Кровавые жернова - Воронин Андрей Николаевич

– Я вас первый раз на этом рейсе вижу, – говорил Савелий Иванович. – Случайные люди здесь редко попадаются. Ханты-Мансийск – не курорт, чтобы туда без дела летать. А у кого одна сделка наметилась, за ней и другая последует.

Вы же по делу летите, не к родственникам?

– К друзьям.

Стюардесса склонилась к Савелию Ивановичу как к старому знакомому и сказала только ему:

– Доброе утро.

– Мне, как всегда, апельсиновый сок и два пустых стакана. Вы же не откажетесь?

– Не только не откажусь, но даже и предложу, – обрадовался Краснов. Он-то уже начинал опасаться, что попутчик попался непьющий, а в одиночестве Краснов пить не умел. – Мне чего-нибудь поесть. Что у вас там?

– Советую курицу.

– На меня не смотрите, я в полете не завтракаю. Да и курица для моего желудка достаточно острая. В моем возрасте нужно беречься.

Столик поехал дальше. Из портфеля Савелий Иванович извлек плоскую бутылку коньяка и ловко свернул пробку.

– Это хороший коньяк, – предупредил финансовый инспектор, – мне его специально из Армении привозят.

– Я только попробую, – Краснов остановил руку финансового инспектора. Золотая жидкость лишь закрыла донышко.

– Вы не любитель коньяка?

– Почему же!

Себе Савелий Иванович налил чуть больше.

– За знакомство и за удачный полет!

Коньяк оказался хорошим, мягким и ароматным.

– Давно такого не пробовал, – покачал головой Сергей Краснов, отпуская комплимент хозяину плоской бутылки.

Немного поговорили, и Савелий Иванович взялся за горлышко бутылки.

– На этот раз чуть больше?

– Теперь я угощаю, если не побрезгуете. Мой продукт еще более экзотический, чем ваш.

– Позвольте угадать? Виски.

– Холодно, – улыбнулся Краснов.

– Ром?

– Снова не угадали. Могу дать наводку: ваш коньяк доперестроечными временами отдает, в хорошем, конечно, смысле. Умели некоторые вещи делать. А мой продукт еще древнее. Не обращайте внимания на бутылку.

Краснов раздвинул ноги и вытащил большую литровую бутылку с этикеткой «Мартини». Свернул пробку и дал понюхать попутчику. Тот глубоко вздохнул и блаженно закатил глаза:

– Порадовали старика. Давненько я не пил настоящий хлебный самогон.

– Угадали, хлебный, если производитель не врет. Учтите, покрепче вашего коньяка будет.

Сколько вам?

– Сколько не жалко.

– Бутылка большая, могу полный стакан налить. Но вы же говорили, желудок беречь надо?

Не могу грех на душу взять.

– Вы наливайте, я скажу.

Оказалось, Савелий Иванович ведет для себя обратный отсчет:

– Девять, восемь, семь… Хватит, – выдохнул он, когда в стакане было чуть больше половины. – Для начала самое то. Последний раз самогон я пил, – финансовый инспектор задумался, наморщил лоб, – в восемьдесят восьмом году, когда на родину ездил.

– Тогда за родину.

Стаканы сошлись.

По салону самолета распространялся мягкий, щекочущий ноздри запах самогона. Пригубив, Савелий Иванович задержал жидкость во рту, пошлепал губами и с шипением выдохнул:

– Хорош!

– Могу вас заверить, – пообещал Краснов, – назавтра голова не болит, словно и не пил.

– Верю.

Все же выпивать все залпом Савелий Иванович не рискнул. Цивилизация сделала свое подлое дело, и мужчина приобрел культуру питья.

– Такой даже грех запивать, грех заедать. Так бы и сидел. Вновь молодым себя почувствовал.

– Я первый раз самогонку только в институте попробовал, когда познакомился с приезжим парнем. Мы и теперь дружим. Сейчас мы партнеры по бизнесу, а тогда он был простым деревенским заучкой, одеваться не умел, да и откуда у него деньги? Но хватка у него! У меня такой нет. Я могу отказаться от сделки, он никогда ни от чего не отказывается. И все доводит до конца.

– Вы чем занимаетесь? – спросил Савелий Иванович.

– Бензин, дизтопливо, заправки.

