Империя: Спартанец - Алексей Живой

Глава пятнадцатая

Несмотря на непривычную ситуацию, в которой он оказался, Тарас успевал глазеть не только на девушек, но и рассматривать дома, мимо которых они проходили. Архитектура здесь, конечно, была мрачноватая, большинство домов на окраине имели либо плоскую крышу и едва вылезали из земли, либо напоминали его островерхую усадьбу из «бетона», перемешанного с камнями. Вокруг них, никого не стесняясь, бродили козы и свиньи, как в обычной деревне. Иногда, правда, на глаза попадались и довольно опрятные здания, выстроенные целиком из камня. Хорошо еще, что центральные улицы были мощеные.

А когда отряд обнаженных эфебов приблизился к центру города, Тарас увидел наконец и то, что он привык считать греческой архитектурой: многочисленные белые колонны, портики и галереи, расползавшиеся во все стороны от широкой площади, окруженной толпой народа. Чуть вдали, за взбудораженными людьми, Тарас заметил каменные скамьи, стоящие полукругом на склоне холма и разбитые на секции. Между ними уже бродили люди в белых гиматиях, занимая свободные места. В центре трибун находилось несколько лож, и все они были еще пусты. Увиденное до боли напомнило бывшему спецназовцу родной спортивно-концертный комплекс, только на открытом воздухе. Видимо, это место и называлось Хором, о котором говорил надзиратель.

– Это что за здание? – толкнул он в бок Эгора, указав на крытую галерею со множеством колонн, спускавшуюся вдоль дороги с холма, когда их отряд вошел на площадь и стал продвигаться ко входу на стадион.

– Ты что, забыл, Гисандр, это же Скиас[41], – ответил тот, – галерея, где собираются старейшины. Говорят, ее построил Феодор из Самоса. Это тот, который прославился тем, что первый из греков изобрел способ плавить металл и лить из него статуи. Там же висит кифара Тимофея из Милета, прибитая к стене.

– Зачем? – не понял Тарас. – Я думал, мы любим музыку и уважаем кифаредов. Столько ведь тренируемся.

– Это так, – кивнул Эгор, – но больше мы уважаем традиции. А он их нарушил: этот Тимофей настолько хотел сладкозвучия, что к семи прежним струнам добавил еще несколько новых. За это мудрые эфоры его наказали. Отобрали инструмент и прибили к стене в назидание другим нечестивцам. Нельзя нарушать традиции.

«Да уж, – замолчал Тарас, – эти традиции нарушать – себе дороже. Лучше вообще не ходить в музыканты. Бедняга».

Повернув голову в другую сторону, Тарас увидел круглое здание, часть которого была украшена колоннами, сквозь них во дворе виднелись статуи: здорового мужика с молнией в руке и молодой женщины в боевом облачении. «Мужик, вероятно Зевс, – прикидывал Тарас, рассматривая детали, пока их агела продолжала пробираться сквозь толпу, расступавшуюся перед ними, – а вот что за богиня с ним?»

– Это храм Зевса? – рискнул предположить находчивый спецназовец, указав на круглое здание.

– Да, – кивнул Эгор, обернувшись на вопрос, который Тарас задал еле слышно, боясь, что его засмеют остальные, – Зевса и Афродиты Олимпийских.

– А это Аполлон? – уже с уверенностью заявил Тарас, указав на группу из трех огромных статуй, возвышавшихся в самом центре Хороса, перед входом на стадион. Это были каменные статуи двух женщин, одна из которых держала в руке лук, и мужчины с кифарой.

– Конечно, – усмехнулся Эгор такому странному вопросу, – тебе ли не знать, Гисандр. Это статуи Аполлона-Пифея, Артемиды и Латоны.

– Да я так, – отмахнулся Тарас, чтобы избежать расспросов, а то кое-то из впереди идущих уже стал оборачиваться и посматривать на него с недоумением, – давно здесь не появлялся.

Наконец, пройдя сквозь толпу мужчин и женщин, которых здесь тоже было немало, агелы вошли на стадион под звуки кифар. Прямо у входа стояли несколько кифаредов, чествовавших всех эфебов, организованно входивших на стадион. А их здесь было множество. Вдоль беговой дорожки, лицом к трибунам, выстроились уже несколько тысяч обнаженных мальчиков. Разбитые на агелы, они занимали добрую треть стадиона.

«Ни черта себе посещаемость, – удивился Тарас, – да мы еще и опоздали».

Проникнув за ворота, у которых дежурили несколько десятков воинов в полном облачении, направлявших толпу на трибуны через специальные входы, – «знакомая ситуация», машинально отметил Тарас, – спартанцы оказались внутри и вскоре заняли свое место на беговой дорожке, обернувшись в сторону трибун, как и все.

