не "недовольна", я очень тронута, но я не могу. Пойми, не могу пойти на такой риск.

Он встал с колен.

- Как хочешь. Я сказал все, что может желать услышать женщина в такой момент. Больше мне сказать нечего. Но знай, если ты сделаешь аборт, а разорву с тобой.

- Но почему же?

- Ты не хочешь от меня ребенка, ты мне отказываешь в моей руке, ну а я не хочу этих встреч. Мне твой отказ оскорбителен. Вот и все.

- С операцией все уже решено: я записана на койку. Завтра в двенадцать часов Моисей Гершелевич повезет меня.

- Моисей Гершелевич? А как же он принял это?

- Ну... Я сумела представить дело... Втерла ему очки... - и она повертела рукой перед его глазами.

Его передернуло от этой фразы.

Из коридора послышался звонкий голос Мики, вернувшегося из школы и препирающегося с дворничихой - она кричала, что он не снял галоши и наследил по всему коридору. Марина вскочила и пошла навстречу мальчику. Мика весело поздоровался с обоими.

- Поцелуй от меня Нину, Мика, и скажи, что мне очень хотелось с ней поговорить. До свидания, Олег Андреевич.

Олег подал ей шубку и надел ботики. В кухне, бросая любопытные взгляды, вертелась Катюша. Олег вышел за Мариной на лестницу.

- И все-таки, Марина, последний раз прошу тебя - одумайся! Если ты выйдешь за меня и оставишь этого ребенка, я всю жизнь посвящу тебе.

Она стояла, опустив голову и разглядывая хвостики своей муфты. Он взял ее руку:

- Согласна?

Не поднимая глаз, она отрицательно покачала головой. Он выпустил ее руку и пошел наверх, она - вниз. "Никогда он не разорвет со мной, - думала она, спускаясь, - достаточно мне будет на одну минуту остаться с ним наедине и броситься ему на шею, и он снова мой. Я его уже знаю". И все-таки слезы наворачивались на глаза.

Вечером Нина сказала Олегу:

- Вы можете поздравить меня - я официальная невеста Сергея Петровича. У меня устано-вились самые лучшие отношения с его матерью, и при первой возможности мы обвенчаемся.

Он поцеловал сначала одну ее руку, потом другую:

- Очень, очень рад за вас. Значит, не перевелись еще на Руси женщины, готовые идти за человеком даже в Сибирь. Я уверен, что у вас будут счастливые дни! - Я не ожидала, что вы будете поздравлять так горячо и искренне. Я думала... память брата... расстрогалась Нина.

- О нет! Если бы вы выбрали человека из враждебного лагеря преуспевающего большевика... Но для белогвардейца, сосланного... Я рад. Я горжусь вами.

Зазвонил телефон. Марина просила Нину немедленно приехать к ней и выслала машину. Нина поехала. Олег взволновался. "Может быть, Марина передумала и хочет передать это мне через Нину?" - подумал он. Нина не возвращалась долго, но он не ложился, дожидаясь. Услышав, наконец, ее шаги, он вышел в коридор снять с нее пальто, вопросительно на нее взглянул: "Знает ли она, что я честно предлагал брак?" Она встретила его взгляд и, по-видимому, угадав его мысль, пожала его руку:

- Вас не в чем упрекнуть. Марина сама не знает, чего хочет.

На следующий день Олег должен был идти в поликлинику, выписываться на работу, но, против ожидания, его задержали еще на три дня, которые он провел то за книгой, то за шахматами, то за колкой дров, и, наконец, вызвался исправить электропроводку в комнате Нины, не зная, чем заглушить тоску. На третий день он подошел открыть дверь на звонок и увидел перед собой Моисея Гершелевича в прекрасной шубе с каракулевым воротником. "Объяснение!" - мелькнула в его голове, и сразу составилась фраза: "Готов дать вам удовлетворение, в какой бы форме вы ни пожелали!" Но еврей протянул ему руку и, улыбаясь золотыми зубами, сказал:

- А, уже дома! Приятная неожиданность! Ну, как здоровье? Вас заменяет один юноша, но с работой плохо справляется. Ждем, очень ждем. Когда думаете выйти?

