Новая Зона. В рай без очереди - Сергей Клочков

К четырем утра возня за окнами, влажные всхлипы, топот мелких «бегунов» и чей-то тихий плач в развалинах завода почти стихли. В пять наступила густая, глубокая, до звона в ушах, тишина. Нет в Зоне певчих птиц, и поэтому, несмотря на лето, каждый рассвет здесь туманный, прохладный и уныло тихий настолько, что слышно, как падают капли росы с веток мертвого тополя. Говорят, самое нормальное время здесь, только ходить, но…

Я аккуратно, не спеша выдвинул тяжелый засов, стараясь скрипеть и лязгать им как можно тише. Так же осторожно и очень-очень медленно начал открывать дверь, чтобы она не загудела несмазанными, ржавыми петлями. «Дурак, – подумал я. – Вчера еще надо было не пожалеть солидола, благо в подсобке его целый ящик». И дверь, словно соглашаясь с тем, что я непредусмотрительный идиот, начала тихонько пощелкивать несмазанным металлом: «тактактактактак…»

В расширяющуюся щель приятной, вкусной свежестью начал затекать холодный утренний туман, от которого уже вовсю пахло осенью и первыми заморозками, хотя до настоящего инея, конечно, было еще далеко. Хорошо, что пока нет ветра и не пахнет розовой рекой. Теперь главное, чтобы никто не стоял за дверью. Такое бывает. Ночью припрется нечто разной степени уродливости или разложения, встанет напротив двери схрона и торчит неподвижно натуральным таким памятником, который потом совсем не хочется помнить. Тихо стоит, бывает, что и не одно. И тогда нельзя делать резких движений. Тихонько вылез, на цыпочках мимо прошел со скоростью минутной стрелки мимо этих «часовых», и тогда все нормально.

Я выглянул. Пласты и волны тумана, текущие медленно под уклон, к реке. Холодно, рассвет только-только набрал силы, раскрасив восток над стеной мертвого леса. Похоже, ожидается ясная погода – на небе только отдельные, словно подожженные золотистым огнем слои высоких облаков, что в Зоне над Москвой дело почти невозможное, но по окраинам бывает нередко. И никого. Вот и славно.

Пока не проснулась моя команда, куском рваной шторы тщательно вытер влажный отпечаток ладони на стекле в том месте, куда приходил ночной гость. А то мало ли, заметят, в следующую ночь не уснут, а сталкер, не выспавшийся и по этой причине невнимательный, это уже наполовину смертник.

– Рота, подъем, – буркнул я достаточно громко. – Завтрак, и вперед.

Сонные, со следами складок от наволочки на лицах, выперлись из темноты подсобки Кося и Ветерок. Депутат широко, с подскуливанием, зевнул.

– Ох, и сны тут снятся, Ланс… очумеешь, серьезно.

– У, блин, и мне тоже. Кошмарит тут.

– А что вы хотели, ребята? Если тут неделю без выходных жить, то можно и крышей съехать непоправимо, а вы говорите – сны… Так, что у нас с провиантом?

– Тушняк, само собой, шесть банок. Галеты, зубы ломать. Вода. Все, собсно. Хреновое нам снабжение бандосы выделили. – Кося покопался в рюкзаке. – А, еще банка сгущенки. Супер, че.

– У меня две тушенки и две какой-то перловой каши с говядиной. Ну и опять вода, два литра. Типа, все. – Ксанка тряхнула свой баул. – И что дальше?

– Ясно. Дальше, товарисчи, план такой. Выбрать банку, кому какая нравится, и полностью умять, закусывая галетами. Запить водичкой. Консерву открытой не оставлять, съесть все сразу. Это у нас будет и завтрак, и, возможно, обед. Во время выхода что-либо трескать запрещаю. Приступайте.

Кося технично вскрыл консервы складным ножом и выдал из пакета пластиковые ложки. Руки помыть было нечем, питьевую воду на это тратить было нельзя, поэтому галеты я приказал брать через бумажную салфетку, а к консервам прикасаться только ложками. Ксанка хмыкнула на подобную «гигиену», и я охотно рассказал, что было со сталкером Чивирем, облизавшим пальцы с зонной грязью. Рассказ подействовал, вопросов больше не возникло.

Тушенка, которую покидали в наши рюкзаки бандиты, к моему немалому удивлению, оказалась настоящей мясной, без сои, шестисантиметрового слоя жира под крышкой и шматков свиной шкуры. Только мясо кусками и прозрачное, золотистое желе. Единственное, что пришлось из банки выкинуть, а не съесть, был большой лавровый лист. Завтрак, начавшийся вяло и без аппетита, окончился вполне бодро. Команда вычистила банки чуть ли не до блеска. Повздыхав о горячем чае, я запил консервы четырьмя хорошими глотками воды прямо из горлышка бутылки.

– Ребятки, водичку экономить. Другой не будет, а без питья тут совсем хреново, учтите, – дал я очередное ЦУ, и Кося с Ветерком послушно отлепились от бутылок.