Народу на трибунах еще прибавилось, почти все места были заполнены мужчинами и женщинами, одетыми, надо сказать, довольно однообразно – главный цвет одежды был белый. Пестрой эту толпу было никак не назвать, но на них, в отличие от Тараса и остальных, хотя бы имелась одежда. Под взглядами нескольких тысяч спартиатов, собравшихся посмотреть на состязания голых мальчиков, Тарасу опять стало как-то не очень уютно. Но отступать было поздно. Тем более, несмотря на то что Гимнопедии предназначались исключительно для состязаний мальчиков, если верить обещаниям «отца», тут должны были появиться и девочки. Гимнастки. А если традиция требовала быть обнаженным на этом празднике, то Тараса ожидало много интересного помимо самих состязаний. Оставалось немного подождать, ведь соревнования должны были вот-вот начаться.

От нечего делать Тарас, прищурившись на солнце, стал изучать трибуны, где смог вскоре разглядеть массу знакомых лиц: Менандра, главного педонома Спарты, своего «отца», сидевшего на трибуне среди множества таких же крепких стариков. Чуть ниже одного из эфоров по имени Хидрон, рядом с которым расположились на скамье еще четверо таких же знатных чиновников, видимо, остальные эфоры. А на главной трибуне, не очень большой, но разделенной на две части и находившейся почти вровень с беговой дорожкой, Тарас увидел двух мужчин, облаченных как воины, а возле каждого из них находилось по красивой женщине, одетой в скромный гиматий. «А это кто такие, – удивился Тарас, – уж не цари ли? Значит, один из них тот самый Леонид, который погибнет при Фермопилах в битве с персами. Интересно, который?».

Он присмотрелся к зрителям самых «дорогих» лож, позади которых находилось по несколько слуг, то и дело подносивших им какие-то кубки. «Пьянствуют, что ли, в такую-то жару? – предположил Тарас, но, присмотревшись, заметил, что цари не пьют из кубков, а опускают в них свою правую руку и что-то там перемешивают. – Не похоже».

Один из мужчин, сидевший в левой ложе, был худощав, длинноволос, высок ростом, имел вытянутое лицо с бородой, как и все здешние мужи. У его женщины были длинные волосы, перехваченные тонким обручем, и довольно пышные формы. Другой царь был чуть ниже, но зато шире в плечах и более коренастым. В нем чувствовалась недюжинная сила. Да и возрастом он, кажется, был чуть старше.

Несмотря на запрет Элоя на разговоры в строю, Тарас все же тихонько толкнул Архелона, стоявшего в первой шеренге, и уточнил, осторожно указав на нижние трибуны:

– Вон тот, справа, – это царь Леонид?

Архелон кивнул, покосившись на надзирателей, стоявших чуть в стороне, но все же прошептал:

– Да, это Леонид с царицей Горго. А слева царь Леотихид с царицей Евридамой.[42]

И снова покосился на надзирателей. Но те ничего не услышали, да и немудрено, над стадионом висел восторженный гул толпы, предвкушавший начало соревнований. «Ясно, – кивнул сам себе Тарас, – значит, второй – это царь Леотихид. Буду хотя бы знать своих царей в лицо».

Неожиданно со своего места встал один из эфоров, обернулся к толпе на трибунах, и гул голосов мгновенно стих. Это был не старый знакомый Хидрон, а другой мужчина, немного пониже ростом, с наметившейся лысиной, которая смотрелась довольно странно среди в основном длинноволосых и бородатых спартанцев.

– Полиник[43] будет говорить, – шепнул ему стоявший рядом Эгор, – он всегда открывает игры.

Эфор, выдержав паузу, заговорил. И, несмотря на то что говорил он не слишком громко, его слова были слышны в каждом уголке Хороса то ли из-за установившейся тишины над стадионом, то ли из-за идеальной акустики, которой обладало это место.

– Народ Спарты, сегодня мы открываем Гимнопедии, посвящаем их великому Аполлону!

Гром криков и аплодисментов был ему ответом, однако все стихло, едва эфор продолжил свою речь.

– Тысячи юных эфебов, обладающих благодаря работе наших педономов сильными и упругими телами, продемонстрируют свое мастерство на этих играх. А мы сможем оценить их труд. Ведь вскоре после Гимнопедий старшие из них станут полноправными гражданами, заслужив право защищать Спарту в битвах. Перед нами будущее нашей страны, сильное, молодое, здоровое. Мы ждали их выступления целый год, так полюбуемся же на их состязания.

Новая волна криков радости накрыла поле стадиона. Слушая все это, Тарас невольно почувствовал гордость, даже забыв на время про свою наготу. Еще никогда он не ощущал себя таким нужным «своей» стране. Странное это было чувство. На первых порах к нему еще примешивалась боль обид от незаслуженных наказаний, но по мере того, как нарастал вой трибун, приветствовавших своих любимцев, Тарас был уже готов простить все издевательства над собой.