Арийцы. Основатели европейской цивилизации - Гордон Чайлд

Их связи с Азией проследить намного труднее. Культура «дунайцев» имела ряд характерных признаков, и, кроме того, они сумели создать собственное искусство. Мы можем указать на некоторые памятники различных волн переселенцев, пересекавших Анатолию, которые доктор Джайлс использует для того, чтобы объяснить появление индоиранских языков, индоевропейских элементов в языке несили, а также фригийского и армянского языков. Хотя имеющегося в нашем распоряжении материала все еще недостаточно, общий характер культуры наиболее важной для нас области, северо-западной оконечности Малой Азии, нам более или менее знаком. Простой осмотр находок из Трои и Йортана позволяет сделать вывод, что там не просматривается такого влияния культуры «дунайцев», которое мы видели в Бутмире, а также на территориях, простирающихся от Моравии до Бельгии. Мы видели в предыдущих главах, насколько прочными были связи, которые соединяли Анатолию и Европу в любом направлении. Мы действительно обнаружили период тесных контактов между Троей и долиной Дуная, точно так же как между Фракией и Фессалией. Но ни один из этих элементов не является отчетливо «дунайским» по происхождению. Некоторые из них появились из Трои, в то время как боевой топор, который является исконно европейским оружием, не характерен как для населения долины Дуная, так и Трои. Таким образом, необходимые связи между долиной Дуная и Древним Востоком не могут быть прослежены через Анатолию. Мы позднее увидим, что альтернативный маршрут через Южную Россию и Кавказ тем более следует исключить.

К тому же культура «дунайцев» на самом деле не соответствует той изначальной индоевропейской культуре, которую рисуют нам данные сравнительного языкознания. Мы не будем настаивать на том, что в их хозяйстве исключительно важное значение имели земледелие и свиноводство, которые доктор Джайлс приписывает своим «странникам». Но отсутствие наконечников стрел или другого оружия заслуживает внимания. Опять-таки наличие у земледельцев долины Дуная культа Богини-Матери является явно неиндоевропейской чертой. Но слово «земледелец» подводит итог всем утверждениям о том, что первые неолитические обитатели центральноевропейских лессовых земель могли быть индоевропейцами. Не соглашаясь с экстравагантными утверждениями «расовых психологов», необходимо отметить, что «дунайцы» должны были обладать определенным менталитетом, и этот менталитет был менталитетом крестьянина. Ярко выраженная земледельческая культура, которую мы описали, должна была выработать у ее создателей чисто крестьянский склад ума, который все еще очень распространен в Восточной Европе или в Китае. Присущий ему консерватизм и стойкая привязанность к земле никак не вяжутся с любовью к странствиям и приключениям, без которых было бы невозможно распространить индоевропейские языки на большей половине земного шара.

Конечно, известны случаи, когда оседлые народы переходили к номадизму; возможно, что это случилось и с «дунайцами» и изменило их менталитет. Но в Европе такие резкие климатические изменения в течение современной геологической эпохи, которые побудили бы земледельцев пуститься на поиски приключений, не засвидетельствованы. Не вызывает сомнения, что дунайская культура сохранилась в Центральной Европе. Земледельцы появляются, насколько мы можем судить, всюду в доисторический период как инертная масса и вскоре становятся добычей целой череды завоевателей, как только они появляются на арене истории. Исторически земледельцы вновь и вновь попадали под власть новых правителей и часто покорно принимали язык, обычаи и верования завоевателей. Насколько мы можем судить, «дунайцы» и сами непрерывно смешивались с другими культурами, принимая в свой состав чуждые этнические и культурные типы. Большинство тех черт культуры, которые составляли основу цивилизации «дунайцев», сохранилось и продолжает существовать вплоть до сегодняшнего дня. Маловероятно, чтобы индоевропейский язык, который одновременно является продуктом и отражением индоевропейской психологии, возник у этих крестьян. Скорее следует ожидать, что индоевропейцы появились после того, как эти земледельцы смешались с другими, более подвижными элементами. Из этого не следует, что эти элементы сами были индоевропейцами до того, как они достигли Дуная.

Если мы откажемся от отождествления Дунайской земледельческой культуры I с индоевропейцами, все еще остается вероятность того, что одна или несколько более поздних этнических групп, которые обосновались в долине Дуная, стали там индоевропейцами. Во всяком случае, так утверждает Е. де Мишели. Он начинает свои рассуждения с очень примечательного явления, наблюдаемого в долине Дуная и в сопредельных областях в течение бронзового века, — с изменения погребального обряда, которое заключается в переходе от трупоположения к кремации. Способ избавления от мертвых часто рассматривается как один из самых характерных обычаев того или иного народа, который наиболее стойко сохраняется на протяжении долгого периода времени. Мы на самом деле наблюдаем появление практики сжигания тел в тех областях, где умерших ранее хоронили. Наш автор думает, что распространение нового обряда произошло в результате переселения некой группы населения и что этими переселенцами были индоевропейцы, расселившиеся из долины Дуная.