- Завтра иду в поликлинику. Буду просить, чтобы выписали на послезавтра.

- Нет, нет. Торопить врачей никогда не следует - здоровье прежде всего. А к первому мая я выпишу вам премиальные, чтобы вы могли поправить свои дела.

- Благодарю, не надо. Я еще так недавно работаю... На вас нарекания будут.

- Устроим все, устроим. Как-никак, имею некоторую власть. А скажите, Нина Александ-ровна дома? Меня командируют в Москву, а у меня жена в больнице - хочу просить, чтобы Нина Александровна ее навестила.

Олег повел его к Нине.

- Ну, что Марина? - было одним словом из ее первых восклицаний. Олег решил, что при таком разговоре он может показаться лишним, и пошел из комнаты, но у двери намеренно задержался, закуривая для вида. Муж отвечал:

- Не совсем благополучно. Выскабливание делал сам профессор, а, между тем, она температурит. Хотел просить вас навестить ее завтра. Там впускной день. Передайте ей, пожалуйста, от меня эти груши и виноград.

Олег вышел.

Он стоял на табурете в коридоре, натягивая провода, когда Нина и Моисей Гершелевич вышли из комнаты и остановились у вешалки. Еврей говорил:

- Как я умолял ее не делать этого! Согласитесь, что уж мы-то при нашем материальном положении можем позволить себе роскошь иметь детей! Я специально ездил к ювелиру, купил ей браслет за пятьсот рублей, обещал после родов серьги - ничего нельзя было с ней поделать. А теперь вот целый день плачет и температуру себе нагоняет.

При этом он весь так и разбухал от гордости - и за материальное преуспевание, и за мнимое отцовство. Ему явно невдомек было, что бестактно рассказывать такие интимные вещи, не стесняясь присутствия постороннего человека. И как это мелко - упоминать о материальном процветании и приводить цифру за браслет. А что за самоуверенность в том жесте, каким он перебросил одну из груш Мике. Олег брезгливо поморщился, и когда Моисей Гершелевич наконец ушел, он заметил с горькой усмешкой:

- Процветающий еврей среди разоренных, униженных русских дворян! Знамение времени!

Глава шестнадцатая

Елочка стала частой гостьей у Бологовских - врач прописал Наталье Павловне впрыскива-ния для укрепления сердечной мышцы, и та, питая ужас перед районной амбулаторией, решила обратиться к Елочке, которая охотно согласилась, заранее предупредив, чтоб об оплате не было и речи. Каждый раз, когда она приходила, Ася или француженка выкатывала маленький чайный столик, как если бы дело происходило в великосветской гостиной девятнадцатого века. Архаический столик с севрским сервизом на фоне давно не ремонтированной, запущенной комнаты, и усталая француженка, раскладывающая жалкую повидлу на очаровательные блюдца, а рядом - Ася, натирающая паркет или стирающая пыль с бесчисленных бабушкиных овальных миниатюр...

- Eh bien, Helene?* - спрашивала Наталья Павловна у Лели, когда та в очередной раз возвращалась с биржи. Ответ всегда был один и тот же товарищ Васильев, видимо, находил для себя неизъяснимое наслаждение в том, чтобы всеми способами не давать дорогу "непроле-тарскому элементу". Елочка взялась хлопотать, чтобы ее дядя, старший хирург, пользующийся большим весом в больнице, попросил своего приятеля рентгенолога взять Лелю к себе в ученицы, а как только она овладеет специальностью, можно будет ее устроить на работу, минуя биржу с плотоядным товарищем Васильевым - специальность дефицитная и рентгенкабинеты переманивают друг у друга рентгенотехников. Все пришли в восхищение от этой выдумки.