Mortal Kombat: Icedpath - Ахэнне

Логика. Математичная логика.

Три разноцветных вихря взирали на заточенного в смертную плоть Рэйдена. Свысока, высокомерно. Они размышляли — и Рэйдену чудилось, что он слышит предсмертный хрип воинов Земли…

— Будь по-твоему, Хранитель Земного царства, — наконец, соизволил откликнуться синий столб тумана. — Но учти: Защитники начнут путь с самого дна, с Не-Мира — и из него обязаны они отыскать дорогу к Башне Шао Канна. Без твоей или Нашей помощи. Если они выиграют — наградим, если проиграют — ты сам отправишься за грань Смерти, Рэйден. Согласен на такие условия?

(Не-Мир… там нельзя, нельзя выжить… Они погибнут, но разве есть выбор, о Древние Боги, вы так любите не оставлять выбора)

Теперь Рэйден как никогда понимал протестующие оскорбительные слова Лю Кэнга и Саб-Зиро.

(Храм Света уничтожен… почему Древние Боги допустили… Они же всеблагие… почему, Рэйден?)

(Твои Боги отобрали у меня всех, кто был дорог мне!.. И чем они лучше тирана-Императора?)

Рэйден поднял голову, его ярко-голубые глаза излучали молнии — заостренные, точно пики.

— Согласен, — твердо сказал бог Грома.

Была тьма.

Нестрашная. Подлунная, будто вожделенный отдых утомленному телу и разуму, и достаточно распахнуть веки, чтобы включиться в жизненный поток.

Около трех ночи, протестировали внутренние часы Саб-Зиро. Значит, через полчаса — снова тренировки. Привычные, и оттого совершенно не трудные. Он не возражал: в полчетвертого утра прохладно даже в июле, а еще горят прозрачные кристаллики звезд, и медитация раскрывает символику их — нездешнюю и прекрасную, словно песни русалок в жемчужных морях.

Даже Лин-Куэй не сумел отобрать у него какие-то приятные моменты.

Нет… Лин-Куэй — это прошлое, это похоронено и запечатано ржавым сургучом оттенка запекшихся сгустков вен. Я — не — Лин-Куэй… и причина полурефлективного отторжения где-то в высшем слое памяти.

(я ищу моего брата, но он умер)

Тоска скользнула крыльями чайки. Он приглушенно застонал. Смерть брата — жестокого, высокомерного и великолепно-недосягаемого — противоречие. Брат вечен.

(умер!)

Да… но вынырни еще выше.

Он проснется в полупустой и битком набитой — из-за уникальной бесхозяйственности владелицы — квартире. Где-то в другой комнате — его друг и девушка друга. Они вдвоем, но днем он — не третий-лишний. Он нужен им. Но пока еще ночь, и он отправится бродить по пустому Сан-Франциско, забавляясь псевдоодиночеством, словно безделушкой… а когда вернется, приготовит завтрак для еще спящих влюбленных, и Смоук заявит, что кофе в его исполнении пить невозможно. Кофе должен быть горячим и горьким, а не холодным и сладким. Нельзя же всех судить по себе, правда?

(эгоист)

(Они — мертвы! Мертвы!)

Нет!

Да. Мертвы, и она — обращена в льдистую прозрачную статую, давно испарившуюся и пролившуюся дождем в океан. Его же изгрызли черви-пружины, и теперь он преследует и проклинает бывшего друга. В дополнение к Скорпиону. Обвиняя. Справедливо.

(эгоист!)

Смерть — тоже эгоистка, отобрала все себе. Ему ничего не оставила.

А еще была Битва, и Шао Канн, и союзники… и крах Эдении, гнилостный Апокалипсис.

Но он остался жив. Зачем-то. Как смешно.

Тогда где же он проснется?

Где?..

— Где? — Лю Кэнг, чей разум тоже подвергся маршу пестрых фантиков прошлой жизни с надписью на обратной стороне "Ты потерял ВСЕ", закричал и оттолкнул от себя обманчиво-нежную темноту.

Практически одновременно с ним подскочили и Китана с Саб-Зиро. Чуть задержались Джакс и Кейдж.

— Где мы?!

Пред ними простиралась Бесконечность — именно так, с большой буквы. Очередная пустыня, но целиком запорошенная пеплом, а вместо небес и горизонта — черно-багровый вращающийся диск. Больше ничего… но безбрежность пейзажа угнетала и раздавливала.

— Черт, — плюнул на шелестящий пепел Кейдж. — Я думал, в бОльшую задницу, чем Внешние Миры вляпаться нельзя. Оказывается, можно.

— Где мы?! — настойчиво повторил Лю, переводя отсутствующий взгляд с диска-неба на спутников.

— В Не-Мире, — никто практически не удивился, когда вспыхнула молния, облекшаяся в высокого человека в конической шляпе. "Было бы странно, если бы он НЕ явился", подумал Саб-Зиро.

— Рэйден! — обрадовался Лю Кэнг. — Рэйден, что случилось?