Пожилой мужчина улыбнулся:

– Вы и в молодости хотели стать бизнесменом?

– Такого слова тогда мы и не знали. Бизнесмены, они в Америке были, в Европе. А я хотел, – Краснов улыбнулся, – летчиком стать. Слава богу, отец отговорил в летное поступать. Сейчас бы не меня везли, а я бы за штурвалом сидел.

– И я летчиком хотел быть, только военным.

Никто в молодости не хотел становиться бухгалтером, финансовым инспектором. Почему-то казалось, эти профессии абсолютно неинтересные. Артист – да, писатель, композитор, журналист…

– Есть профессии, которые и тогда и теперь ценились, например стюардесса.

– Согласен. Но дело здесь не в профессии, а в том, что все стюардессы красивые. Вот и кажется девушкам, что поступишь в стюардессы – и сразу красивой станешь, на всю жизнь молодой останешься.

– За красивых женщин, – предложил тост Савелий Иванович, взглянув на бутылку, торчавшую из сумки. – Значит, и за вашу жену, – поднимая стакан, произнес финансовый инспектор.

– Откуда вы знаете, что у меня жена красивая?

– Несложно догадаться. Обручальное кольцо у вас потертое, значит, женились давно и по любви. А в некрасивую женщину влюбиться сложно. Я вам говорю как человек знающий.

У меня уже третья жена.

– Красивая?

– Да. На двадцать лет меня моложе.

– Не боитесь одну оставлять?

– Нисколько. У нее маленький ребенок, – и Савелий Иванович, достав портмоне, продемонстрировал Краснову фотографию своей супруги с малышом на руках. Если бы финансовый инспектор не предупредил Сергея, что это его жена, он подумал бы, дочь с внуком. Женщина действительно была красивая, но при этом холодная даже на фотографии.

Фотоснимка Марины Краснов никогда с собой не носил.

– Под спиртное и дорога короче кажется.

Сергей выглянул в иллюминатор. Но когда летишь на большой высоте, то пейзаж не меняется. Далеко внизу, похожие на белый рыхлый снег, распростерлись облака.

Марина держала в руках меню и медленно вела ярко-малиновым ногтем по строчкам, проговаривала названия блюд, ожидая, когда же Полуянов ее остановит. Они договорились, что возьмут одну порцию на двоих. Есть не хотелось, хотелось посидеть вдвоем за столиком на улице, под большим пестрым зонтиком. Рядом по шоссе проносились машины, и было приятно никуда не спешить, выпасть на время из повседневной жизни.

– Цыпленок табака, – произнесла женщина и взглянула поверх папки меню. – Кажется, то, что надо. Хочется острого. И еще я выпью, если ты не возражаешь.

– Мне нравится, когда ты немного пахнешь вином.

– Я хочу водки с апельсиновым соком.

– Странное сочетание.

– Мне нравится.

Когда официантка принесла заказ, Полуянов даже залюбовался. Получился чудесный натюрморт: шипящая, румяная, распластанная птица, ярко-оранжевый густой сок и прозрачная, как дождевая вода, водка.

– Птица смотрится эротично.

– Ничего эротичного, – заспорила Марина.

– Для женщины – да. Но для мужчины…

– И почему это мужчины во всем видят потаенный смысл? – Марина сняла и положила на стол солнцезащитные очки.

– Наверное, это твое присутствие так на меня действует, – виновато улыбнулся Антон.

– А если бы меня здесь не было, что бы ты подумал?

– Не знаю. Но ты же здесь.

Полуянов наполнил рюмку, подвинул ее к Марине. Сам взял высокий стакан с ярко-оранжевым соком и, прикоснувшись к рюмке, глянул в глаза женщины.

Та хмыкнула:

– За что выпьем?

– За нас, – мягко произнес Антон, делая глоток густого сока.

Марина медлила. В небе послышалось гудение самолета. Марина, запрокинув голову, посмотрела в синеву, зажмурилась, сощурила глаза и скривилась, будто от боли.

– За нас так за нас, – она выпила водку мелкими глотками и запила ее апельсиновым соком.

Полуянов разломал цыпленка на две части, разложил по тарелкам. Ели они с аппетитом. И мужчина, и женщина чувствовали, что их начинает охватывать желание. Они почти не разговаривали, обменивались короткими фразами:

– Вкусно?

– Да.

– Очень?