Полимат. История универсальных людей от Леонардо да Винчи до Сьюзен Сонтаг - Питер Бёрк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Подобно Фрэнсису Бэкону, бельгиец Поль Отле считал своей епархией знание в целом. Несмотря на полученное им юридическое образование, его часто упоминают как библиографа: он действительно задумал сформировать универсальную библиографию в виде картотеки. Отле также называл себя «документалистом», поскольку использовал микрофиши (технологию, появившуюся в 20-е годы XX века) для хранения и получения документов, а также собирался создать энциклопедию в виде микрофильмов, которая была бы доступна из любого места. Для хранения этого архива он основал в Брюсселе так называемый Mundaneum, который существует до сих пор, хотя и не на первоначальном месте.
Как и Ганса Слоана, коллекционера XVIII века, Отле называли человеком, который пытался классифицировать и каталогизировать весь мир[512]. Его модели поиска и извлечения информации были частью более широкого замысла, включавшего в себя идеи всеобщего мира и всемирного правительства. В этом смысле Отле напоминает Яна Коменского и других адептов пансофии. Таким был и Геддес, который разделял представления Отле о мире и вел с ним переписку. Хотя политические идеалы ученого не осуществились, его технологические мечты стали реальностью в эпоху цифровой революции. То, что он сам называл мировой сетью (réseau mondial), а его английский современник Герберт Уэллс, пионер научной фантастики, – нервной сетью мирового мозга, воплотилось в жизнь в виде Всемирной сети интернет. Если Тим Бернерс-Ли – отец Всемирной паутины, то Поля Отле можно считать одним из ее дедов.
Делом жизни Отто Нейрата было восстановление «единства науки» – unity of science, как он писал после 1940 года, переехав в поисках убежища в Британию (ранее, в немецкоязычных работах, он говорил о Einheitswissenschaft, единой науке, включая в нее наряду с естественными науками социологию и психологию). Люди, знавшие Нейрата, упоминали его «всесторонние познания» и книжные полки, «заполненные трудами ученых-естественников, философов, поэтов, отцов церкви»[513]. По его «собственным оценкам, в среднем он прочитывал по две книги в день»[514].
Работая над диссертацией по экономической истории античного мира, Нейрат одновременно редактировал книги одного из немецких поэтов-романтиков. Он также занимался политикой (был членом руководства недолговечной Баварской советской республики в 1919 году) и философией (входил в знаменитый «Венский кружок»); был экономистом (особенно интересовался военной экономикой); эмпирическим социологом (интересовался жилищным вопросом); музейным куратором и теоретиком социальных наук. Нейрат изобрел фуникулер, а во время Первой мировой войны – авиационное прицельное приспособление.
Нейрат наиболее известен как организатор – основатель института и журнала, устроитель конгрессов и редактор энциклопедии[515]. Он разделял взгляды Отле на международное сотрудничество и недолгое время работал с ним над организацией филиала Mundaneum в Гааге[516]. Нейрат осознавал место своего движения внутри интеллектуальной традиции. Его «Энциклопедия», как он писал, «продолжает дело знаменитой французской Encyclopédie»[517]. Эта традиция включала в себя и Яна Коменского, который тоже верил в значимость визуальных средств в образовании. В самом деле, крестовый поход Нейрата во имя единства науки довольно похож на адаптацию идеала пансофии к миру ХХ столетия, но с бóльшим акцентированием роли организаций.
Выживание полиматов
Как же уцелели полиматы в новом мире специалистов, профильных институтов и научных групп? Одной из дорог, открытых для них, была борьба за единство науки – по ней шли Геддес, Отле и Нейрат. Вторая возможность заключалась в том, чтобы стать генералистом, иными словами, специалистом (что само по себе парадоксально), который мог бы корректировать растущую узость и близорукость других специалистов.
Возьмем для примера американца Льюиса Мамфорда. Он был последователем Геддеса (по меньшей мере некоторое время), в честь которого назвал сына, и тоже характеризовал себя как генералиста, которого «мэтр» Геддес «спас» от «превращения в еще одного специалиста»[518]. Друг Мамфорда, писатель Ван Вик Брукс, считал его «ежом» и заявлял, что «Льюис был одним из тех немногочисленных людей, у которых есть не идеи, а одна большая Идея, и должен был потратить всю свою жизнь на ее разработку»[519].