– Проверить оружие, обувь, детектор. Порядок помните? Пошли. Сегодня маршрут к птицефабрике. Если ничего не найдем и там, делать не фиг, придется возвращаться пустыми.

– Может, и посидим в магазинчике пару деньков, вернемся, и скажем, что пусто? – предложил Кося.

– Депутат, тебя уже при мне били. При мне также били Ботаника дубинкой по почкам только за то, что я неуважительно посмотрел на Закоса. Представь, что в следующий раз Ксанке выбьют зубы, а тебе отрежут палец. Вот, смотри.

Я показал ладонь со свежим, еще не в полной мере затянувшимся шрамом в том месте, где ее пробил нож бандита.

– И я пока ровным счетом ничего не могу с этим сделать. У Пани в подвале заложник, мой друг, а у меня сейчас нет никаких реально осуществимых планов. Ну, разве что ты, Депутат, стальной боевой киборг, я Бэтмен, а Ксанка бьет белку в глаз на четыреста метров. Поправь меня, если это не так.

Ксанка сняла с плеча карабин.

– Лансер, у меня еще двадцать восемь патронов с собой. Можно… три хотя бы потратить? Я же должна понять, как оно правильно делается, ну?

– Давай, фиг с ним. Хоть пять жги. Иначе вообще никакого толку не будет. – Я махнул рукой и вытащил из кармашка рюкзака маленький, но достаточно неплохой бинокль – его, к счастью, привезли бандиты вместе с остальными вещами Ботаника.

Первая цель нашлась быстро. На окне заброшенной фабрики валялась пивная бутылка. Расстояние, как я прикинул, было немного больше ста метров. И Ксанка достаточно быстро запеленговала мишень.

– Помню, помню, совсем ровный круг, глаз к прицелу не прислонять, – пробурчала она, начав старательно целиться. – Э, зараза… бутылку вижу хорошо, но картинка трясется, и во все стороны ее мотает. Никак не поймаю…

– Руки крепче держи… успокойся, дыши медленно, когда будешь стрелять, задержи дыхание, поняла? И перекрестие прямо посередине пивчанского… давай.

– Угу…

Ксанка замерла, перестав сопеть. Я снова приложил к глазам бинокль.

Громко, с сочным эхом, хлестнул выстрел. В старом холодильнике, высовывавшемся в окно, на высоте примерно десяти сантиметров над бутылкой обозначилось маленькое круглое отверстие, вокруг него мелкими чешуйками облетела краска.

– Прицел взяла верно, но дернула рукой, когда стреляла. – Я покосился на Ксанку. – На спусковой крючок жми плавно и медленно, а не сразу. Еще раз.

Ветерок целилась долго, полминуты, то задерживая дыхание, то снова начиная посапывать. Спусковой крючок на моих глазах начал плавно выбирать миллиметры. Стукнул второй выстрел. Горлышко бутылки исчезло в стеклянном дымке.

– Попала. Уже лучше. Добей заразу.

Третий выстрел пришелся ниже, в подоконник, но, несмотря на промах, бутылка все-таки разбилась то ли от рикошета, то ли от кирпичных брызг.

– Нормально, Ксанка, нормально. Не снайпер, конечно, но уже кое-что.

Показав, как нужно снаряжать магазин и что такое предохранитель, я попросил Ксанку повторить порядок действий, с чем девушка в принципе справилась.

– В плечо пихается, – поделилась Ветерок, с уважением глядя на СКС. – Немного страшновато стрелять. Странные ощущения…

– Стрелять, дева, по нашей жизни надо уметь, – глубокомысленно изрек Кося. Я не нашел никаких возражений.

К птицефабрике вела достаточно новая, ровная асфальтовая дорога, построенная, видимо, незадолго до эвакуации. Она темной, широкой лентой уходила к виднеющимся в полутора километрах зданиям птицефабрики, похожим на длинные белые сараи высотой с двухэтажный дом. Выглянувшее над самым горизонтом солнце согнало с дороги остатки тумана, хотя над гнилым полем и в глубоких кюветах все еще плавала густая темно-серая мгла.

– Видите, вон, впереди, похоже на пятно, как после дождя? – указал я на более темный и на вид идеально ровный участок дороги, немного похожий на битумную лужу, слегка присыпанную пылью. – И дальше еще два таких же?

– Ну, да.

– Это «мокрое пятно». Классическая московская аномалия, в Городе часто попадается. Советую не подходить и ботинком не пробовать, но посмотрите внимательно, зазубрите даже, как выглядит.

– И че делает? – поинтересовался Кося.

– Обрубок делает, причем поначалу оно даже не больно, – охотно пояснил я. – Туда нога как в колодец проваливается, легко и просто, а обратно вытаскивается ровненько так, хирургически обрезанная культяпка, как раз по той плоскости, что заподлицо с дорожкой. Ну, это если ты ногу выдернул, а не полностью в нее упал. Тогда нет тебя просто, ну, нет, и все. Что-то вроде зыбучего песка, но, конечно, быстрее.