Ничья (СИ) - Лимова Александра

Катя и предстоящая свадьба нас с Марком интересовала больше всего, что очень льстило Гришке, сидящему у меня на коленях и заинтересованно раскрашивающего фломастером рукав Марка, важно объясняя двум большим и глупым взрослым, что такое любовь. Про дележку котлетой (это самое вкусное в садике), держать за ручку, обнимать и играть, даже если тебе не нравятся куклы («Кате не нравятся машинки, но она со мной играет, значит, мне надо терпеть ее куклы. Я их катаю на машинках, ей нравится»), уже было выяснено. Марк, приподняв рукав футболки, подавая фломастеры Гришке, с восторгом обнаружившего дополнительную раскраску, заинтересованно спросил:

— А что еще надо делать, когда любишь девочку?

Гриша, перекрашивающий золотистые глаза филина в фиолетовые, задумчиво нахмурился и выдал:

— Целоваться. Я целоваюсь с Катей. В щечку! — важно добавил он, когда я, не удержавшись, прыснула, а Марк с самым серьезным видом внимал Грише.

Когда настало время обеда, и я хотела оставить мужиков заниматься строительством из конструктора, мне сообщили, что до кухни меня довезут. Солист группы ВИА кря, ухватив за край пушистый коврик где по-турецки седела я с Гришей на коленях, буксируя нас на кухню, громко сообщил восторженному Гришке:

— Гриша, ты Алладин! Пой со мной! Арабская но-о-очь…

Рассмеявшийся Гришка, вцепившийся в мои плечи пока нас катил ковер-самолет на буксире поющего Марка, подпевать не мог, потому включилась я:

— Волшебный восток! Здесь чары и месть!..

— Отвага и честь, дворцы и песо-о-ок!..

Смеясь, катились на кухню с подбадривающими Марка выкриками, потому что, как оказалось, дальше слов мы с Марком не вспомнили, а Гриша их и вовсе не знал. Что Марк поспешил исправить, поставив Гришке, усаженном за стол, мультик и сообщив мне, собирающейся готовить кашу, что господин Гросу хочет оказать помощь: «в смузи я шарю. Что там сложного? Рис варись, вода кипятись». В самом процессе готовки при сражении на полотенцах я ему проиграла, выключила трек Мортал Комбат и выпроводила смеющегося Гришу и Марка с кухни.

Марк оказался прав, с детьми у него было много общего, но это было очень… мило, что ли. Вот так готовить кашу под смех, топот, иногда грохот, еще больший хохот и клятвенное заверение «мы живы, с нами все в порядке, сейчас все уберем!».

После обеда, больше смахивающим на побоище, ибо Грише, которого Надя склоняла к опрятности и аккуратности, обедать в игровой форме нравилось больше, что повлекло не совсем чистую обстановку на кухне, я сообщила мелкому, что время для сна.

Марк, усаживая его, против обыкновения не сопротивляющегося, в кроватку со словами:

— Вы арестованы! Ложку отдай, ишь, мы тоже смотрели про Шоушенк! — забрав у рассмеявшегося Гриши ложку, отправился отмывать рукав, а я, примостившись кресле-качалке рядом с кроваткой, открыла книгу сказок.

Марк вернулся вскоре, развалился на небольшом диванчике у окна и залип в телефон. Гриша, явно утомленный непривычной для него активностью, засопел в конце второй сказки. Закрыв книгу, оглянулась на Марка и испытала легкий укол онемения за грудиной. Он не смотрел в экран телефона, явно давно отложенного в карман. Закинув руки за голову, смотрел на меня и в карих глазах с поволокой такое выражение… прежде чем взгляд стал непроницаемым, он отвел его, а по красиво очерченным губам вскользь мягкая улыбка.

Отложила книгу немного похолодевшими пальцами, встав, поманила его из детской. Я не хотела, чтобы этот взгляд отпечатался в моей памяти. Мужской. Слишком. Такой, когда возникают неуместные в нашем с ним положении мысли. Но картина была перед глазами, а от него, идущим за мной на кухню так отчетливо веяло тем самым, чтобы во взгляде и в нем самом, ускоряющим пульс и частоту дыхания.

Убирая побоище в кухне, попыталась все вернуть в русло иронии, так любимой обоими, но он, перехватив меня, возвращающуюся от раковины к столу, подсадил на кухонный островок, разведя мои ноги, чтобы встать между них вплотную ко мне и, закладывая мои руки себе за шею, коснуться улыбающимися губами шеи.