В юности Мамфорд изучал геологию, экономику и антропологию наряду с теми дисциплинами, в которые внес вклад впоследствии, – литературой, архитектурой, историей и социологией. Позже, когда студенты Дартмутского колледжа спросили Мамфорда о его поле деятельности, он ответил, что был Professor der Allerlei Wissenschaften – «профессором всевозможных наук». Неудивительно, что Мамфорд любил мосты. Он написал пьесу о Бруклинском мосте и еще одну – о Леонардо да Винчи. «Только пожертвовав деталями, можно увидеть общую картину», – пояснял он, собирая фрагменты, которые оказались изолированными из-за того, что «специалисты слишком строго соблюдают джентльменское соглашение не вторгаться на территорию друг друга»[520]. И еще: «У генералиста особая функция: соединять отдельные поля, благоразумно огороженные специалистами, в большое общее поле, которое можно увидеть только с воздуха» (или, добавим мы, со «Смотровой башни» Геддеса)[521].
Мамфорд, которого называли «последним интеллектуалом-литератором Америки», был последовательным полиматом, начавшим карьеру в качестве литературного критика[522]. От литературной критики, включавшей книгу о Германе Мелвилле, он обратился к архитектурной, сделавшись (подобно Рёскину, еще одному своему герою) культурным критиком и публичным интеллектуалом.
Одно время Мамфорд надеялся стать инженером и сохранил интерес к технологиям, опубликовав «Технику и цивилизацию» (Technics and Civilization, 1934). Интерес к архитектуре и любовь к Нью-Йорку подтолкнули его к изучению городов и тех социальных и технологических изменений, которые трансформировали их облик на протяжении столетий (в худшую, по мнению Мамфорда, сторону) по крайней мере начиная с эпохи индустриальной революции. Таким образом, он сочетал междисциплинарный подход – архитектурный, исторический и социологический – с фокусированием на одном (крупном) объекте исследования. Результатом этой работы стали книги «Культура городов» (The Culture of Cities, 1938) и «Город в истории» (The City in History, 1961), несомненный шедевр Мамфорда.
Пассивные полиматы
Выше мы провели различия между тремя типами полиматов: пассивными, кластерными и последовательными. В эпоху территориальности эти различия стали еще заметнее, чем раньше.
Герберт Уэллс, Олдос Хаксли и Хорхе Луис Борхес прославились как писатели, но в то же время их можно назвать пассивными полиматами. В юности, работая в магазине тканей, Уэллс любил читать энциклопедии, а позже планировал издать свою, для которой хотел «составить план и написать вводную статью»[523]. Хаксли и Борхес (любопытно, что у обоих было плохое зрение), как и ранее Уильям Уэвелл, читали «Британскую энциклопедию», а не просто обращались к ней за справками.
Хаксли брал тома «Британники» с собой в поездки в специальном чемодане, а Бертран Рассел как-то заметил, что было несложно определить, какой именно том энциклопедии читает сейчас Олдос, поскольку его разговоры крутились вокруг тем, начинающихся с конкретной буквы алфавита[524]. Хаксли писал статьи для журналов The Athenaeum и Harper's – аналогов знаменитых изданий XIX века, о которых упоминалось выше. Его статьи охватывали широкий спектр тем: искусство, литературу, философию, политику, психологию, музыку, социологию, религию и т. д. Он говорил: «[Это статьи] умеренного эрудита, но не педанта, поскольку я знаю недостаточно, чтобы с уверенностью демонстрировать публике фигуры высшего профессорского пилотажа». Позже он заявил: «По профессии я эссеист, который иногда пишет романы и биографии»[525]. Хаксли также участвовал в The Brains Trust – телепередаче BBC 40–50-х годов ХХ века, в которой группа интеллектуалов отвечала на вопросы публики. «Мало кто в XX веке столь настойчиво претендовал на звание „полимата“»[526].
В одном из интервью Борхес сказал: «В юности я приходил в библиотеку [Национальную библиотеку в Буэнос-Айресе] весьма часто и, поскольку был очень застенчивым и не осмеливался обратиться к библиотекарю, просто