Де Мишели отмечает, точно так же как и мы, что обряд кремации был принесен в Италию terramaricoli, которые были индоевропейцами. За ними последовали умбры, которым принадлежала культура вилланова, и венеты, которые, подобно terramaricoli, прибыли из Центральной Европы. Что касается Греции, то можно упомянуть Риджвея, который утверждает, что ахейцы принесли с собой обряд кремации из той же части Европы. Автор показывает, что на западе погребения, содержавшие в себе кремации, которые в течение позднего бронзового и раннего железного веков распространяются по всей территории Франции и в конечном итоге достигают Испании, могут быть связаны с кельтами, прибывшими сюда с территорий к востоку от Альп и Рейна. В Скандинавии и в Северной Германии местное население стало сжигать своих мертвых примерно в то же самое время. Далее к востоку де Мишели выделяет поля погребальных урн, которые простирались от Богемии до Вислы и принадлежали славянам. Он предполагает, что этот обычай проник туда с территории Венгрии. В самой Венгрии обряд кремации хорошо засвидетельствован по крайней мере с эпохи средней бронзы. Таким образом, итальянский филолог представляет дело так, что носители обряда кремации распространялись во все стороны с территории Венгрии, и считает, что все они были индоевропейцами. В Азии индусы практиковали обряд кремации, и мы знаем теперь, что в долине Инда этот обряд сменил более древний обряд трупоположения. Промежуточные связи между ними действительно не прослеживаются, если не считать замены трупоположений на кремации около 1100 года до н.э. в Кархемише, которую можно расценивать как отражение прихода индоевропейцев, практиковавших кремации. Но сам обряд является материальным свидетельством.

Таким образом, тезис де Мишели касается наиболее выраженного культурного синтеза среди всех индоевропейских народов, которые нам известны. Он объясняет распространение культурных особенностей, исключительно хорошо согласующихся с распространением индоевропейских языков. Однако при ближайшем рассмотрении трудности кажутся почти непреодолимыми. Приведенные факты сами по себе не вызывают сомнения, но это — далеко не все факты. В свете более полных знаний кремация представляет собой гораздо более сложную проблему, чем мог представить ее себе автор, писавший свой труд в 1902 году.

Во-первых, обряд кремации появляется гораздо раньше, чем считает де Мишели. В Британии сожженные кости были найдены в неолитических длинных курганах, а затем в круглых курганах второй стадии нашего бронзового века, который синхронен с ранним бронзовым веком на континенте. В обоих случаях обряд появляется в Британии раньше, чем началось расселение кельтов, которым де Мишели приписывал его распространение на запад. Ситуация в Бретани почти такая же. В Центральной Европе она выглядит даже еще более запутанной. В долине Неккара сожженные человеческие кости были найдены рядом с сосудами, типичными для Дунайской культуры I; создается впечатление, что ее носители и представители некоторых других групп населения также кремировали в Богемии своих умерших. Кроме того, в курганах долины Рейна, принадлежащих северному народу боевых топоров, иногда встречаются кремированные кости. В Северной Германии пепел в погребальных урнах иногда находят в поздних мегалитических гробницах. В Тюрингии и Саксонии население Дунайской культуры II, использовавшее глиняную посуду и другие вещи, подобные тем, которые встречаются в погребениях с обрядом трупоположения могильника Ленгиель в Венгрии, сжигало тела своих мертвых, в то время как другие поздние неолитические культуры долины Эльбы также принадлежали к приверженцам обряда кремации. Наконец, в Моравии колоколовидные кубки обычно сопровождают преданные земле тела «следопытов», но в одном или двух случаях они содержали кремированные останки. Все эти кремации в Центральной Европе в местном масштабе классифицируются как неолитические или халколитические и должны быть датированы не позднее чем периодом времени между 2400 и 1800 годами до н.э. Они связаны с материалом, который обычно находят вместе с преданными земле телами, принадлежавшими различным этническим типам, среди которых встречаются средиземноморцы («дунайцы»), скандинавы и «следопыты»! Еще больше запутывают ситуацию сообщения об отдельных случаях кремации с Ближнего Востока, где они датируются очень ранним временем — «неолитические» погребения в секторе Газа (Палестина), а около 2000 года до н.э. они появляются на «огненном некрополе» в Шургуле в Вавилонии (правда, последний случай вызывает сомнения). Эти разбросанные остатки невозможно связать между собой, подобно примерам из бронзового века, на которые доктор де Мишели ссылается.