— Вы умерли, — просто сказал Рэйден. — Вы умерли вместе с Внешними Мирами, но Древние Боги оживили вас, чтобы вы исполнили вашу миссию. Вы обязаны отыскать Башню и Шао Канна и сразиться с ним. Победить его. Ибо если вы погибнете — во второй раз, то все измерения провалятся сюда… навсегда.

— Что?! — заорал Джонни. — Я — мертв?! Я…

Алое зарево Не-Мира подчеркнуло его бледность. Его губы задрожали.

— Я мертв. Я труп. Весело, — тупо повторил Джонни Кейдж.

Джакс взъерошил носком ботинка пепел. Китана посмотрела вверх, точно тщась узреть останки ее родины. Саб-Зиро сложил руки на груди.

(я так и подозревал…)

— Рэйден, но… ты поможешь нам, правда? — нерешительно спросил Лю. Был ли он "трупом" — неважно, важно задание. Справится ли он?

— Нет, — горько ответил Рэйден. — Я не имею права. Таково условие Древних Богов.

Рэйден почему-то в упор воззрился на Саб-Зиро, будто диагностируя его реакцию. Выражение лица воина Холода осталось непроницаемым.

— Рэйден, они не… почему? Почему они против нас?

Бог Грома промолчал. Некоторые уравнения лучше не решать.

— Я желаю вам удачи, — после паузы произнес он.

И исчез. Так же мгновенно, как и появился. Лю растерянно проводил молнию, не веря в предательство. В отсутсвие шансов. Из Не-Мира не выбирался еще никто, ибо это место — апогей кошмара и лжи. Оно прикидывается чем угодно, но живые не входят в Не-Мир… и не выходят.

— Мы идем? — сожженная галька заскрипела под подошвами Саб-Зиро. Китана звякнула веерами, последовав за ним. Затем — остальные. Кейдж тронулся с места последним, все еще бормоча "труп… я труп".

…Сначала поход чудился совсем не сложным. Температурные условия, как и неприятные запахи отсутствовали в Не-Мире, атмосфера больше всего напоминала вакуум. Никаких преград, вроде холмов или оврагов не попадалось. Они шагали, изредка перебрасываясь малозначимыми фразами, точно по ужасно длинной театральной декорации, цирковой арене. Саб-Зиро спросил себя, сколько времени они уже идут, но рассудил, что подлинным мертвецам время не нужно, следовательно, понятие суток здесь исключалось.

Не-Мир — это лимбо.

Что там физика? Прямолинейное движение равнозначно покою?

— Мы что, так и будем топать? — приблизительно через три часа спросил Джакс. — А Башня так и вырастет, вроде поганки, а?

— Черт ее знает, — буркнул Кейдж. Путники разбились "по парам": Лю с Китаной, он с Джаксом… и Саб-Зиро в традиционном гордом одиночестве. — Дерьмо, я с самого начала не хотел ввязываться в этот вонючий Турнир! И вот, меня покоцал тот урод, потом я как последний идиот дрался с розовой дрянью, а еще я сдох на какой-то помойке — типа, Внешний Мир, а теперь я вовсе в аду и должен отыскать этого стукнутого Канна вместе с его Башней… я не хочу! Я хочу домой! В Фриско! Я хочу сниматься в фильмах, тусоваться с красивыми девушками, а не перелопачивать задворки измерений!

— Слушай, Джонни, может, заткнешься? — посоветовал Лю. Нытье Кейджа достало его.

— Сам заткнись!

— Нам нельзя ссориться! — встряла Китана. — Не-Мир разгрызает живое… и души в том числе!

— Да пошла ты, умничать она вздумала, — огрызнулся Джонни. — Сама то на их стороне, то на нашей!.. За себя и говори!

— Ты о чем?

— О тебе… но главным образом, о твоей мамаше! Небось она заварила всю кашу! Если б она не заорала, как резаная, Лю победил бы Милину… и мы были бы дома! — выкрикнул Джонни.

Китана резко обернулась, Кейдж чуть не столкнулся с ней.

— Ты — смеешь — оскорблять — мою — мать?!

— А чего!? Я прав! И женушка Каннова из нее ничего, а?!..

Он не договорил, острие веера прижалось к горлу киноактера. Вееры были слишком остры: по подбородку Кейджа поползла крохотная струйка цвета небес Не-Мира.

— Китана! — заорал Лю Кэнг. Он недолюбливал зануду-Кейджа, но тот был их товарищем.

— Эй, эй, полегче, — Джонни поднял ладони в жесте "сдаюсь". — Окей, извини…

Китана опустила оружие. Моргнула.

— О, — она отвернулась. — И не смей оскорблять Синдел. Она… она не виновата, поверь мне.

Ее голос задрожал. Слезы. Древняя принцесса или нет, она — женщина, и ей пришлось ой как несладко. Вероятно, она сама в глубине души винила Синдел — тем нехорошим, злобным уголком, что проецируется в призраков-преследователей.

И отшатывалась от обугленного, шевелящегося гюрзой уголка.

Она плакала. Лю утешающе обнял ее, отметив, что привыкает к этому.