Эоловы арфы - Владимир Бушин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вашей прекрасной юностью… своей старостью… стенами этого зала, который так хорошо знает нас обоих… я заклинаю вас, Фридрих, я умоляю вас покинуть город.
Энгельс снял слабые руки старика со своих плеч и, осторожно пожимая одну из них, мягко, но настойчиво и громче, чем в первый раз, проговорил:
— Пойдемте, я провожу вас…
На другой день, 12 мая, в субботу, Энгельс чуть свет был на ногах. И опять летал на коне из конца в конец города, руководил строительством баррикад, рытьем окопов, созданием узлов обороны… Но едва ли не раньше, чем он проснулся, в Комитете безопасности с новой силой разгорелась начавшаяся еще вчера борьба вокруг его имени. Слухи и страхи, бродившие по городу, за ночь подогрели оба лагеря — и тот, что требовал лишить Энгельса всех полномочий, даже выслать из города, и тот, который настаивал на предоставлении ему больших прав.
В два часа пополудни к Энгельсу был послан курьер с приказанием немедленно явиться в ратушу. Энгельс, конечно, не мог знать, зачем его вызывают, но насторожился. В высоких запыленных сапогах, в брюках, испачканных глиной, в разорванном у плеча сюртуке, он вошел в зал, готовый ко всему. Такой вид некоторые члены Комитета сочли вызывающим.
— Господин Энгельс, — встретил явившегося Хёхстер, — доложите Комитету безопасности о том, что вы проделали за минувшие сутки.
Энгельс усмехнулся попытке председателя создать впечатление, будто Комитет работает с величайшей четкостью: вчера поручил — сегодня проверяет. Он уже успел увидеть в действиях, во всем поведении Комитета столько нерадивости и трусости, безалаберности и сумятицы! Однако же доложил о сделанном им за сутки как положено.
— Говорят, минувшей ночью вы возглавили разграбление оружейного склада? — спросил кто-то, едва сдерживая негодование.
— Минувшей ночью, — спокойно и четко, даже не повернув головы на голос, ответил Энгельс, — я крепко спал на квартире, любезно отведенной мне Комитетом. А событие, которое вы имеете в виду, говоря о разграблении, произошло не ночью, а вечером. Я не руководил им, как вы утверждаете. Более того, я хотел предупредить стихийную, необдуманную раздачу оружия. Увы, добиться этого мне не удалось.
Члены Комитета помолчали, Хёхстер о чем-то перемолвился со своими соседями, потом попросил Энгельса подойти и со словами: «Мы просим вас взять на себя и артиллерию…» — протянул ему еще один мандат. Корявым почерком Хюнербейна там было написано:
«Настоящим гражданин Ф. Энгельс уполномочивается установить орудия по своему усмотрению, а также потребовать необходимых для этого мастеровых. Связанные с этим расходы оплачивает Комитет безопасности. Эльберфельд, 12 мая 1849 г.
Комитет безопасности.
За комитет
Потман, Хюнербейн, Трост».
Энгельс знал о борьбе в Комитете вокруг его персоны. По этому новому мандату он понял, что сегодня тут возобладали его сторонники, но никакой уверенности в том, что произойдет здесь завтра, у него не было. Разыскав глазами Хюнербейна, он озорно подмигнул ему, понимая, что тот не только своей рукой выписал мандат, но и настойчивей всех добивался его. Хюнербейн чуть заметно кивнул и утвердительно-ободряюще опустил веки.
— Могу я быть свободен? — по-военному четко и одновременно весело, так, словно перед ним люди, которых действительно следует уважать, которым надо беспрекословно подчиняться, спросил Энгельс.
— Да. И приступайте к своим новым обязанностям, ни на минуту не забывая старых, — ответил Хёхстер, с явным удовольствием произнося эти решительные, веские слова.
Энгельс четко повернулся и уже направился к выходу, как Хёхстер вдруг остановил его:
— Одну минуту! Возьмите этот шарф — знак вашей принадлежности к командному составу.
Энгельс снова подошел к председателю и взял шарф. Такие шарфы алого цвета он уже видел у многих. Конечно, и ему хотелось носить это небольшое красное знамя, поэтому он тут же обмотал шарф вокруг шеи.
Выходя из дверей ратуши, Энгельс увидел двух подъезжавших всадников. В одном он тотчас узнал Мирбаха.
— Отто! — крикнул он, сбегая с крыльца.
— Фридрих! Как я рад, что ты здесь! — Всадники спешились, и Мирбах, бросив поводья своему спутнику, подошел к Энгельсу: — Я знаю, что это ты предложил Комитету вызвать меня. Спасибо за честь, но буду ли я благодарить тебя за все остальное — не знаю.
— Иди, они ждут тебя. — Энгельс кивнул головой в сторону ратуши.
— Нет, прежде я хочу поговорить с тобой.
— Этим ты увеличишь и без того немалое число моих врагов.
— Черт с ними, с врагами! Дюжиной-другой больше или меньше — разве для тебя это когда-нибудь имело значение?
— Пожалуй, ты прав… Ну, тогда влезай обратно в седло, и я тебе не только все расскажу, но и покажу.
Мирбах отдал кое-какие распоряжения своему спутнику, и через несколько минут они с Энгельсом уже ехали конь о конь по улицам Эльберфельда.
— Итак, Фридрих, что ты думаешь обо всем этом? Каковы, по-твоему, наши шансы? — искоса бросив озабоченный взгляд, спросил Мирбах.
— Шансы? — Энгельс ласково потрепал по шее коня. — Шансов никаких. Восстание обречено, несмотря на очень благоприятную обстановку во всей Германии.
Мирбах ни слова не ответил, всем видом выражая желание слушать дальше.
— Посуди сам. Вся наша вооруженная сила не больше семисот — восьмисот человек. Соседние города — Бармен, Кроненберг, Леннеп, Лютрингхаузен и другие — к восстанию не примкнули. Мы знаем, что восстали города Хаген, Изерлон и Золинген, но связь установлена только с последним из них. Пруссаки обладают колоссальным превосходством сил. Вся наша провинция окружена семью крепостями, из которых три — крепости первого класса. Развитая сеть железных дорог Рейнской Пруссии и целый флот грузовых пароходов дают возможность правительству быстро доставить войска в любой пункт. Правительство приказало стянуть из Везеля, Вестфалии и восточных провинций целую армию в двадцать тысяч человек с многочисленной кавалерией и артиллерией. А за Руром по всем правилам военного искусства сформирована стратегическая группировка. В этих условиях восстание в Эльберфельде, да и в провинции вообще, может иметь шансы на успех только при совершенно исключительных обстоятельствах.
— При каких же именно? — нервно стегнув лошадь, бросил Мирбах.
— Ну, тут уж мы вступили бы в область чистой фантастики, — горько усмехнулся Энгельс, в свою очередь давая поводья своему коню. — Главное условие — чтобы крепости оказались в руках народа. А это может случиться только в том случае, если военные власти, напуганные какими-нибудь мощными внешними событиями, потеряют голову или если войска хотя бы частично примкнут к восставшим. Но рассчитывать ни на то, ни на другое, как ты понимаешь, не приходится.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});