Ведьмина деревня - Татьяна Волхова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Правда, Тимур не всегда был таким. Случались дни, когда Алёне казалось, что муж стал прежним. Он мог принести для жены полевых цветов, взять Танюшку и приехать за Алёной в училище, чтобы всем вместе пойти в парк есть мороженое. Или начать читать книжку дочке и рассказывать ей сказки разными голосами. В такие моменты девочка радостно прижималась к отцу, а остальные же — остерегалась его.
Когда Тимур смотрел на жену прежним взглядом, извиняясь за то, что в другое время ведёт себя грубо, Алёна забывала все горести и была готова вновь тянуть свою тяжёлую ношу. А счастливые дни помнила всю жизнь, жаль, что повторялись они не часто.
— Не знаю, что на меня находит, — говорил он, — как помутнение какое-то. Вроде смотрю на тебя, знаю, что люблю, а всё равно сдержать себя не могу.
— Я помогу тебе, — отвечала Алёна, обнимая мужа, — вместе мы справимся.
И она на самом деле верила, что справятся. Ровно до того дня, как Тимуру внезапно заволакивало глаза, будто находило что-то, и он становился раздражительным и жёстким, «слетал с катушек», начинал пить. А Алёна его выхаживала, так как ему было плохо после этого.
Через год такой жизни девушка боялась себе признаться, что в отсутствие мужа она жила лучше. Не было нервных потрясений, постоянного беспокойства, неуверенности в завтрашнем дне, когда не знаешь, каким муж вернётся домой. А были только своя работа, учёба и любимая дочка, на которую сейчас совсем не оставалось времени.
Танюша в последнее время стала совсем молчаливой. Почти ни с кем из детей в деревне не общалась. Младшие сёстры Тимура являлись её единственными подружками, но девочки были намного старше, и играть с ними не получалось.
Алёна стала замечать, что дочь всё меньше говорит. Даже с ней Танюша общалась взглядами, жестами, иногда будто читала мысли матери и шла делать то, о чём та думала.
Фельдшер на жалобы Алёны развела руками:
— Молчаливый ребёнок — и что такого? — сказала она. — У других, наоборот, болтают без умолку, так матери не знают, куда от них деться. Дочка же у тебя умеет говорить? Значит, всё в порядке, а что не хочет — так это не ко мне. Может, испугалась чего-то, а может, просто характер такой. Вон бабка у Тимура — тоже молчуньей была.
Алёне стало не по себе от такого сравнения. Бабушка мужа на самом деле была молчаливой, даже в своих детских воспоминаниях Алёна помнила её такой, хотя была она совсем не старой тогда. А как раз самого общительного возраста, когда соседки перемывают друг другу косточки.
В какой-то момент Алёна поняла, что больше не может так жить. Здоровье подводит, после суточной смены она чувствует себя еле живой. Учёба тоже отнимает много сил, Алёне остался последний год, но это значит, надо проходить практику и писать диплом, а где на это взять силы и время?
«Зато одной нагрузкой в будущем станет меньше, — успокаивала себя Алёна, — но как же дожить до этого», — думала она, мучаясь слабостью и головными болями.
Обследование, на которое её направила врач, она так и не прошла. Фельдшер ей выписывала какие-то лекарства, и ими спасалась. Сложнее всего было на работе: на полные сутки Алёну уже не хватало.
На работе у неё была пожилая сотрудница, которая мало общалась с другими и к себе никого не подпускала. Женщины шушукались, что не от мира сего она, но никто с ней не ссорился.
— Хворая ты какая-то, — сказала как-то женщина Алёне, когда они обедали. — Знаю, что не моё дело, но нет сил смотреть, как ты себя загоняешь. А у тебя же ребёнок ма́лёнький, сама говорила, доченька. Как она без тебя? Ты подумала?
— А что вы меня на тот свет отправляете? — воспротивилась Алёна. — Устала я, и всё.
— Устала… — пробормотала женщина. — Да не от того, что думаешь.
Она посмотрела на Алёну внимательно, но продолжать не стала.
Не шли эти слова у Алёны из головы. Ведь она и сама понимала, что неспроста это всё. Но признаваться себе не хотела. Всё чаще вспоминала она про браслетик красненький, что с руки её священник срезал, тянулась её сердце к вещице той, да давно сожжена она была.
В одну из смен работали они вновь вместе с этой женщиной. Молча делали всё, что предписано, но пыталась Алёна найти время, чтобы поговорить. Под конец смены сотрудница сама к ней подошла.
— Что ты маешься? Хочешь спросить — так спроси, я ведь не укушу, — сказала она.
— Вы говорили, что неспроста мне нездоровится, а что вы видите? — Алёна сама удивилась, что так сказала.
— А что тут видеть, порча на тебе, на смерть сделанная. И будто сама ты её накликала. На кладбище ночью случайно не ходила, никому дурного не желала?
Девушка в страхе оглянулась, женщина говорила о таких вещах, что другие считали придурью.
— Ходила, — тихо ответила она, — муж у меня пропал, я его вернуть пыталась. Обряды в бабкиной книге нашла, один из них на кладбище был.
— Вот бабы дуры, — проговорила женщина, — суются туда, куда не надо. Думаешь, это всё так просто: книгу прочитала, и всё получилось? Да если бы так было, у нас половина народа полегла бы: все друг на друга гадости делали. Это так не работает. Во всём свои правила есть и последствия. И если неправильно сделано, то возвращается сторицей. А мужу у тебя, видимо, не суждено было вернуться, ты его за счёт себя вытащила. Какой он пришёл: другой или как раньше был?
— Другой, — ответила Алёна.
— Так прежним он и не будет. А ты и себя, и дочь погубишь, — услышала она в ответ.
— Дочь то при чём! — воскликнула девушка.
— Дети с родителей многое берут, чтобы жизнь им облегчить, — грустно сказала сотрудница.
— Вы мне поможете? — спросила Алёна.
— Я лишь подсказать могу, а выход ты сама ищи, — ответила женщина. — Вспомни, откуда у тебя эта книга, может, родные какие у той бабки остались, к ним и обратись.
— Моя свекровь, её дочь, но она никогда на эту тему не разговаривает, — сказала девушка.
— Ну тогда живи, сколько сможешь, — махнула рукой собеседница.
Алёна даже разозлилась на неё: сначала в душу влезла, а потом отмахнулась. Посмотрев на свои руки,