— Мар, — попыталась отстранить его голову, но он теснее обнял. И мягче.

— Я не пристаю, — отозвался, приподнимая голову и касаясь губами губ.

— А что ты делаешь?.. — тихо рассмеялась, с удовольствием глядя в улыбающиеся глаза.

— Целоваю, — фыркнул он. — Ты тоже давай целовайся.

Перехватило дыхание и смело душу от теплого выражения его глаз, вплевшихся в кровь. В разум. Я бы может и поцеловалась, да только мир внезапно напомнил о себе трелью входящего вызова на мой телефон и обозначением проблемы моей рассеяности — Оля, одна из недавних клиенток фотосета, которая специально ради него приезжала на несколько дней из другого города, взволнованно сообщила мне, что не может найти свои бриллиантовые серьги-гвоздики, замененные на подходящие для лука кольца, и не помнит, забирала ли она эти гвоздики из футляра для объектива, в который мы с ней положили их, чтобы она не забыла забрать. Естественно, об этом запамятовали мы все, чрезмерно увлеченные фотосессией и грозным Петром Федоровичем за закрытой дверью его студии вновь надоедающему напоминаниями о лимите времени. Давно исчерпанном, потому собирались второпях. Сбегав в машину и обнаружив пропажу в футляре, я сообщила об этом Оле, уже едущей на вокзал. В принципе, если быть расторопной, то я могла успеть добраться до вокзала раньше отправки клиентки, проблема была в ином — Гриша.

Разумеется, Марк вызвался сам отвести, но тут выяснилось еще кое-что — в Питере, его метро, пересадках и вокзале он ориентируется не так уж и хорошо, да и приехали мы на моей немолодой четырке, а не его спорткаре, и все это в комплексе может стать причиной того, что Оля сядет на поезд раньше, чем получит свои серьги. Можно, разумеется, и доставкой потом отправить, можно через каких-нибудь знакомых и еще сотни вариантов, но если что-то пойдет при отправке не так, мне не хотелось бы, чтобы был нанесен урон моей репутации, это важно в этой сфере, а клиенты разные бывают.

Потому, выбегая из квартиры, я набирала Володе, и как только он снял трубку, затараторила:

— Володь, ты когда приедешь?

— Скоро заканчиваем. — Отозвался племянник, тяжело дыша. — Через час, может два.

— Твою ж… — с мучением простонала я. — Володь, я приехала с другом, меня по работе сейчас дернули ненадолго, мой друг Марк останется с Гришей и…

— И у мамы будет шок. — Вздохнул Вова.

— Вот именно.

— Я постараюсь приехать побыстрее, чем она. — Пообещал он и я, осыпав его признаниями в любви, отключилась.

Успела. Я успела к Оле. Уже поднявшейся в вагон и радостно приобнявшей меня, с благодарностью пообещавшей порекомендовать меня всем своим знакомым. Дорога обратно заняла более приличное количество времени из-за часа пик, однако, получив смс от Марка что он, Гриша и Вова во дворе на площадке, я была спокойна.

И осталась спокойна, заходя на спортивную площадку дома, где узрела визуализация ответа на вопрос «почему мужчины живут меньше женщин».

В нескольких метрах от меня был Марк, стоя ко мне спиной и снимающий с плеч радостного Гришу, чтобы передать его Вове, взобравшимся на турник из параллельных высоких брусьев.

— Самолет идет на взлет, — обозначил Марк, немного подкидывая вверх радостно взвизгнувшего Гришу, чтобы распределившему вес тела на параллельных перекладинах Вове, не пришлось сильно нагибаться. — И на посадку, — протягивая руки к Гришке, подхваченном выпрямившемся Вовой.

— Ты готов, Гриш? — спросил улыбающийся Володя, крепко держа младшего брата, радостно глядящего на улыбающегося Марка. — Ну-ка руки расправь, а то ты самолет без крыльев.

Гришка охотно распластал руки, взвизгнул и рассмеялся, когда его отпустил Вова и перехватил Марк, закружив и изображая звуки двигателя. Опустив Гришку на землю, Мар посмотрел на смеющегося Вову и, снова подняв руки, с подначкой произнёс:

— Давай теперь ты, я поймаю

— А вдруг нет! — хохотнул Вова, балансируя на перекладине на одной ноге.